С ВЫСОТЫ ПРОЖИТЫХ ЛЕТ

автор: Н.СИНЯНСКАЯ

Не так давно курянин Сергей Никанорович Романовский отметил начало 95-го года своей жизни. Чествование именинника было данью не только возрасту. Перед нами -человек незаурядного характера и редкой, необычной судьбы. К тому же не часто встретишь людей столь преклонного возраста, которые не только многое повидали на своем веку, но и со всеми подробностями помнят события своей жизни.

Всегда подтянутый и аккуратный, обязательный и неизменно вежливый пожилой сухощавый человек с гладкой серебряной головой и большими внимательными глазами, Сергей Никанорович вызывает у окружающих восхищенное удивление своей необыкновенной памятью. Он помнит учителей и уроки в начальной школе, куда пошел учиться 1 сентября 1915 года. Помнит, что в 1922 году свежая булка стоила 5 коп; а на другой день та же булка, будучи "вчерашней", стоила на 2 коп. дешевле. Он, похоже, знает историю каждого здания в центральной части города и топографию курских улиц в до- и послереволюционные годы. Память Сергея Никаноровича напоминает архив, безошибочно точно хранящий факты, события, имена и судьбы ж людей, с которыми его сталкивала жизнь. Человек очень общительный, он охотно рассказывает о себе. В этих рассказах и его собственная непростая жизнь, человека дворянского происхождения в государстве рабоче-крестьянской диктатуры, и история провинциального города во всех подробностях и деталях повседневности.

В Сергею Никаноровичу выпало прожить очень долгую жизнь, пройти через разные эпохи. Безмятежное счастливое детство в предреволюционном Курске сменилось отрочеством, выпавшим на годы военного коммунизма, нэпа и первых советских пятилеток. Мечтания юности столкнулись с серьезными жизненными испытаниями. До сих пор Сергей Никанорович не может без горечи вспоминать о своих безуспешных попытках - 5 раз! - поступить в военно-морское училище. Отказывали всегда по одной причине: непролетарское происхождение.

Крутым зигзагом в биографии молодого человека стал переезд семьи в середине 30-х годов из голодающей центральной России на Дальний Восток, в Хабаровск. В 1941-м Сергей был призван в армию, а после войны семья вернулась в Курск. О том, как жил и рос, поднимаясь из руин, послевоенный город, Сергей Никанорович может рассказывать часами.

В его рассказах не только друзья, соседи, сослуживцы, но и люди, оставившие тот или иной след в истории нашей страны. Это известный спортсмен и ученый-медик, один из основоположников физкультурного движения и спортивной медицины в СССР Иван Михайлович Саркизов-Серазши, международные гроссмейстеры по шахматам В. Алаторцев и А. Лилиенталь, будущий композитор Георгий Свиридов, поэты Н. Асеев и В. Маяковский, художник А. Дейнека и многие другие.

Помимо исторической точности, у воспоминаний Сергея Никаноровича есть еще одна отличительная особенность. Это - своя позиция, свой взгляд на увиденное, который нередко весьма отличается от общепринятых оценок.

Таков в нескольких штрихах портрет человека, чьи воспоминания о своей жизни, неразрывно связанные с историей Курска, мы предлагаем вниманию наших читателей.

В 1911 году меня, двухлетнего ребенка, перевезли на новое место жительства. Мой отец Никанор Александрович Романовский купил дом на 3-й Мещанской улице (теперь ул. Чехова). Дубовый одноэтажный особняк с 6-ю комнатами и верандой, с хозяйственными постройками и участком земли в 0,2 га стоил в 1911 г. 3 тысячи рублей ассигнациями. Дом этот, измененный переделками новых хозяев, жив и по сию пору.

До моего отца хозяином дома был некий военный Чесноков, кажется, полковник. Помню, что в его конюшне на усадьбе стояли три прекрасные лошади и я ребенком подолгу ими любовался. Купив дом, отец сделал в нем капитальный ремонт: вместо четырех деревянных тумб был подведен новый прочный фундамент, сменили крышу, заново настлали полы, сделали внутренний ремонт. В начале века это была типичная городская усадьба - до революции 1917 г. так жили люди городского среднего класса: духовенство, купцы, чиновники, мещане.

До этого наша семья - отец, мать и трое сыновей (я - самый младший) - снимала квартиру в доме, расположенном по улице Кузнечной (теперь ул. Дубровинского) в восточной части города. В двухэтажном доме, тоже теперь сильно перестроенном, наша семья занимала второй этаж. Хозяином был Василий Михайлович Бочаров. Неподалеку находился дом, принадлежавший моему деду по матери Карлу-Александру-Густаву Вагнеру. Так как я в младенчестве часто болел и от этого плакал, мама отсылала меня к деду, чтобы я своими криками не беспокоил отца.

МОЙ отец Н. А. Романовский был чиновником, т. е. госслужащим, и всю свою жизнь проработал в почтовом ведомстве. Сам он происходил из духовного сословия - его отец, а мой дед Александр Бенедиктович, был протоиереем в селе Бирзула, близ Киева. Отец окончил Нежинскую гимназию в Полтаве, ту самую, в которой учился Н. В. Гоголь, а затем работал на телеграфе, потом на почте - разъездным чиновником в почтовом вагоне. После смерти (от родов) своей первой жены он переехал в Курск на должность начальника почты железнодорожной станции Курск-1.

Отец вышел в отставку в 1913 году, дослужившись до чина коллежского советника. Этот чин давал ему право на получение звания потомственного дворянина. Вот так я и мои братья оказались в дворянском сословии. Наверное, не все сегодня знают, что раньше дворянское звание было потомственным и личным. Личное дворянство давалось конкретному лицу и не распространялось на его детей, внуков и т. д., в отличие от звания потомственного дворянина. Моя мать Евгения Александровна Романовская, урожденная Вагнер, тоже происходила из семьи государственного служащего. Ее отец К.-А.-Г. Вагнер, по национальности немец, был начальником железнодорожной станции Коренная пустынь. Когда четверо детей подросли и их надо было учить, семья переехала в Курск. Здесь моя мать окончила женскую Мариинскую гимназию, теперь это здание госуниверситета. Одним из самых сильных впечатлений ее юности было воспоминание о приезде в Курск в 1902 г. царя Николая II. Она часто рассказывала нам об этом.

В НАЧАЛЕ XX века территория Курска была значительно меньше, чем теперь. Центральные улицы, пересекавшие город с севера на юг, назывались Московской и Херсонской (теперь Ленина и Дзержинского). Они оканчивались Московскими и Херсонскими воротами. Я вырос в южной части Курска и хорошо помню его дома и улицы, город утопал в садах. Курск стал плотно застраиваться только после войны, в конце 40-х годов.

Когда мы переехали в новый дом, отец пригласил садовника, чтобы распланировать участок под насаждения. Садовника звали Степаном Васильевичем. Это был совсем молодой человек лет 20 - 22-х, но планировку сада он сделал великолепно. По его плану были высажены деревья, кустарники, разбиты цветники, клумбы, лужайки, проложены дорожки, сделан водоем, поставлены скамейки. Степан Васильевич был выходцем из приюта, который располагался в здании из красного кирпича на углу улиц Выгонной (теперь 50 лет Октября) и Суворовской.

Приютом называлось заведение для детей-сирот, что-то вроде детского дома. У этого приюта было собственное большое хозяйство - лошади, коровы, огороды, и воспитанники получали навыки по уходу за животными, умения в планировке усадеб, агрономические познания. Можно сказать, что этот приют был чем-то вроде сельскохозяйственной школы. Деревья, посаженные Степаном Васильевичем, со временем превратились в прекрасный сад. Половину его у нас отобрали в 1962 г., когда на примыкающей к нашей усадьбе территории по 2-й Мещанской улице (теперь ул. Ломоносова) открыли детское дошкольное учреждение.

В начале века дома-усадьбы стояли на городских улицах очень просторно. На против нашего дома находилась усадьба с территорией участка около гектара. Чуть подальше стояли три дома богатой купчихи Горбовской. Купчиха была благотворительницей - она выстроила прекрасный дом с церковью на втором этаже для престарелых приказчиков. Этот дом позже был разорен и разграблен, как и многие другие богадельни.

ПОМНЮ также просторную и красивую усадьбу Ахросимова, предводителя уездного дворянства. Усадьба эта находилась на верхнем углу улиц Миленинской и Херсонской (теперь улицы Советская и Дзержинского). В этом квартале было всего три постройки: нынешнее здание кинотеатра, 2-этажное здание землемерного училища, а дальше располагалась усадьба Ахросимова.

Ахросимов тоже являлся благотворителем. Наискосок от его усадьба, на месте теперешней пятиэтажки, был приют для девочек, содержавшийся на деньги этого богача. Помню, в начале 20-х годов я видел воспитанниц приюта на прогулке. У них была очень красивая форма -одинаковые темно-вишневые платья и белые фартучки. Приют этот был расформирован в конце 20-х годов, а здание отдали под поликлинику инвалидов войны. В 70-е годы старый дом сломал к, и на его месте появилось типовое 5-этажное жилое здание советских времен.

НАША семья считалась семьей среднего достатка, мы жили устойчиво и обеспеченно. Жалованья отца - 120 руб. - хватало, чтобы прокормить семью и держать прислугу. Мы жили тогда вшестером: отец, мать, бабушка по материнской линии и трое детей. Отец ходил на службу, мама занималась детьми, бабушка помогала прислуге вести домашнее хозяйство. Я помню, что по воскресеньям отец сам любил ходить на базар покупать овощи - он знал в них толк.

В нашей семье всегда отмечались православные праздники, в дни которых обязательно собирались гости. Постоянными гостями были моя крестная мать Наталья Васильевна Данилова, полковник Шумаков и священник Введенской церкви, что в Ямской, отец Иван. В этой церкви я был крещен. А Павел Петрович Шумаков, инвалид русско-турецкой войны, был старинным приятелем моего отца. Его дочь Нина Павловна училась в Марии некой гимназии вместе с моей матерью и вышла замуж за Николая Даниловича Диковского, ветеринарного врача и ученого-микробиолога, основателя Курской ветеринарной лаборатории (впоследствии Курской биофабрики). Жизнь распорядилась так, что обе девушки - и моя мать, и Нина Павловна -вышли замуж за людей гораздо старше себя: мой отец родился в 1856 г., Николай Данилович в 1959 г. Может быть, еще и поэтому молодые женщины продолжали дружить и после замужества и рождения детей. Я по мню, как мы с мамой и старшим братом Володей ходили в гости к Диковским. Они жили тогда на Садовой в доме № 10.

КОГДА в доме собирались гости, всегда накрывался стол с закусками и напитками или устраивалось чаепитие. К столу обязательно полагались крепкие напитки - водка или мадера, херес, кагор, но допьяна никто никогда не напивался. После застолья играли в карты - вист или преферанс, мама садилась за фортепиано.

В простые дни она водила меня и старшего брата Володю гулять. Обычно мы ходили в кондитерскую Левашкевича. Она находилась на месте нынешнего гастронома № 1. Это было небольшое помещение с уютным залом, где стояли круглые мраморные столики со стульями. Там мы угощались какао, пирожными и конфетами. Кондитерская Левашкевича считалась лучшей в городе. Сам Левашкевич был поставщиком двора Его Императорского Величества. Это он обслуживал Николая II и его свиту во время визита царя в Курск в 1902 году.

Всего в городе было две кондитерские: Вторая находилась на Херсонской улице, в квартале между Чумаковской и Дружининской, но туда нас не водили. Здание этой кондитерской сохранилось до нынешних времен. Но того безумно сладкого запаха, что волнует меня до сих пор, давно уже нет. Конечно, не обо всем, что безвозвратно ушло, стоит жалеть. Но все-таки многое, по крайней мере в духовной сфере, мы потеряли. Так мне кажется с высоты своих прожитых лет.

1 сентября 1915 года - мне было 6 лет - мама отвела меня в начальную школу, которую уже окончил к тому времени мой старший брат Володя. Это была частная 2-класс-ная школа Клавдии Ивановны Спасской. Она располагалась в пятом доме от угла улицы Покровской (теперь Большевиков) по направлению к Михайловской церкви. Дом К.И. Спасской стоял рядом с церковно-приходской школой при Михайловской церкви. Он сохранился до наших дней, сейчас это жилой дом № 44 по улице Верхне-Луговой. Школа занимала второй этаж каменного здания с шестью близкопоставленными окнами по фасаду В первом этаже жила Клавдия Ивановна и ее муж Иван Дормидонтович, учитель 2-го городского реального училища.

Когда мама привела меня в школу, я должен был выдержать небольшой экзамен - прочитать две молитвы, одна из них "Отче наш". Экзаменатором был священник отец Николай, он преподавал в школе Закон Божий. Отец Николай был настоятелем находившейся неподалеку Георгиевской церкви. В 30-е годы Георгиевская церковь на нижнем углу улиц Золотаревской и Херсонской (теперешних Гайдара и Дзержинского) была разрушена, как и многие другие церкви в Курске. Позже, после войны, на этом месте построили жилой дом с гастрономическим магазином № 4 в нижнем этаже. Наискосок от Золотаревской улицы и по сей день стоит старейшая в городе Георгиевская аптека, а напротив через дорогу, где сейчас сквер с памятником погибшим и войне в Афганистане, была Георгиевская площадь. На этой площади в Георгиевский день (через две недели после Пасхи) устраивались народные гуляния.

Что собой представляла частная начальная школа до революции? В школе К. И. Спасской было 20 учеников, по 10 человек в первом и втором отделениях. Все мы занимались в одной большой комнате. В классе стояли два ряда парт, по 5 парт в каждом. За партой сидели по два человека, в основном мальчики. Были и девочки, но очень мало. Перед каждым рядом висела своя учебная доска, а посередине у стены стояла фисгармония, на которой Клавдия Ивановна аккомпанировала пению. Хотя учеников было довольно много, но шума и гама в классе никогда не было.

В школу я ходил один без сопровождающих, проходя пешком весь путь от нашей 3-й Мещанской (Чехова) по Покровской (Большевиков). Уроки начинались в 9 часов. Перед началом занятий дежурный читал молитву Каждый день было три урока, и в 12 часов я уже был дома. Отец Николай преподавал Закон Божий, Клавдия Ивановна - русский язык, арифметику, чистописание, рисование и пение. Из песен, которые мы тогда учили, я до сих пор помню "Песню на освобождение крестьян", которая начиналась словами "Не с росой ли ты спустилась, не во сне ли вижу я". Клавдия Ивановна была молодая женщина лет 35 со светлой косой вокруг головы, в черной длинной юбке и белой кофточке.

В школе я дружил с соседом по парте, его звали Юра Шмыгун. Их семья жила неподалеку от нас на Суворовской улице. Отец Юры был военным, капитаном царской армии. После революции семья капитана Шмыгуна, как и многие другие семьи белогвардейских офицеров, уехала в Югославию. Что сталось с Юрой, я не знаю. Из других своих соучеников по начальной школе я запомнил мальчика по фамилии Сорин, потому что он прекрасно рисовал. До сих пор помню сделанный им портретный рисунок Юры Шмыгуна.

После окончания начальной школы меня отдали во 2-е городское реальное училище, где я прозанимался один год у Ивана Дормидонтовича. Революция 1917 года все изменила. В 1918 году начался так называемый "военный коммунизм", и мое учение остановилось.

Дореволюционная система образования отличалась от той, какой она стала при Советской власти. Образование было дело добровольным. Образовательная система состояла из трех ступеней и строилась как бы по спирали. Высшей из них был университет. Читать, писать и считать учили в начальных школах - частных, государственных и церковных. Следующая ступень - гимназии или реальные училища. Единственная в Курске мужская гимназия помещалась в просторном 3-этажном здании на Красной площади, обращенном окнами к Херсонской улице (ул. Дзержинского). Мужская гимназия имела свою церковь, прекрасную библиотеку и славилась великолепными педагогами. Реальные училища находились по обе стороны Московской улицы (ул. Ленина). 1-е реальное училище им. Кутузова стояло на углу Троицкого переулка (ул. Бебеля) и 2-й Сергиевской улицы (ул. Володарского), неподалеку от Сергиево-Казанского собора. А 2-е реальное училище, в котором учились я и мой старший брат Володя, располагалось на углу улиц Чикинской (Ватутина) и Московской (Ленина) напротив теперешней улицы Кати Зеленко. Оба здания не сохранились, были разрушены в войну

И гимназисты, и реалисты ходили в форменной одежде. В реальных училищах одежда различалась только цветом канта на фуражке. Я носил фуражку с синим кантом, а если встречал мальчика в форме реального училища в фуражке с желтым кантом, знал, что он из кутузовского училища.

Разница между гимназией и реальным училищем была та, что в гимназии делался акцент на изучение иностранных языков и гуманитарных наук, а в реальном училище - на математику, черчение, рисование и естественные науки. Иначе говоря, гимназия давала подготовку будущим врачам и педагогам, а реальное училище - инженерам и техникам. И там, и там обучение было семилетним, не считая подготовительного класса.

Во 2-м реальном училище, где учился мой старший брат Володя, я проучился, к сожалению, только один год на подготовительном отделении. С 1918 г. занятия прекратились. В стране началась гражданская война, а для простых обывателей - эпоха военного коммунизма. Это были очень тяжелые, голодные и холодные годы, когда все привычные вещи - учение в школе, магазины, игры и развлечения - исчезли и жизнь свелась к каждодневной борьбе за существование, к элементарному выживанию. Отец уже не работал. Мы жили в основном тем, что продавали вещи и на вырученные деньги покупали у крестьян в ближайших деревнях продукты. Или же меняли вещи на картошку, муку, печеный хлеб, керосин. На Красной площади на месте нынешнего Дома связи образовался вещевой рынок (барахолка). Мама и тетя часто ходили за продуктами в близлежащие деревни за Сеймским мостом - Киселевку, Ламоново, Гуторово. За дровами ездили на Мокву. Перед нашим домом росло пять огромных красавцев-тополей. В те годы все они были пущены под топор, на дрова.

В годы гражданской войны (1918-1921) школьная система была фактически парализована. В эпоху военного коммунизма я побывал в трех школах. Школы стали тем редким местом, где детям давали немного поесть. Сначала я ходил в школу, которая размещалась во втором этаже здания на улице Щепкина за землеустроительным училищем. На первом этаже там была ресторация Ветчинкина, но сам хозяин вскоре уехал за границу. Занятия в школе шли через пень-колоду, в холодное время их часто отменяли, потому что нечем было топить. В 1922 году и школу, и ресторан ликвидировали. Потом была шхола при духовной семинарии, теперь это здание поликлиники на Дзержинского, рядом с Домом профсоюзов. Напротив нашего дома в саду купчихи Горбовской стоял большой сарай, в котором организовали школу-столовую. Дети, которые приходили туда со всего города, получали горячую чечевичную похлебку с салом.

В 1922 г. новая экономическая политика - НЭП - объявленная советской властью весной 1921 г., начала приносить плоды в виде достатка продовольствия, стали открываться первые советские школы. В 13 лет я пошел учиться в трудовую 9-летнюю школу № 4 им. Ленина. Был принят в 1-ю группу 2-й ступени (теперешний 5-й класс) и окончил школу в 1928 году. Школа располагалась в здании бывшей мужской гимназии, и большинство ее учителей были прежние гимназические учителя.

В 20-е годы в Курске было 7 школ. 1-е реальное училище превратилось в школу № 1 им. Кутузова, 2-е реальное училище стало школой № 5. Я и мой брат Володя окончили школу № 4 им. Ленина, где преподавали очень хорошие учителя, особенно в точных и естественных науках. Учителем математики была Софья Александровна Коренева, естественной истории и химии - Лидия Анатольевна Яновская, русский язык и литературу преподавал Григорий Иванович Фильшин. Григорий Иванович имел духовное образование - он окончил духовную семинарию и Академию, но посвятил себя преподавательской работе. Французский язык преподавал Люциан Семенович Савуа. Но особенно мы любили учителя рисования Михаила Николаевича Якименко-Забугу. Забуга был отличным художником, окончившим Харьковское художественное училище. Михаил Николаевич был любимцем всей школы.

Фильшина, Забугу и Савуа вскоре убрали из школы, видимо, по политическим соображениям, и на их место прислали других. В 7-м классе учителем рисования у нас некоторое время был молодой человек, Александр Александрович Деннека, впоследствии известный художник. Преподавать он не любил, после Забуги его уроки казались нам очень скучными. Он очень недолго проработал в школе и вскоре исчез. Многие учителя были довольно бесцветными личностями, не оставившими в памяти никаких следов. Присланная вместо Савуа учительница французского языка - толстая дама, постоянно ходившая в офомной шляпе, за что мы прозвали ее "Клумбой" -заставляла нас учить по-французски "Интернационал". Не удивительно, что французского языка я не знал, в отличие от моих родителей.

Обучение в советской школе было совместным. Школа была большая, и до 5-го класса включительно в ней существовали две параллельные группы. Одна группа была платной, другая - бесплатной. Я учился в платной группе вместе с детьми нэпманов, 6-й и последующие классы имели по одной группе. По мере продвижения к окончанию школы наш класс все более и более редел. Почему и куда исчезали люди - никто не спрашивал. Все понимали, что времена смутные и что надо молчать. В те годы все держали язык за зубами. Спустя десятилетия я встречался с Жорой Залуцким - он стал редактором газеты. Геня Малер, окончив исто-рико-филологический факультет, преподавала, Яша Лифшиц стал профессором естественных наук.

В 1930 году школу перевели в другое место, а в здание вселили воинскую часть - сделали казармы, классы для военных, склады оружия. В войну здание было сожжено. Потом его восстановили до второго этажа и передали электроаппаратному заводу.

"Курская правда" от 1 и 22 августа 2003 г.