автор: А. Н. Курцев.

ИСТОРИЧЕСКОЕ МНОГООБРАЗИЕ МИГРАЦИЙ НАСЕЛЕНИЯ ГОРОДА РЫЛЬСКА И ЕГО СЕЛЬСКОЙ ОКРУГИ ЗА 1861-1917 гг.

Российская история на переломном периоде 1861-1917 гг. породила разнообразие и переплетение миграций трудового назначения, воинских и учебных, религиозных и репрессивных, военного беженства.

Для Рыльска и его округи как перенаселенного аграрного региона с преимущественно торговым городом решающее значение имели трудовые миграции, особенно безвозвратного действия.

С середины XIX столетия рыльское крестьянство, спасаясь от бедности, начинает переселяться на еще малообитаемые окраины страны, но уже с истощающимся запасом земель: поначалу в европейские - от Новороссии до Заволжья, позднее в зауральские - прежде всего в южную полосу Западной Сибири с лучшим климатом.

За 1861-1884 гг. туда навсегда выселились с целью ведения земледелия около 300 семей. В Курской губернии это был наименьший - после находящегося западнее Путивльского уезда - показатель, значительно уступавший ее остальной территории, в особенности уездам с малоплодородной почвой и восточным районам более позднего заселения с неизжитой приверженностью к традициям агропроизводства⁽¹⁾.

Одними из первых покинули родину братья Залужные, сумевшие закрепиться в 1862 г. в Таврической губернии⁽²⁾. В казачьих Донской и Кубанской областях подобные мигранты оказались на положении подселенцев - арендаторов, в заволжской глуши им отводились земли из казенного резерва, но низкого качества⁽³⁾. Хуже всех поначалу пришлось сибирским новоселам, множество рылян вернулись домой к полной нищете из-за отсутствия проданного перед выселением имущества, вырученные же деньги они растратили на дорогу. Обратники стращали земляков рассказами, что "и холодно там, и голодно, и люди дикие живут, девок в лес утаскивают; церквей православных нет нигде; стоят там морозы постоянные, да такие, что выйти на улицу нельзя - дух захватывает; лето короткое, хлеба не успевают вызреть. Люди кормятся звериным мясом и сосновой корой"⁽⁴⁾.

Однако последующее развитие переселений обязано именно зауральскому направлению, где оставались пригодные для обработки пространства. Например, в Томской губернии на выделенных государственных угодьях курские выходцы из разных уездов, включая Рыльский, успешно основали с 1889 по 1895 г. поселок Улановка, хотя дома, преимущественно относились к безземельным крестьянам, получавшим в батраках по 40 руб. в год⁽⁵⁾. За 1889-1890 гг. подобный поселок Ново-Троицкий был возведен малоимущими выселенцами, начинавшими его обустройство с семейных землянок и заработков у старожилов, что позволило им приобрести там избы, скот и остальное имущество⁽⁶⁾.

В 1890 г. среди 11,5 тыс. курян, ушедших на окраины (при 1,3 тыс. обратной миграции), в т. ч. 10,8 тыс. - на таежные участки Томской губернии, требующие расчистки, более тяжелого труда и увеличения расходов на заведение хозяйств, рыльские крестьяне делегировали 140 выселявшихся, причем рыляне "все переселились без разрешения". В рамках общегубернского потока последние составили лишь 1,2 %. Даже Путивльский уезд дал 149 лиц с минимумом нелегалов - 11 душ⁽⁷⁾.

В 1907 г. погубернские сведения о 21 тыс. курских переселенцах, включая 32 % ходоков (с 1896 г. для легальных мигрантов ввели обязательное ходачество), показали следующее: рылян - 28 семей при 191 чел. (со многими ходоками), или 0,9 % по душевому критерию. Первые места заняли уезды Корочанский - 2180 и Дмитриевский - 2109 чел., дав каждой по 15 % оттока⁽⁸⁾.

В итоге крестьяне Рыльского уезда раньше других осознали тупик процесса земледельческого переселенчества, являвшегося архаизмом из аграрной цивилизации. К 1914 г. организованные переселенцы с правительственной поддержкой успели основать на казенных землях Сибири новые дворы с пашней и скотом, стихийные же мигранты превратились в полуарендаторов - полубатраков у старожилов. Начавшаяся война остановила этот завершающий этап колонизации⁽⁹⁾.

Прогрессирующей миграцией индустриального общества было отходничество как первоначальная фаза будущего превращения сельских тружеников в постоянных жителей российских городов. На 1861-1917 гг. ее переходная незрелость заключалась в существовании земледельческого отхода в малонаселенные районы и временности пребывания крестьян в городах и протогородских промышленных центрах (к примеру, в поселке Юзовке, позднее ставшем г. Донецком).

Перепись 1884 г. показала отход 9944 рыльских крестьян (путивльских отправилось 6,7 тыс.), более всего дали южные уезды Курской губернии, пограничные с территорией, где куряне обычно искали работу, максимальное - Грайворонский с 16,7 тыс. чел.

При соотношении вненадельных заработков отхожего и местного применения как 51 % на 49 % (9,6 тыс. чел. с местными работами у себя в селе или ближайших его окрестностях) обращает внимание абсолютно мужской контингент отходников, который вобрал 32 % из всех 31 тыс. мужчин возраста "18-60 лет". Реально же отходом редко занимались после достижения 40 лет, поэтому его размеры доходили до половины тружеников лучшей возрастной группы - от 18 до 40 лет.

Помимо возрастных перемещений мужчин - зачастую лишь сезонных или временных с побывками людей в семье и возвращением домой даже спустя десятилетия - это обследование крестьянства выявило еще и неземледельческое переселенчество, потенциально имевшее безвозвратный характер, включавшее тех отходников, что "преселились с семьей в города с промышленной целью 5 лет тому назад".

В Рыльском уезде таких оказалось около 150 семей, что составило 33 % к 67 % семейств земледельческих переселенцев (триста единиц). До 100 осели в пределах своей губернии, прежде всего в самом Рыльске (89); остальные пятьдесят в основном стали жителями городов Юга России: Ростова-на-Дону - 18, Одессы - 9, Таганрога - 4 и др.

Фактически эти выселения представляли собой многолетний отход - только всей семьей, обычно с возвратом на родину к старости, поскольку потеря заработка лишала отходников возможности иметь служебное или снимаемое жилье, а приобрести собственное было практически невозможно. Считая мужчин рабочего возраста в указанных семействах в лучшем случае как 200 душ, получим общие размеры крестьянского отходничества в 10 144 чел. при 2 % семейной миграции, получившей урбанизационно-долгосрочную направленность.

Источник содержит лишь общегубернский размер всех переселившихся дворов - 4,8 души, что в отношении рылян дает следующие цифры: всего - 450 семей (300 на окраины и 150 по городам). Умножив их на людность (4,8), получим искомое - менее 2,2 тыс. людей, ушедших семейно⁽¹⁰⁾.

Сравним динамику постоянно отсутствующего рыльского крестьянства на 1884, 1897, 1917 гг. по другим данным, учитывающим в совокупности неземледельческих отходников с земледельческими переселенцами (большинство последних являлись самовольцами, которые оставались с местной припиской).

Летом 1884 г. в Рыльском уезде выявили число "вовсе не живущих в своих селениях (постоянно отсутствующих)": 2009 чел. (1086 мужчин и 923 женщины), или 1,8 % приписных крестьян. Наименьшие показатели имели уезды Льговский - 1,3 % и Путивльский - 1,6 %, максимум миграций дали Щигровский - 4,7 % и Новооскольский - 4,9 %⁽¹¹⁾.

На 28 января 1897 г. подсчеты "отсутствующих в полном составе крестьянских семейств" показали 2791 лицо обоего пола (1537 мужского и 1254 женского), что дает к 1884 г. рост в 782 чел., или 39 %, т. е. за истекшие 12,5 лет среднегодовое их приумножение составило 3 %. Поделив всех мигрантов на известную нам людность (4,8 души), определим число их семей примерно в 581⁽¹²⁾.

К осени 1917 г. в уезде переписью вновь обсчитали "приписные отсутствующие крестьянские хозяйства" - 1709 дворов, что дает к 1897 г. рост в 1209 семей, или на 208 %, а в среднегодовом исчислении соответственно по 10 % за 20,5 лет, т. е. 1897-1917 гг. трехкратно превзошли 1884-1897 гг. Теперь, уже умножив эти семьи на людей (4,8), выявим состав семейных мигрантов - 8592.

В 1917 г. отсутствующие домохозяйства составляли 6,7 % к общей массе 27 тыс. приписных. Остается выделить среди семейных мигрантов земледельческих переселенцев и неземледельческих отходников: 55 % на 45 %, поскольку вторые на родине оставляли за собой землю, в данном случае это 938 семей, включая 51 участок с посевом в среднем по 2 дес., обрабатываемых для них родственниками или наемными рабочими⁽¹³⁾.

В конечном результате число семей, ушедших из деревни на городские заработки, увеличилось в крестьянской среде со 150 в 1884 г. до 938 в 1917 г., или в 6 раз (при размерах естественного прироста соответственно со 125 тыс. до 188 тыс., т. е. лишь в 1,5 раза)⁽¹⁴⁾.

Видовую структуру отхожих занятий в 1900 г. 19 347 рыльских крестьян отражают сведения "об отлучках по паспортам".

В сфере неземледельческого труда находились 13 690 отходников, или 71 %, в т. ч. ушедших в одиночку - 11 928, включая 1771 женщину (15 %) и "целыми семьями" - 533 семьи при 1762 душах обоего пола.

Впереди шли три занятия: 1) шахты Донбасса - 3028 чел., в т. ч. 2633 одиночек, включая 13 женщин (приготовление пищи, сортирование угля и т. п.) и 123 семьи при 395 душах; 2) работники разных фабрично-заводских заведений России - 2974 чел., в т. ч. 2830 одиночек, включая 634 женщины и 63 семьи при 144 душах; 3) прислуга в городах - 1443 чел., в т. ч. 917 одиночек, включая 347 женщин и 122 семьи при 526 душах.

Промежуточное положение занимали чернорабочие, сезонные строители и т. д. Замыкали подобный отход следующие профессии рылян: торговцы как уходящая - 177 чел. и железнодорожники как перспективная - 140 чел.

На полевой сезон в южные регионы, где труд отходников к 1900 г. стал заменяться работодателями использованием своих жатвенных и сенокосных машин, ушли лишь 5657 лиц, или 29 %, в т. ч. условные одиночки (на практике они шли артелями) - 5423 чел., включая 709 женщин (13 %), а также 66 семей при 234 душах.

При общем увеличении армии отходников за 1884-1900 гг. с 10 тыс. до 19 тыс., т. е. в два раза, отметим преимущественно неземледельческую направленность миграций и широкое участие в отходе женщин.

В местных заработках на 1900 г. преобладали "сельские", до половины "на бураках": 5418 мужчин и женщин при 289 чел. на нескольких пищевых предприятиях и Глушковской суконной мануфактуре⁽¹⁵⁾.

Причем по данным 1907 г. даже "из села Глушкова всегда уходило очень много народа в отхожие промыслы, преимущественно на каменноугольные копи, где многие глушковцы прочно обосновались, не прерывая, однако, связь с родиной, уплачивая за своих родственников, оставшихся дома, сборы" и проч.⁽¹⁶⁾

В советские годы, со слов участника такого отхода, впоследствии невозвращенца, этнографы записали следующее: "Зайцев Марк Алексеевич, 1877 г. рождения. Родился в Курской губ., Рыльского у., д. Капыстичи. Отец крестьянин, бывший крепостной… Семья была бедная. У отца было 5 сыновей и 2 дочери. На эту семью было только ½ дес. земли, кроме усадьбы. Поэтому жить было нечем. В 1900 г. 23 лет от роду Зайцев впервые ушел на заработки в Юзовку. Посоветовал ему уйти сюда один местный рабочий, с которым он встретился во время отбывания воинской повинности. В Юзовку приехал 16 июля 1900 г., а 17 июля с обушком уже работал в забое". Как и все начинающие забойщики, получал немного и проживал в землянке, позднее выдвинулся в десятники рабочих с месячной зарплатой в 50 руб., женился и перешел в отдельную квартиру⁽¹⁷⁾.

За 1914-1915 гг. отход сократился втрое - всего до 6,4 тыс. рылян, особенно по мужчинам из-за их ухода на войну, включая возврат из отхожих занятий и части семей⁽¹⁸⁾.

В Рыльске на начало 1860-х гг., имевшем шесть тысяч жителей, больше сотни купцов, множество мещан и окрестных селян занимались торговыми миграциями, в основном продажей кос, которые ввозили из Австрии. За указанное десятилетие их совокупная численность достигла верхнего предела - 3 тыс. мужчин, а затем стала постепенно сокращаться, упав в 1912 г. до 68 чел. на уезд.

На постоянной основе в городе поселились из-за дефицита коренных 301 иногородний ремесленник. Они были вытолкнуты конкуренцией из развитых центрально-промысловых губерний. В летнее трепление пеньки Рыльск принимал 1200 крестьян из смежных уездов и отчасти своего⁽¹⁹⁾.

Растущее значение имело поступление на жительство неместных уроженцев, представленных чиновничеством, интеллигенцией и духовенством, включая офицерство с временным пребыванием, а позднее иностранцев с длительными сроками нахождения на территории города и его округи.

Перепись 28 января 1897 г. показала по Рыльску, население которого составило 11 549 чел., более явное доминирование миграционного притока над оттоком.

На 9540 "местных" горожан (уроженцев города и уезда) пришлось 2009 "неместных", что составило 17 % мигрантов к 11,5 тыс. населения. К таковым отнесли три категории уроженцев: 1) других уездов Курской губернии - 1051 чел. (при учете поступления из собственного уезда их будет не менее 2 тыс., что увеличит общее число мигрантов до 26 %); 2) остальных регионов - 948 лиц, в основном из соседних Черниговщины и Орловщины, множество калужских и владимирских ремесленников, немало выходцев с русского Запада, в т. ч. 219 евреев (в основном портных), 31 немец (без нерусских подданных) и 30 поляков (более всего врачей) и т. д. вплоть до столиц: 16 петербуржцев и 14 москвичей; 3) "иностранные подданные" (в источнике на 1862 г. они еще отсутствуют) - 15 чел., включая 11 женщин (в уезде без города - 19 и 7). При этом больше половины иностранцев обрусели, поскольку родились на российской территории. Почти все они имели германское подданство, кроме двоих - австрийца и швейцарки. Отразим притяжение иностранцев в разные центры губернии: Курск - 212, Белгород - 46, Рыльск - 15, Путивль - 13, Короча - 9 и т. д. при отсутствии таковых в нескольких городах, особенно восточных.

В число неместных уроженцев вошли небольшие группы мигрантов временного пребывания, всего - 265 лиц: военнослужащие срочной службы и воспитанники учебных заведений, арестанты в уездной тюрьме и паломники в местный монастырь.

Данный источник фиксирует преимущественно временное отсутствие местных горожан - 246 душ, в т. ч. 61 женщина. Отлив рылян на постоянное жительство избрали только 33 чел. - все мужчины⁽²⁰⁾.

Вклад приезжих в развитие Рыльска отражают, например, сведения о сотрудниках местной мужской прогимназии на 1892 г.: из 12 мужчин уроженцев Курской губернии было лишь трое: руководитель, священник и один преподаватель. Иногубернское происхождение имели 9 чел., или 75 %: врач (из Баку) и остальные восемь педагогов, в т. ч. учитель-москвич и иностранец М. М. Хостник (в Рыльске с 1880 г.)⁽²¹⁾.

Занятия уходящих рылян рисуют данные 1912 г. об отхожих промыслах. Среди 8,8 тыс. селян, шедших на Юг России, насчитали 52 горожанина (город отошел от торга косами, имевшего развозно-розничный характер). В основном это были строители: от плотников и кровельщиков до маляров и штукатуров⁽²²⁾.

Из нетрудовых миграций наиболее массовыми являлись воинские, в особенности из-за мобилизаций в годы крупных войн.

В пореформенный период призыв новобранцев ежегодно приводил к отливу сотен юношей (20 лет) из Рыльского уезда и части горожан во все уголки страны, включая Кавказ и Дальний Восток, но главным образом на западные границы (от Польши до Одессы) со сроком службы от 12 лет (до 1868 г.) до 3-4 лет в армии и 5 лет на флоте к 1914 г., когда численность призывников дошла до 1,1 тыс. чел. в год⁽²³⁾.

Воинские перемещения нередко перерастали в трудовые (к примеру, у упоминавшегося выше Зайцева, ушедшего в Донбасс), особенно при освоении солдатами и матросами городской культуры или подобных профессий: фельдшера, механика и т. п. Например, В. А. Курских, из рыльских крестьян с. Надейка, отслужил на Балтийском флоте в Либаве с 1905 по 1909 г., а затем перебрался в Севастополь, где успешно трудился на торговом пароходе⁽²⁴⁾.

Учебные миграции также уносили молодежь, включая и девушек, в губернские города и вузовские центры, нередко в столицы, а иногда в Европу, причем на родину они уже обыкновенно не возвращались.

Так, А. А. Каллистратов, сын священника с. Коренева, обучался в Московском высшем техническом училище, студентом женился на местной акушерке. За принадлежность к запрещенному властями обществу супругов выслали на 3 года в Томскую губернию. После ссылки (Каллистратову было уже 33 года) в 1890 г. они прибыли в Харьков, где нашли работу, сняли жилье и завели детей. Лишь в 1902 г. семья переехала в губернский Курск, проигнорировав трудоустройство в рыльской глубинке⁽²⁵⁾.

Религиозные и репрессивные миграции населения были соответственно представлены: 1) многочисленным паломничеством, в т. ч. с посещением Иерусалима (среди первых рылян это заморское путешествие в 1864 г. совершила М. М. Старченкова по паспорту солдатки) с превращением отдельных богомольцев в безвозвратных обитателей монастырей: от курских до афонских; 2) депортирование уголовных (в т. ч. на вечное поселение в Восточной Сибири) и политических (включая ссылку в Рыльск поляков) элементов с интернированием военнопленных, особенно турецких (в Рыльске на 1878 г. их жило 542 чел.)⁽²⁶⁾.

Особый размах миграции - от воинских как отливных до прилива пленных и впервые беженцев - получили в тяжелую эпоху Первой мировой войны.

К лету 1917 г. война вырвала из Рыльского уезда около 23 тыс. (с учетом и города) мужчин 18-43 лет, считая убитых, раненых и пленных. Взамен с Запада прибыли до 2,5 тыс. чел. (250 в город), начиная с поляков (с 1914 г.) и заканчивая румынами (в 1917 г.), главным образом женщины с детьми и старики, прочно обретя здесь убежище от бедствий войны⁽²⁷⁾.

Для восполнения ушедших по мобилизации жителей в уезде стали использовать военнопленных: к 1917 г. - 835 чел. (более всего из Австро-Венгрии), преимущественно на сельхозработах в крестьянских семействах, откуда были призваны мужчины, и помещичьих экономиях. Остальные работали на сахарных заводах, а небольшая группа - в дворниках Рыльска⁽²⁸⁾.

В начале войны в уезде прошли аресты всех мужчин военнообязанного возраста из числа иностранных подданных, воюющих с Россией государств. Они были объявлены гражданскими пленными и немедленно высланы на восток страны. Среди них был, например, мастер Глушковской суконной фабрики Теодор Гофман⁽²⁹⁾.

Однако вскоре Рыльский уезд сам стал местом приема гражданских пленных и депортированных россиян, сосланных под надзор полиции за потенциальный шпионаж и сомнительное поведение. Так, в 1915 г. из района Либавы сюда прибыл этнический немец Е. Г. Фрей, который стал служить на сахарном заводе при ст. Коренево⁽³⁰⁾.

В общем итоге за 1861-1917 гг. древний Рыльск и его сельская округа показали историческое многообразие миграций и особенно становление их новейших проявлений: от неземледельческого отходничества до военного беженства в тыловую местность.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Курская губерния: Итоги статистического исследования. Курск, 1887. С. 12, 16-18 2 й паг.

2. ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1520. Л. 2-4 об.

3. РГИА Ф. 391. Оп. 2. Д. 1472. Л. 20, 31, 142; Сувчинский К. Е. Переселенцы в Оренбургской губернии // Материалы по статистике Оренбургской губернии. Оренбург, 1889. Ч. 2. С. 2-3, 6.

4. Курская губерния… С. 51 2-й паг.

5. Приложения к всеподданнейшему отчету статс-секретаря Куломзина по поездке в Сибирь для ознакомления с положением переселенческого дела. СПб., 1896. С. 124.

6. Кауфман А. А. Хозяйственные положения переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губернии. СПб., 1895. : Т. 1, ч. 1. С. 38-41 1-й паг.

7. РГИА. Ф. 1284. Оп. 223. Д. 193. Л. 12-13, 42 об.

8. Минко Н. Переселенческое движение в 1907 г. // Вопросы колонизации: Переселенческий сб. 1908. № 3. С.1-2, 14-15.

9. Журналы заседаний 46 очередного Курского губернского земского собрания 1910 г. Курск, 1911. С. 917-919; Обзор Курской губернии за 1914 год. Курск, 1915. С. XXVII-XXXIX.

10. Курская губерния… С. 17, 181 1-й паг., 16-18, 44 2-й паг., 122 3-й паг.

11. РГИА. Ф. 1290. Оп. 4. Д. 266. Л. 35 об.

12. ГАКО. Ф. 302. Оп. 1. Д. 324. Л. 1 об.

13. Труды Курского губернского статистического бюро. Вып. 7: Итоги сельскохозяйственной и земельной переписи 1917 г. по Курской губернии. Курск, 1922. С. 39, 124-129.

14. Там же. С. 33, 124; Курская губерния… С. 16-18 2-й паг., 122 3-й паг.

15. РГИА. Ф. 573. Оп. 25. Д. 521. Ч. 2. Л. 63-64.

16. ГАКО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 11119. Л. 104-104 об.

17. ОПИ ГИМ. Ф. 428. Оп. 1. Д. 7. Л. 16-16 об.

18. ГАКО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 688. Л. 211-217 об.

19. Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-62 г. СПб., 1863. Ч. 1. Разд. XVIII. С. 26-28; РГИА. Ф. 573. Оп. 25. Д. 515. Л. 174; ГАКО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 634. Л. 284-293.

20. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1904. Вып. 20: Курская губ. С. 1-5, 52, 58, 232-233; ГАКО. Ф. 302. Оп. 1. Д. 324. Л. 1-1 об.; РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 1090. Л. 1264, 1267.

21. Памятная книжка Курской губернии на 1892 год. Курск, 1892. С. 160 5 й паг.

22. ГАКО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 634. Л. 284-293.

23. РГИА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1764. Л. 129.

24. ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 10433. Л. 746-749 об.

25. Там же. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 13. Л. 1-2, 53, 84, 87, 114 об., 191, 427 об.-430.

26. Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 733. Л. 204-204 об.; Д. 2346. Л. 113-114, 193; Д. 9442. Л. 111 об.-112, 135; Ф. 32. Оп. 1. Д. 2183. Л. 5-6 об.

27. Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9122. Л. 30, 207 об., 435 об.-436; Д. 9134. Л. 84; Труды Курского губернского статистического бюро. С. 33.

28. ГАКО. Ф. Р 322. Оп. 1. Д. 3. Л. 108-109.

29. Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 8521. Л. 1-19.

30. Там же. Д. 8881. Л. 39-71.

Статья в Сборнике материалов межрегиональной научной конференции "РЫЛЬСК И РЫЛЯНЕ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ". (г. Рыльск, 3 июня 2011 г.). Ред.-сост. А. И. Раздорский. Рыльск, 2012.