«Только тот, кто своих уничтожит богов,
Может стать настоящим героем».
«Одиссей и Навзикая»,
из репертуара группы «Арбаком»
Так получилось, что я неплохо знаком с обоими философами, затеявшими спор о природе и значении тоталитаризма. С С.П. Щавелёвым я долго и много общался и общаюсь непосредственно, так сказать, по личным причинам. Б.В. Маркова, смею надеяться, хорошо знаю заочно, как читатель его трудов; это один из немногих современных философов в России, которого действительно интересно читать.
Вышло так, что мои критические замечания обращены в основном к текстам Б.В. Маркова.
Вначале позволю себе литературную метафору. У знаменитых братьев Стругацких есть замечательная, недооцененная вне круга их поклонников, повесть «Попытка к бегству». Основу фабулы составляют наблюдение раннефеодального образа жизни на далекой планете Саула с двух точек зрения: с точки зрения человека XX века, участника Второй мировой войны коммуниста Саула Репнина; и с точки зрения двух юношей из коммунистического Будущего. Наблюдая на открытой ими планете типичный концентрационный лагерь, Саул Репнин сразу же определяет, что люди с копьями и в шубах — охранники, «эсесовцы», «жабы»; человек с мечом — «рапортфюрер»; а работающие на морозе в джутовых мешках люди — заключенные». Юношам из счастливого будущего Антону и Вадиму видится другое объяснение: «Я не хочу думать о людях хуже, чем о самом себе. У меня нет никаких оснований считать себя лучше других. Да, там, котловане есть неравенство. И меховые шубы выглядят дико. Но я совершенно уверен, что всему этому есть человеческое объяснение… А что касается пик и мечей, то ведь кто-то должен охранять потерпевших? Надеюсь, вы не забыли приятных птичек на равнине?» Прав оказался Саул, по сюжету повести он сам побывал заключенным фашистского (а по изначальному замыслу авторов — советского) концлагеря.
В чем тут мораль? Не нужны дополнительные исследования, чтобы понять, что перед нами концентрационный лагерь, и что его создатели и охранники — по сути своей фашисты. Да, в этом лагере могут находиться преступники, «бравшие чужие вещи» или «убивавшие людей», но там, как показывает исторический опыт, всегда найдется место и для личностей, «желавших странного». Кстати, страны — создатели концентрационных лагерей как правило воюют между собой. Поэтому аргумент Б.В. Маркова о войне «не на жизнь, а на смерть» коммунистического СССР с фашистской Германией антиисторичен до наивности. То, что коммунисты победили фашистов, ничего не говорит об исторической сущности коммунизма.
Хотя, конечно, само по себе детальное исследование советской истории крайне необходимо. Но для этого существует очевидная необходимость открытого доступа во все архивы страны, без ведомственных ограничений и ссылок на секретность и политкорректность. Без этого условия нормальная дискуссия по вопросам советской истории вряд ли состоится. Заигранные идеологические карты можно побить только козырями эмпирических, архивных данных.
Подспудно в ответе Б.В. Маркова на возражения С.П. Щавелёва присутствует довольно расхожий штамп — попытка апеллировать к авторитету и заслугам представителей «старшего поколения», построивших СССР, выигравших войну и многое потерявших во время реформ 1990-х годов. Как историк могу напомнить Борису Васильевичу, что фашисты, которых он ненавидит, тоже были ветеранами, только Первой мировой войны. И именно вернувшиеся с ее фронтов вермахтовцы сыграли решающую роль в развязывании новой войны. До и советские командармы Гражданской тоже ждали, «когда война-метелица придет опять». Поэтому при всем уважении к военным заслугам поколений наших дедов, оно сейчас играет откровенно реакционную роль в нашем обществе. Учитывая последние судебные прецеденты, не хочу распространяться на эту тему. Забота о достойной жизни пенсионеров и ветеранов — это нормально, но любая попытка дать им возможность хоть в какой-то степени определять общественное развитие нашей страны чревата реставрацией таких форм архаики, по сравнению с которой действующая «модель для сборки общественного согласия» (Б.В. Марков) покажется очень даже прогрессивной.
Наконец, хочу отметить, что СССР потерпел не только экономический крах; наше старшее поколение не только проиграло Холодную войну, СССР потерпел поражение как социокультурный проект. Советские фильмы (включая сюда и ленты, снятые сейчас на государственные дотации по советским лекалам) можно показывать только по бесплатным государственным каналам, желательно перед Новым годом. В кинопрокате у них нет шансов. Можно для сравнения посмотреть на сборы в России (и в любой другой стране) голливудских фильмов. И дело здесь не только в рекламе.
Другой пример, мне лично близкий. Послевоенные исторические исследования в области медиевистики сейчас имеют фантастически низкий коэффициент ссылаемости, чего нельзя сказать об исследованиях историков и филологов 10-х и 20-х годов прошлого столетия. Кстати, и до примерно 80-х годов века XIX уровень научных исследований в России был также не очень уж высок. За двадцать лет постсоветского периода по медиевистике издано больше источников и качественных исследований, чем за весь послевоенный период советской истории. Не только советская экономика оставалась неконкурентоспособной, советская культура и гуманитарная наука были еще более неконвертируемы. Во многом, несмотря на явный прогресс, таковой российская гуманитаристика остается и сейчас. И дело тут опять же не в языковом барьере и не в идеологической вражде со стороны Запада. М.М. Бахтина перевели на все европейские языки. «Экспортный» вариант советской семиотики в принципе «покупался» искушенными западными гуманитариями левого толка. Но кого из советских философов стоит перевести на английский? Наконец, всё еще советские как по форме, так и по содержанию институты (в прямом и в переносном значении этого слова) науки — один из основных факторов сдерживания нормального развития гуманитаристики в нашей стране. А ведь в эти институтах именно «поколение победивших фашизм» занимает доминирующие позиции.
