Глава вторая. УЧЕНИК КУЗНЕЦА (февраль 1184-го года)
...- И тело напрягает, и ум в праздности не оставляет, - говорил Людота о своем ремесле, и Роман все чаще соглашался с наставником. Цивилизованный жирок с него давно сошел, сделав мускулатуру сухой и рельефной, плечи и грудь налились силой. Еще бы - помаши-ка целый день тяжелым кием-молотом без всяких скидок на малолетство!
Хитростей, приемов разных и заветных секретов в деле кузнечном столько, что успевай перенимать от мастера, а если умом нерасторопен, то так и останешься в подмастерьях. Но Роману это не грозило - за срок ученичества он уже многое умел, еще больше понимал и постоянно приставал к Людоте с расспросами и просьбами доверить более сложную работу.
- Не торопись, - посмеивался Людота. - Все своим чередом. Сила в руках есть, голова на плечах и глаз у тебя верный. Но ум и сноровка должны в руки перейти, а это быстро не случается.
Основами ремесла Роман овладел еще до разговора с посадником, теперь же Людота учил его настоящему мастерству. Кузнец секретов не таил, но передавал их неспешно.
- Хочешь мечи булатные ковать, да брони* надежные - научись сначала гвозди делать, - говорил Людота. - Потом подковы, лопаты, серпы. А уж потом... ухваты для баб.
Когда дело получалось, железо об железо пело радостно, настраивая на веселый лад.
- Зря смеешься, - с шутливой серьезностью упрекал Романа мастер. - Ухват - вещь зело полезная. Хоть у Марфы спроси: А если без смеха, каждая вещь, пусть самая незатейливая, из-под рук твоих выходить должна ладная да крепкая. Иначе меч, сабля, панцирь ли кольчатый* тебе не дадутся.
По понятиям Людоты и череды его предков-кузнецов, каждый металлический предмет, еще не будучи выкован, имеет свою душу. И чтобы извлечь эту вещь из куска железа - будь то гвоздь или меч - надо, чтобы душа кузнеца была сильнее и выше души этого предмета во столько же крат, во сколько Бог выше созданного им человека. Другими словами - человек должен становиться немного богом. Но не всякому дано быть богом мечей...
:Зимний день короток.
- Старики бают*, - усмехнулся Людота, отрываясь от работы, - первый кузнец во времена изначальные выковал оружие для бога Перуна, и тем оружием бог победил змея Велеса. В награду за помощь всем кузнецам дано больше, чем прочим людям.
Вышли во двор - после кузнечного смрада задышалось легко.
- Опричь* того бают, - продолжил мастер, - что все кузнецы, померев, обязательно в рай попадают. Потому что и там работы кузнечной много.
Протоптанной дорожкой прошли через заснеженное репище - кузня стояла в самом его конце над обрывом. На столбах надежной изгороди - от зверя дикого и человека лихого - красовались коровьи и лошадиные черепа: по дедовской традиции они оберегали от нечисти всякой, что страшнее любого татя*.
- А уж кто кузнец, а кто нет - там решат, - Людота показал рукой на темнеющее небо. - Так что, Ромша, становись кузнецом настоящим - не пожалеешь.
Подошли к избе.
- Мать! - крикнул Людота со двора. - Кузнецы злые и голодные пришли.
- Поможем беде вашей, батюшка, - отозвалась Марфа из-за приоткрытой двери.
Пахнуло жилым избяным духом, - таким же, как в доме прадеда, в деревне Бегоще, что под Рыльском, куда Романа возили маленьким. Дочки-близняшки со смехом повисли с двух сторон на отце. Звякнула щеколда калитки и румяный с мороза Никишка ввалился в избу вместе с ледункой*, на которой весь день катался с горы.
- Снег-то стряхни в сенях, - прикрикнула на него Марфа.
Людота прочитал вслух короткую молитву, которую все повторили за ним. Степенно перекрестившись на иконы, расположились за столом. Даже девчонки-хохотушки притихли - с малолетства приучены, что стол - Божья ладонь, а гневить Бога нельзя.
Хозяин от круглого ароматного хлеба отрезал каждому по куску: три больших и три маленьких. Ужинали пшенной кашей, поочередно запуская ложки в горячий чугунок. Вкусно, с маслицем коровьим - пост уже позади. Запили ягодным киселем.
- Еще хотим киселька, - дружно попросили сестренки.
Отужинав, Роман переоделся в свежую рубаху и стал натягивать сапоги.
- Далеко ли собрался? - забеспокоилась хозяйка. - Ночь на дворе.
- Алешка Шалыга* на посиделки звал, - отметил Роман.
- Знаю я твоего Алешку - опять с кем ни-то в драку полезет, хоть и хилый, а тебя втягивать будет, - ворчала Марфа.
- Пусть идет, - усмехнулся Людота. - А намнут бока - только на пользу.
Людота вышел за Романом в сени и вполголоса продолжил:
- Ты на рожон*-то не лезь. Нелюб обиду долго не забудет. Неровен час - лихих людей подошлет.
И сняв с гвоздя, кузнец сунул Роману за отворот полушубка увесистый кистень*.
- Так-то вернее.
Две белокурые головенки сестер выглянули из избы в сени:
- А баснь* обещался рассказать, Ромша. Про Красную Шапочку, про Колобка, да про снежную королеву.
Роман часто баловал девчонок сказками из своего времени.
- А про лесовика мохнатого не рассказать? - Людота увлек дочек за собой в хату:
После поединка в детинце Роман стал местной знаменитостью - кулачную сноровку здесь ценили. Да и соперник его Нелюб всем уже изрядно надоел своей наглостью и спесью. За заслуги отца, всеми уважаемого воина, погибшего в битве в прошлом году, Нелюба взяли в детские*. Обучали воинскому ремеслу, готовили в дружинники. Но к учебе он был не охоч - видно, и здесь на наглость полагался.
- Теперь Срезень житья ему не даст, загоняет уроками воинскими, - радовался Алешка Шалыга, много натерпевшийся от кулаков Нелюба. - А то и вовсе из детских изринет.
Срезень - тот самый, что отобрал у Нелюба нож и воинский пояс - был старшиной курской дружины. Он отвечал перед князем за ее боевое состояние: за подбор новых гридней*, обучение и воспитание молодежи, соблюдение воинских традиций и за много чего другого.
- Не воевода, а старшина, - объяснял Людота. - Воевода в ратное время верховодит, а старшина воинский каждый день.
Тот, кто "кормит с конца копья", - Роман вспомнил фразу из "Слова о полку Игореве".
- Уж он-то много чего рассказать бы мог, - продолжал Людота. - Да вот на словеса больно скуп:
...Возвращались с посиделок поздно - завтра воскресенье и можно поспать подольше. Всех девок по домам развели в целости и сохранности и теперь шли вдвоем с Алешкой, весело пересмеиваясь, вспоминая разное из минувшего вечера. Снег морозно поскрипывал под ногами, нарушая ночную тишину. Худого ниоткуда не ждали, потому-то, наверное, и не почуяли чужих шагов.
Алешка запнулся на полуслове, охнул негромко, и когда Роман обернулся, то увидел, что его товарищ падает, схватившись за голову, а над ним самим уже занесен то ли топор, то ли дубинка - в темноте не разберешь. От удара Роман увернулся, еще не понимая толком, что происходит - тело соображало быстрее разума. Но в следующее мгновение стало ясно, что дело нешуточное.
Наносивший удар вложил в него всю силу, намериваясь завершить дело сразу. Промаха не ожидал, а потому тяжелая дубина увлекла своего владельца - он неловко присел, помешав другим, подбегавшим по протоптанной тропинке с занесенным оружием. У двоих дубины, у одного топор. На помощь слободичей надеяться не понадеешься - не успеют.
"Ну да ладно, поглядим еще", - подумал Роман и ударил сам. Недаром он последние месяцы усиленно поддерживал форму. Нога в добротно подкованном сапоге - подковки сам ковал - впечаталась в обросшую всклокоченной бородищей рожу ближайшего лихого*. Жалобно скуля и выплевывая выбитые зубы, он на четвереньках уполз в сторону, обильно черня снег кровью. Другого Роман сбил подсечкой, оседлал и до хруста заломил руку - тот заорал благим матом. Но был еще один, оружие которого уже занесено. Роман откатился в сторону, и вовремя - разом оборвав вопли, обух топора, предназначенный для головы Романа, пришелся мужику по загривку.
Третий лихой бросил топор и как заяц, запрыгал по сугробам. Потревоженная слобода просыпалась, отовсюду слышались крики, кто-то бежал с оглоблей в руках.
Роман поспешил к Алешке. Тот сидел, обхватив руками голову и непонимающе озирался. Как потом решили, спасла Шалыгу высокая медвежья шапка на мягкой стеганой подкладке.
Один из лихих, которому досталось топором, так и не поднялся. Остальных скрутили, рьяно угощая пинками и зуботычинами. Прибежавшие на помощь слобожане - босые, в одних рубахах - разгорячившись, решили тут же разбойников и кончить, чтобы другим неповадно было. Но Людота самовольничать не дал - распорядился лихих до утра запереть и сторожить. Суд - дело княжье.
:Марфа, как положено по поверью, велела Роману заглянуть в печь, помазала ему лоб тестом из квашни - рядом со смертью был.
- Что ж кистень-то не достал? - спросил Людота, выслушав рассказ Романа о происшедшем.
- Не успел, - ответил Роман. - Да и не больно я им владею.
- Научу, - пообещал Людота.
Поутру двух связанных разбойников и убиенного повезли на санях в город. Потом пришел Алешка Шалыга, показал из-под приложенных капустных листов здоровенную шишку и сообщил, что те трое - люди богатого купца, гостя киевского. В Курске родни у них нет, кто подослал, не сказали - ошиблись, мол. Купец предложил за своих людей заплатить немалый откуп и обещал немедля убраться с ними из Курска. Людота и Алешкин отец возражать не стали - кому охота тяжбу разводить.
К полудню вернулся Людота. Увесистый кошель серебра разделил на три части: себе, Шалыгам, и на нужды слободы.
- А Нелюб захворал тяжко, - засмеялся Людота, пряча деньги в кованный сундук. - Дома лежит, того и гляди, Богу душу отдаст со страху.
Опасения Нелюба - если это он подослал убийц - были понятны: Людота, а стало быть, и Роман - люди княжьи, и закон в этом случае был особо строг.
- На деньги эти, как в силу войдешь да жениться задумаешь, мы тебе избу поставим дубовую, с горницей и дымоходом.
"Этого только не хватало", - с тревогой подумал Роман.
- Так что в будущем году приглядывай себе девку - постатнее да порукодельнее.
Но до положенного Людотой срока много грозных событий сотрясут землю - не до свадьбы будет:
Роману стоило труда выяснить, в какой именно год он попал. Никто из вопрошаемых им ближних слободичей этого не знал, а многие просто не понимали, о чем их спрашивают. Этих людей мало что связывало с летоисчислением: трудовой стаж все равно никто не учтет, пенсии от князя или боярина не дождешься, а возраст никого не интересовал - главное, как человек выглядит, силен ли он телом и разумом.
Спросить же "который ныне год" у попа в церкви - уж тот-то должен знать - долго не было случая. Когда же Роман выяснил, что от сотворения мира шел 6529 год, оказалось, он не знает, как перевести это летоисчисление в привычное. Но и эту задачу Роман решил, узнав из того же источника год крещения Руси в старом летоисчислении и помня, что было это в году 988 от рождества Христова. Текущий год оказался годом 1183 - меньше полутора лет оставалось до событий, описанных в "Слове о полку Игореве". Если верить "Слову" и летописям - мало кому из воинов-курян доведется вернуться из этого похода.
"...Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы", - помнилась Роману фраза из "Слова". Остальной текст в голове не удержался, но историческую фабулу предстоящих событий Роман помнил хорошо - он даже писал реферат на эту тему.
Редкий год обходился здесь без войн и походов. Военный сезон открывался, как только сходил снег, и длился до осенней распутицы. Следующей весной (1184-го года) Новгород-северский князь Игорь Святославич, старший брат курского князя Всеволода, возглавит совместный поход нескольких южнорусских князей на половцев. Князя Игоря устраивала только громкая победа, а таковой не случится, и тогда он решит поставить на карту удачи все, организовав с подручными ему князьями самостоятельный дальний рейд в Степь весной 1185 года. Через год и четыре месяца (если считать с января 1184 года) Игорь, его брат Всеволод, сын и племянник выметут в своих землях все годное к рати мужское население и бросят его со своими дружинами в полуденную сторону:
Роман часто думал о том, что из всех людей, которые его окружают, он - пришелец неизвестно откуда - наиболее защищен. Ведь если ему суждено будет завершить свою жизнь здесь - погибнуть ли в бою, или умереть через десятилетия в окружении детей и внуков - то лет через восемьсот он неизбежно родится снова. Родится, чтобы через шестнадцать лет его опять занесло в двенадцатый век. Петля времени, из которой не вырвешься. То есть, по сути, он бессмертен - может быть, только он один во всей вселенной.
"Чур меня от мыслей этих бредовых - что-то да придумается", - успокаивал себя Роман.
Но время шло и ничего не менялось:
За неделю до Масленицы, утром, когда Роман "растягивался" на заснеженном дворе, кто-то постучал в ворота. Это был Срезень* верхом на рослом вороном жеребце. Все та же волчья куртка без рукавов поверх рубахи из цатры*. Холодные серые глаза чуть насмешливо смотрели на отрока.
Роман вежливо поклонился гостю, как старшему годами и чином.
- По-здорову ли поживаешь, молодец? - поприветствовал Романа воин и, не дожидаясь ответа, продолжил: - А дома ли Людота? Покличь-ка.
Людота вышел в накинутом на плечи зипуне, отворил ворота, впуская гостя и придержал коня, пока Срезень не спрыгнул на землю. Только после этого кузнец и воин почтительно поклонились друг другу - как равные - и осведомились о здоровье друг друга. Подав повод Роману, воинский старшина вошел в избу, пропущенный Людотой вперед, как положено при встрече желанного гостя:
Со двора Роману было слышно, как гость негромко поздоровался с хозяйкой, старясь не разбудить спящих ребятишек, вежливо отказался от угощения и заторопился уходить. Ритуал проявления почтения к хозяевам и к дому был соблюден. Наверняка в избе воинский старшина сначала поклонился на печь, потом перекрестился на иконы.
Скоро хозяин с гостем вернулись во двор, и пошли к кузне, позвав Романа. Срезень приехал на погляд заказанного им меча, в котором оставалось лишь отполировать широкое, метровой длины лезвие.
Старшина примерился к оружию, выйдя из кузни - там было тесновато для широкого размаха. Подбоченясь, он повертел мечом над головой - рассеченный сталью воздух натужно шуршал. "Как вертолет, - подумал Роман, - попробуй, подойди". Срезень перекинул меч в левую руку, потом обратно, уравновесил его на ребре ладони, определяя центр тяжести, проверил на гибкость.
Наконец, старшина одобрительно кивнул и, судя по довольной физиономии кузнеца, дождаться более высокой оценки от этого человека было трудно.
Не выпуская оружия, Срезень взглядом остановился на Романе и вдруг меч из его рук полетел в сторону отрока. Посланный острием вперед меч сделал в воздухе полоборота и завершил бы свой полет, ударившись рукояткой в грудь Романа. Можно было или увернуться от него, или поймать. Роман поймал.
- А ну, покажи, что умеешь, - велел старшина.
Роман, понимая, что делать этого не следовало, произвел с мечом несколько упражнений в восточном стиле, что втайне делал и раньше. Кузнец аж крякнул от изумления.
- Тебя кто научил? - по-прежнему невозмутимо спросил Срезень.
Роман чуть было не ответил: "В кино видел".
- Смутно помню, - сказал он. - Кажется, полоняник из дальних земель.
Допытываться о большем Срезень не стал, видно об истории Романа он был наслышан. Садясь в седло, сказал Людоте:
- Скоро бои стеночные начнутся, так ты ему биться не дозволяй, - и уехал, ничего более не объясняя.
Проводив гостя, Людота с досадой сказал:
- Видать, он в тебе воина узрел - теперь не отстанет.
Словарь:
бронь, панцирь кольчатый - кольчуга
бают - говорят
опричь - кроме
ледунка - отрезок доски с намороженным слоем льда, самодельные санки
тать - вор, разбойник
рожон,
рожно - вид копья
кистень - оружие, состоящее из короткой деревянной
рукоятки и подвешенного на цепочке металлического шара.
шалыга - разновидность кистеня
баснь - сказка
гридень - молодой воин в дружине
детские - воспитанники дружины
срезень - вид наконечника для стрел
лихой - разбойник
цатра - ткань из козьего пуха
Назад - Оглавление- Продолжение
© Виктор КРЮКОВ.
|