авторы: И.П. Бабин, М.М. Озеров.

ОБ ОСНОВАНИИ И СТРОИТЕЛЬСТВЕ ОБОЯНИ

О событиях и обстоятельствах, предшествовавших основанию Обояни, нами подробно рассказано в статье, опубликованной в 2011 г.⁽¹⁾ В настоящей публикации мы вновь очень кратко упомянем о них и более подробно остановимся на самом ходе строительства города.

Одно из первых упоминаний о месте, где ныне стоит Обоянь, содержится в отказной грамоте царя Михаила Федоровича от 30 июня 1636 г.⁽²⁾, выданной по челобитной курских детей боярских Гаврилы Малышева и Федосея Малютина, которые просили у государя пожаловать им землю, расположенную на Обоянской пустоши⁽³⁾. Из этого документа следует, что на пустоши в то время находились два городища⁽⁴⁾ и два селища при них. В устье речки Обояни, как раньше называли современную речку Обоянку, существовали два мельничных пруда. Далее от Обоянской пустоши вниз по реке Пслу до устья речки Трубеж лежали дикие (необработанные) поля и дубравы.

Следующее упоминание об Обоянском городище встречается в челобитной 1638 г. служилых людей, державших разъезды между Курском и Белгородом, которые обратились к царю с просьбой о строительстве жилого города на Обоянском городище⁽⁵⁾. В ответ на их просьбу государь распорядился послать на Обоянское городище небольшой отряд с тем, чтобы осмотреть его и нанести на чертеж. В 1639 г. чертеж был составлен. Он числится в описи 1668 г. архива Разрядного приказа⁽⁶⁾. Этот документ, который, вероятно, был выполнен по указу царя известным в то время картографом Афанасием Мезенцевым, до наших дней, к сожалению, не сохранился.

Спустя девять лет, уже в царствование царя Алексея Михайловича, летом 1647 г. на берег Псла был снаряжен конный воинский отряд численностью в 50 человек, сопровождавший стольника Ивана Васильевича Бутурлина и подьячего Власа Андриянова. Отряд провел повторный осмотр и сделал обмеры на месте всех ранее существовавших древних городищ. При этом обследовано было не только Обоянское, но и Гочевское и другие близлежащие городища. По результатам экспедиции был сделан чертеж, также не дошедший до нашего времени. На выполнение этой задачи ушло три месяца. 7 сентября 7156 (1647) г. Бутурлиным в Разрядный приказ была подана роспись городищам, в которой содержится подробное описание Обоянского городища и его окрестностей, лежащих вверх и вниз по течению Псла, а также описания других городищ⁽⁷⁾.

Из росписи следовало, что местность в устье речки Обоянки была заселена еще в незапамятные времена. Через Боянский холм к тому времени уже проходила дорога из Курска в Белгород, а рядом, на небольшом удалении друг от друга, размещались два небольших заброшенных городища.

Первое описанное Бутурлиным городище находилось на крутом «самородном» холме недалеко от места впадения в Псел речки Обоянки. Оно имело треугольную форму («в три стены»): со стороны Псла — 41,61 м, Обоянки — 29,87 м, Белгородской дороги — 70,41 м. По своему периметру городище было сравнительно небольшим — всего около 141,89 м. За Большим (Боянским) буераком располагалось еще одно городище. Оно имело четырехугольную форму и в периметре составляло около 140,58 м.

Сравнительный анализ самых перспективных для возведения острога Гочевского и Обоянского городищ, который провел Бутурлин после завершения обмеров, был не в пользу первого: «за Рыбницею городище словет Гочевское… и то городище и около ево заросло лесом большим, а до реки до Псла то городище верст з две. А Гочевской Колодезь течет из гор, невелик. А опроче Гочевского Колодезя вод иных нет». Относительно же Обоянского городища Бутурлин с Андрияновым сделали другой вывод: «А Обоянское городище от приходу крымских и нагайских людей крепко и усторожливо. А служилых людей на том городище мочно устроить 1000 человек з женами, под городищем устроить 500 человек подле реку Обоян, з другой стороны реки Обояни 500 человек»⁽⁸⁾.

Необходимо отметить, что именно по чертежу, составленному в ходе экспедиции 1647 г., и был вскоре возведен город-крепость Обоянь: «по чертежу Ивана Бутурлина, по тому, что наперед сево посылан был на Обоянское. Иван Бутурлин смотрел, где быти городу, и слободам, и всяким ратным людем, и что к тому городу земель, и сенных покосов, и всяких угодей»⁽⁹⁾.

26 февраля 1649 г. царь Алексей Михайлович послал в Карпов воеводе стольнику Автомону Ивановичу Еропкину указ об устройстве жилого острога на Обоянском городище: «велено на Обоянском городище поставити острог и детей боярских, курчан и орлян, около острогу поселити»⁽¹⁰⁾. Строительство острога было поручено карповцу Андрею Покушелову (Покушалову). Он был известен тем, что в 1646 г. в качестве выборного атамана вольных людей северских городов привел в Воронеж тысячу добровольцев из Курска, Рыльска, Севска и Путивля, вызвавшихся идти служить на Дон. Не позднее июля 1648 г. Покушелов возвратился с Дона после неудачно закончившегося похода и с этого времени служил на Карповом сторожевье, рассчитывая, вероятно, получить место стрелецкого и казачьего головы⁽¹¹⁾. Надо полагать, что царь помнил и ценил организаторские способности Покушелова, коль вспомнил о нем и поручил строить новый город на южных границах.

Однако затем Алексей Михайлович неожиданно изменил свое решение. Вероятно, до него дошли сведения о том, что бывший атаман Покушелов арестован и помещен в белгородскую тюрьму, в которой велось дознание с целью выяснить степень его участия в волнениях, прокатившихся в то время по южным окраинам Московского государства и ставшими отголосками соляного бунта 1648 г. В действительности же в конце 1648 г. у Покушелова случилась ссора со стрелецким и казачьим головой Карповского сторожевья Яковом Свистуновым. Покушелов прилюдно обвинил его в том, что он является головой «не по царскому, а по воровскому указу» и что «отпустил де его в головы вор Борисов человек Морозова Мосейка Рылеев, а взял за то 15 рублей денег»⁽¹²⁾. После этого карповский стрелецкий и казачий голова затаил зло на Покушелова и в отместку через своего подручного, сына боярского Ивана Хлыновского послал «извет» белгородскому воеводе. В доносе сообщалось, что Покушелов в одной из бесед в ответ на утверждение о том, что в Московском государстве невозможно обойтись без «больших людей», заявил: «на Дону и без бояр живут, а в Литве де черкесы панов больших побили, повывели их». Кроме того, его обвиняли и в других преступлениях, в частности, в том, что он будто бы собирался «срубить саблею» курского воеводу Федора Лодыженского, который в ту пору должен был в Хотмыжске «досматривать хлеба, как саранча поела»⁽¹³⁾. По «извету» были схвачены и Покушелов с товарищами, и доносчик.

После подобных событий о воеводстве Покушелову, разумеется, можно было забыть раз и навсегда. Вместе с «зачинщиками бунта» он с 16 декабря 1648 г. до 11 мая 1651 г. находился под следствием в белгородской тюрьме. По завершению следствия, которое вел боярин И. Милославский, Покушелов и Хлыновский были по царскому указу в наказанье за «воровство» биты кнутом «на козле» и посланы служить на вечное житье в Карпов⁽¹⁴⁾.

5 июля 1649 г. был издан царский указ, согласно которому возведение жилого острога на Обоянском городище возлагалось на опытного, хорошо знавшего «городовое дело», и главное, надежного воеводу Ивана Никитича Колтовского⁽¹⁵⁾. Получив в Москве новое назначение, чертежи и инструкции по строительству крепости, Колтовский немедля поспешил в Курск. Здесь было определено место общего сбора детей боярских из числа курских и орловских сведенцев, а также отрядов стрельцов из различных замосковных городов, которым «было велено служить государеву службу на Обоянском».

Строительство любого нового города требовало больших материальных затрат и ложилось тяжелым бременем на уже существующие города, которые должны были отряжать на «городовое дело» часть своих и без того немногочисленных жителей, а также выделять лошадей и подводы. По царскому указу будущие жители Обояни выбирались «на вечное житье» из курских и орловских сведенцев, большинство из которых за год или за два до описываемых событий были посланы на государеву службу в Карпово сторожевье. Только очень небольшое число служилых людей приходило на службу добровольцами, «охочими людьми», которых верстали на службу в Москве в Разрядном приказе.

Заселение новых городов по Белгородской черте осуществлялось обычно следующим образом. Воеводам городов, из которых необходимо было выбрать служилых людей для строительства и заселения нового города, из Разрядного приказа высылались царские указы об организации смотра служилых людей. Смысл смотра заключался в необходимости выбора самых достойных, «лутчих» людей, способных поселиться на новых землях, возделывать их и защищать от набегов крымских татар и черкас, как тогда называли украинцев.

Выбор кандидатов на переселение основывался на нескольких критериях. Во-первых, ими могли быть только семейные люди, имеющие сыновей, а также многочисленную родню, состоящую из братьев, племянников и зятьев. Во-вторых, будущие переселенцы должны были занимать определенное социальное положение: служить в детях боярских или казаках. В-третьих, учитывалось стабильное материальное положение переселенцев: они набирались из числа «прожиточных» людей. В-четвертых, переселенцы должны были обладать определенными трудовыми навыками: уметь пахать землю и воздвигать строения. Первыми для строительства города переезжали отцы семейств со старшими сыновьями, а затем, обычно по первому зимнему пути, на новое место перебирались оставшиеся члены семей на лошадях, запряженных санями, со всеми своими пожитками, хлебными запасами, скотом и др.

По-другому обстояло дело со стрельцами. Их не выбирали, а в приказном порядке посылали к новому месту службы. Стрельцы прекрасно знали, что направляют их на короткое время, только для строительства острога, по завершению которого они будут сразу же отпущены по домам⁽¹⁶⁾. Охрана бу- дущего Обоянского острога версталась из стрельцов нескольких городов. Всего по царскому указу воеводам было велено собрать и направить 205 стрельцов, в том числе из Калуги — 100 чел., из Тулы — 40 чел., из Одоева — 20 чел., из Алексина, Белева и Мценска — по 15 чел.

В походы стрельцы собирались основательно, со знанием дела. Так из черновика царского указа, а также отписки одоевского воеводы Ю. Барятинского известно, что «для городового дела велено стрельцам взять с собой топоры, и пилки, и заступы. Да велено дать этим стрельцам из государевой казны для польского проезду и для государевой службы по фунту зелья, по фунту свинца на человека»⁽¹⁷⁾. Правда, довольно часто ратным лю- дям нужные запасы выдавались не все и не в указанном количестве.

Для доставки стрельцов к месту их будущей службы специальным указом выделялись драгунские лошади и подводы, обычно по одной лошади на двух стрельцов. Для калужских стрельцов, посланных на строительство Обояни, было направлено 50 лошадей из серпуховских монастырей, для тульских — 20 лошадей, «которые были на корму в Переславль-Рязанском монастыре». Одоевским стрельцам предназначалось десять лошадей, мценским, белевским и алексинским — по семь.

В Курск Колтовский прибыл 27 июля 1649 г. с небольшим отрядом, поверстанным в Москве. К месту сбора для будущей Обоянской крепости были доставлены полученные по наряду пять пищалей, 500 железных ядер к ним, 50 пудов ружейного пороха, 20 пудов пушечного пороха, 60 пудов свинца и вестовой колокол весом 16 пудов⁽¹⁸⁾. Кроме этого, воевода получил пять замков к будущим острожным постройкам: церкви, городовым воротам, казенному погребу, приказной избе и тюрьме.

Сборы и приготовления в дорогу были недолгими, и 29 июля отряд из детей боярских и стрельцов во главе с Колтовским в сопровождении детей боярских Ивана Зиборова, Василия Горяинова, Степана Стрельникова и Ерофея Картомышева, назначенных в помощь воеводе во время похода, двинулся к Обоянскому городищу⁽¹⁹⁾. Туда же была направлена часть детей боярских из Карпова сторожевья, где они несли службу и занимались «строительным делом». На место сооружения будущего города было велено прибыть и всем детям боярским, курянам и орловцам, ранее испомещенным по Пслу поблизости от Обоянского городища и несшим государеву службу в Карпове. Вместе с воеводой в отряде находился курский поп Исай, которому для организации службы в будущей обоянской соборной церкви из Москвы были отпущены иконы, печатные церковные книги и церковные одежды⁽²⁰⁾. Сводный отряд двигался на городище с «большим береженьем». Дорога из Курска (54 км) до места назначения заняла два дня. Каждый раз, останавливаясь на привал или ночевку, отряд размещался «обвернувся обозом», чтобы «татаровя и черкасы безвесно не пришли и дурна какова не учинили».

Первое, что сделал Колтовский по прибытии на место сооружения будущего острога, это тщательно, трехаршинной саженью, провел все необходимые замеры на местности, а также «и Обоянское городище измерити… сколько сажень тово Обоянсково городища по стенам будет».

Через три дня после прибытия на городище воевода устроил смотр всему своему войску. 25 августа 1649 г. в короткой отписке он сообщал, что общая численность прибывших составила 607 человек, в том числе 203 стрельца (два человека умерли по дороге). Детей боярских воевода тут же разбил на сотни, а часть стрельцов тут же выслал на вести в Белгород, Хотмыжск и на Олешню.

Из сохранившихся документов известны имена первых обоянских начальствующих детей боярских, которые участвовали в строительстве города. Это сотенный голова Федор Афанасьев (у него в сотне есаулами были Микифор Афанасьев, Степан Кононов, Василий Горяинов и Иван Афанасьев), сотенный голова Добрыня Афанасьев (есаулы Дмитрий Басов, Василий Лохтивонов, Клемен Кононов, Иван Митрофанов и Иван Семенихин), сотенный голова Иван Зиборов, который, как указано в документе, «побыл немного, переменен», а на его место назначен голова Лука Анахин (есаулы Павел Стрельников и Аким Офремов), сотенный голова Петр Бушмин (есаулы Михайло Козначеев и Петр Горбатой)⁽²¹⁾.

Сделав расчеты и определив, сколько на городовое дело какого строевого леса надобно, а также установив, «далеко ль от города тот лес имати и в колько недель и колькими людьми город совсем мочно зделати и какими крепостьми город укрепить». Колтовский приказал детям боярским не мешкая приступить к заготовке леса и доставке его к месту строительства. Выбрав подходящее место для будущей крепости, разбив на земле ее контуры и заготовив строевой лес, воевода приступил к возведению острога.

Теперь приступим к рассмотрению самого спорного момента в начальной истории Обояни — дате ее основания. Во многих исторических и краеведческих работах, а также в справочной литературе, указано, что острог на Обоянском городище заложен 16 августа 1639 г. Эта дата впервые была приведена в книге А. А. Танкова «Историческая летопись курского дворянства»⁽²²⁾. В настоящее время данную дату принято считать днем основания города.

Изучив архивные материалы, мы пришли к выводу, что при подготовке к изданию книги Танкова была, судя по всему, допущена досадная опечатка. Авторы же всех последующих работ, в которых шла речь об основании Обояни, не удосуживаясь просмотреть архивные документы и полагаясь исключительно на авторитет Танкова, тиражировали эту ошибку. В цитируемой Танковым челобитной обоянского воеводы Колтовского четко указана иная дата: 16 августа 1649 года⁽²³⁾.

В виду особой важности этого документа для истории Обояни процитируем пространный фрагмент из него: «Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии холоп твой, Ивашко Колтовской, челом бьет. В прошлом, государь, во 157-м году, июля в 5 день, по твоему государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии указу послан я, холоп твой, на твою государеву службу на Обоянское городище. А велено, государь, мне, холопу твоему, на реке на Псле, против Бакаева шляху, на Обоянском городище поставить жилой город со всеми крепостьми… И по твоему государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии указу пришол я, холоп твой, на твою государеву службу на Обоянское городище с ратными людми, з детьми боярскими и з стрельцами во 157-м же году августа в 1 день и Обоянскоя городища измерил трехаршиною саженью и августа ж, государь, в 16-м числе, на Спасов день, на Обоянском городище молебен пели и воду осветя и Обоянское городища святою водою окропили и между речки Обоянки и крутого боярака обложили два города, трои ворота, адиннацать глухих башен, и о том государь я, холоп твой, писал к тебе, Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии того ж числа»⁽²⁴⁾.

Фрагмент челобитной, в которой воевода И. Н. Колтовский указывает дату основания Обояни
(РГАДА. Ф. 210. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 293. Л. 84)

Таким образом, днем основания Обояни нужно считать 16 августа (26 августа по новому стилю) 1649 г.⁽²⁵⁾

Работу по строительству Обоянского острога Колтовский повел довольно энергично. Причиной тому было упущенное время вследствие задержки, возникшей из-за замены воеводы. Скорее всего, первоначально были углублены рвы и подсыпаны валы древнего Обоянского городища. Как сказано в черновике царского указа, «а покаместа город устроить, и Ивану [Колтовскому] учинить крепость, какую пригоже, чтоб ему и служилым людем в той крепости будет безстрашно, покаместа город устроитца»⁽²⁶⁾.

В фонде Разрядного приказа РГАДА нами обнаружен небольшой, но замечательный по своему содержанию фрагмент черновика отписки Колтовского, который проливает свет как на ход возведения острога, так и на само его устройство⁽²⁷⁾. Черновик написан на обороте другого документа и не содержит начала и конца. Ценность его заключается прежде всего в том, что строельные книги Обояни, к сожалению, не сохранились.

Исходя из текста отписки, можно предположить, что первыми в остроге были поставлены Обоянские ворота. Затем была сооружена крепостная стена вблизи и вокруг Малого города, возводимого на валах древнего Обоянского городища. Крепостные башни, как наиболее трудоемкие элементы крепости, строились в последнюю очередь. Одновременно укреплялась глубокими рвами, заполненными речной водой, «приступная» сторона острога.

Строители трудились на сооружении острога попеременно по две сотни, которые работали по четыре дня, а другие две сотни в это время были заняты службой и хозяйством. Каждый «поверстанный на государеву службу» должен был сам построить двор с постройками, нести сторожевую службу и участвовать в общегородском строительстве. Причем лес на личное жилье жители будущего города возили сами.

Уже в ноябре 1649 г. Колтовский составил роспись и чертеж Обоянского острога и выслал их в Москву⁽²⁸⁾. Эти документы не сохранились. Однако их утрату частично компенсирует роспись города Обояни и Обоянского уезда 1652 г., выполненная писцом Михаилом Масловым и подьячим Федором Оловянниковым⁽²⁹⁾, а также более поздний чертеж Обоянского острога⁽³⁰⁾.

В 1649 г. строители успели возвести городские стены Большого и Малого города с проезжими и глухими башнями, мосты через ров, заложить соборную церковь. Однако в том же году строительство города еще не было закончено. Это видно из царского указа от 25 декабря 1649 г. воеводе Колтовскому о необходимости завершить строительство города к весне, к приходу воинских людей⁽³¹⁾. За зиму обоянцам предстояло возвести на дубовых городских стенах обламы⁽³²⁾, устроить тайник, закончить возведение и освятить соборную церковь Рождества Богородицы с приделами Дмитрия Солунского и Николая Чудотворца. Тот же срок завершения основных работ по сооружению Обоянского острога указывает в своем труде «Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века» А. А. Новосельский: «строительство города происходило в течение 1649 г. и к декабрю месяцу было закончено; оставались лишь некоторые недоделки в городских укреплениях»⁽³³⁾.

В связи с постоянно существующей опасностью татарских набегов обоянским служилым людям, помимо строительных и хозяйственных работ, необходимо было не мешкая разведать все имевшиеся в округе татарские «перелазы» через Псел и принять меры к укреплению сторожевой службы. В одном из царских указов обоянскому воеводе поручалось осмотреть место под строительство сторожевого острожка между Обоянью и Карповым (на реке Пене, на горе против Бакаева шляха) для съезжих обоянских и карповских сторож⁽³⁴⁾. Ему же была поставлена задача закрепить за путивльскими оброчниками и бортниками, имевшими здесь издревле «ухожие места», татарские перелазы, броды и стёжки от Обояни вниз по Пслу, чтобы теми перелазами «впредь татарове в летнее и в зимнее время не проходили»⁽³⁵⁾. Аналогичный указ, по-видимому, был направлен и в Путивль. 29 августа 1649 г. Колтовский послал к путивльским бортникам «на Псел в их севрютцкие юрты» отряд обоянских детей боярских во главе с Григорием Луневым. Однако, несмотря на все посулы и увещевания, бортники во главе со своими сотенными наотрез отказались выполнять царский указ и «со Псла съехали в Путивль».

На воеводу вновь строящегося города ложилась забота об обеспечении землей не только горожан, но и жителей будущего уезда. Он должен был определить, «что к тому городу будет пашни, и лугов, и лесу, и всяких угодий», а также «сколько уездных людей у того города устроить мочно, и далеко ли от того города и в которых местех и у каких крепостей». Мы видим, что сначала определялось место города, а затем места окружающих его сельских поселений. Для того, чтобы правильно организовать уезд и приступить к строительству сел и деревень, воеводы должны были выявить и представить сведения о том, какие близ нового города «поместные и вотчинные земли есть, и сколько и чьих земель вотчинных и поместных или оброчных, откупных рыбных ловель, и ухожей, и всяких оброчных мест».

Первостроителям Обояни приходилось нелегко. Они писали царю, что изнемогли от земляных работ, просили их пожаловать и прислать «из разных городов для вершения городового дела плотников»⁽³⁶⁾. В многочисленных челобитных обоянских служилых людей содержатся просьбы о назначении поместных окладов, денежного жалованья и различных льгот за нелегкую порубежную службу.

Не баловала в 1649 г. строителей Обояни и погода. Осень выдалась ранней, холодной и дождливой, сена собрали мало, «потому что стояла моча велика до Семена дня. А в нынешнем 158 году после Семена дня и Микитина дня укосили стрельцы драгунским лошадям 1500 копен и этого сена по смете хватит только до Рождества»⁽³⁷⁾. Не хватало хлеба, так как дети боярские, занятые на строительстве, не успели посеять его на новом месте и собрать урожай в своих старых поместьях. С наступлением холодов пришла и другая беда — начались болезни. Обоянские дети боярские обратились к царю с просьбой прислать для защиты города от болезней животворящий крест со святыми мощами, поскольку «волею Божей многие люди стали больны и немощны и стали больные и скорбящие. И от тех великих скорбей скорою смертью многие люди помирают»⁽³⁸⁾. Осенью 1649 г. заболело более 30 чело- век, а алексинский стрелец Иван Золотарев в октябре умер. За зиму 1649/50 г. особенно много умерло в Обояни детей.

Многие строители от нелегкого труда, болезней и нехватки хлеба подавались в бега. Первыми побежали стрельцы. Только за первые три месяца строительства обоянского острога сбежали с государевой службы 15 калужских и одоевских стрельцов. В общей сложности из строящегося города сбежало 27 стрельцов. Побеги были очень часты. Вот ряд довольно характерных примеров: в ночь 16 сентября 1649 г. сбежали девять калужских стрельцов во главе с десятником Гришкой Максимовым сыном Котовым, при этом они прихватили с собой из Обояни одно зеленное ружье, восемь самопалов, девять фунтов пороха и девять фунтов свинца. В ноябре сбежало еще пятеро белевских стрельцов. Обо всех этих напастях и происшествиях через своего гонца Дмитрия Басова с горечью и тревогой извещал царя обоянский воевода⁽³⁹⁾.

Попытки верстания в стрельцы и казаки непосредственно в Обояни результатов не дали. Хотя первоначально по царскому указу воеводе и было указано поверстать здесь сто человек в стрельцы и десять человек в пушкари, желающих «охочих, вольных и свободных людей» так и не нашлось.

С наступлением осени стали проситься у Колтовского отпустить их для сбора урожая в старых своих поместьях и дети боярские. Воевода был вынужден отпускать их со строительства небольшими группами и по очереди. Некоторые из уехавших в Обоянь больше не вернулись. Часть детей боярских из Орла и Курска, выбранных на «вечное житье» в Обоянь, на службу так и не явились. Колтовский вел обширную переписку с воеводами Орла, Курска и других городов о сыске и возвращении в Обоянь беглецов и нетчиков. На строительстве же приходилось обходиться оставшимся служилым людом. «И теми, государь, людьми, я, государь, холоп твой, на город лес возил, и город делал, и сено на драгунские лошеди косили. А нетчики, государь, дети боярские жили в старых своих поместьях в Курске да на Орле», — писал царю воевода⁽⁴⁰⁾.

В такой безвыходной ситуации Колтовскому приходилось оставлять в Обояни людей, сбежавших с прежних мест жительства или службы. Имеется челобитная курского воеводы Ивана Волконского с жалобой на бегство местных посадских людей в Обоянь. Волконский просил обоянского воеводу вернуть их назад, но тот ему отписал, что по государеву указу все прибежавшие в Обоянь выдаче назад не подлежат⁽⁴¹⁾.

С большой тревогой Колтовский сообщал царю о том, что он не знает, что делать в сложившейся ситуации: город еще недостроен, из строителей многие разбежались, иные же лежат больные, курские и орловские дети боярские прибыли без запасов, которые остались по их старым поместьям в Курском и Орловском уездах, в Обояни в казне полностью отсутствуют запасы ржи и муки, а сухарей вообще нет. В целом ряде отписок и челобитных обоянский воевода сетовал на слабое вооружение служилых людей, недостаточное количество лошадей.

Учитывая сложившуюся ситуацию, царь принял мудрое решение: стрельцы его указом были отпущены из Обояни по домам и 22 ноября 1649 г. убыли восвояси. Их примеру последовали и некоторые дети боярские, которые отправились в свои старые поместья в Курском и Орловском уездах и вниз по Пслу и «упалым в него рекам» за хлебом. Многие из детей боярских от недостатка хлеба стали отправлять свои семьи (жен, младших сыновей, зятей и племянников) на прежнее место жительства.

Осенью 1649 г. пришли тревожные вести от хотмыжского воеводы К. Арсеньева, уезд которого граничил с Литвой, о готовящемся нападении черкас на Обоянь и пограничные крепости Белгородской черты. Согласно сообщению Арсеньева, 29 сентября из Зенькова в Бобрик прибежал Алексей Шамин с товарищами, сказавшие при расспросах, что «литовские люди» войскового гетмана Богдана Хмельницкого с казаками и крымскими людьми «хотят идти войною по твои [Государь] города, а воеводе за то, что твоих, государь, людей с ним, гетманом, на помочи не было, и крымские де, государь, люди потому идти хотят вместе с гетманом, что донские казаки улусы их повоевали»⁽⁴²⁾. Напомним, что до Переяславской рады, состоявшейся в январе 1654 г., оставалось еще более трех лет. Особенно тяжелой и тревожной для обоянских первопоселенцев выдалась первая зима на новом месте. От разъездов и вестовых часто приходили тревожные известия о появлявшихся то там, то тут передовых отрядах крымских татар и «воровских черкас».

При устройстве новых городов по Белгородской черте выработались определенные правила. Одним из таких правил было поселение всех жителей нового города поблизости от него в слободах и устройство внутри города осадных изб, где жители пригородных слобод могли бы селиться в случае опасности. Обоянь не была исключением. Одновременно со строительством острога на противоположном берегу Обоянки начали строиться две пригородные слободы: Казачья и Пушкарская. Северо-восточнее острога возникла Стрелецкая слобода. В то же время подобные правила, особенно в условиях мирного времени, довольно часто забывались и не соблюдались. Жители расселялись по территории нового уезда, выбирая себе места наиболее удобные для хозяйственной деятельности. Так, некоторые переведенные в Обоянь дети боярские основали починки на Псле еще за год до основания города во время своей службы в Карпове.

После получения известий о готовящихся татарских и черкасских набегах жителям этих починков по царскому указу было велено для их же безопасности переселиться в обоянские пригородные слободы. Но дети боярские отправляться туда под разными предлогами не спешили. В частности, они отговаривались тем, что переехать им не на чем: «всех лошадей своих побили на городовом строении»⁽⁴³⁾. Несмотря на многократные увещевания и угрозы сниматься с уже обжитых мест, никто и не собирался, поэтому Колтовскому такое переселение пришлось проводить насильно. В конце января 1650 г. воевода послал многочисленные вооруженные отряды детей боярских во главе с сотенным головой Иваном Зиборовым, а затем с Федором Афанасьевым, чтобы уже силой выполнить царское поручение.

Позже, в июле и в ноябре 1650 г., из Курска в Обоянь с этой же целью были направлены карательные отряды стрельцов численностью от 20 до 30 человек. Вот как описано переселение обоянцев А. А. Новосельским: «надежды поселившихся здесь людей на мирную и свободную хозяйственную деятельность были самым жестоким образом разрушены. Правительство строило крепость, а не создавало сельскохозяйственное эльдорадо, и поэтому оно распорядилось переселить под город всех служилых людей из деревень, построенных вниз по Пслу далее пяти верст от города. В течение двух месяцев в 1650 г. отряд стрельцов выбивал обоянцев из их деревень, не останавливаясь перед сломом печей в избах и наказанием служилых людей батогами за упорство; от этой операции пострадало 330 служилых людей, но сопротивление было сломлено и переселение произведено»⁽⁴⁴⁾. В ответ на это многие дети боярские роптали и писали челобитные царю. В результате Алексей Михайлович внял их просьбам и велел белгородским воеводам Б. А. Репнину и В. П. Головину те деревни до его указа под Обоянь в слободы не сводить⁽⁴⁵⁾.

Жизнь в новом городе осложняли частые перебои с выплатой денежного жалования. Лишь в феврале 1650 г. по царскому указу в Обоянь из Разрядного приказа с подьячим Иваном Малышевым на жалованье местным служилым людям было отпущено 2600 руб.⁽⁴⁶⁾

Воеводе Колтовскому, помимо строительства города, было поручено составление росписи селений Обоянского уезда, разведка татарских перелазов через Псел и контроль над сторожевой службой в новом Обоянском уезде. Он же отвечал за размежевание Обоянского уезда от соседних уездов и ведал сыскным делом в Короче. Воеводе приходилось часто отлучаться из Обояни. Во время этих отлучек воеводские обязанности по царскому указу исполнял его сын Федор. Последний замещал своего отца и был у городового дела в Обояни в общей сложности более 13 недель: «по твоему государеву указу сынишка мой, Федька, на Обоянском городе покрыл десять башен, да торасы в Большом городе засыпал землею, да в дву башнях зделал два моста, да башню дорубил, да от Московских ворот через ров и за подоло[ми?] зделал дубовой мост в ширину трех сажень, а в длину тринатцать сажень»⁽⁴⁷⁾.

Весной 1650 г. обоянские дети боярские обратились всем городом к царю с челобитной о том, что знамен, жалованных государем, им не дано и в поход и по вестям ходить не с чем. Они просили пожаловать знамена в Обоянь, с которыми им «по вестям и в походы было ходить»⁽⁴⁸⁾. В грамоте, посланной из Москвы 30 апреля 1650 г. с обоянским сыном боярским Василием Горяиновым, сообщалось, что с ним на подводе отправлено в Обоянь шесть знамен киндячных⁽⁴⁹⁾ для каждой сотни⁽⁵⁰⁾.

В августе 1650 г. Колтовский доложил царю о завершении строительства Обоянского острога и выслал в Москву со своим сыном Федором макет новопостроенного города⁽⁵¹⁾. «Городовой образец» в столицу сопровождали обоянские дети боярские Евстрат Кондратьев сын Белов, Михайла Харламов сын Звегинцов, Дмитрий Иванов сын Басов, Василий Иванов сын Комов». По возвращении каждый из них получил в награду по 2 рубля⁽⁵²⁾.

О том, что строительство Обояни было завершено именно в 1650 г., свидетельствует и справка 1681 г., подготовленная по запросу Приказа Большого дворца. В этом документе, составленном писцом М. А. Масловым и подьячим Ф. Оловянниковым, указано: «город Обоянь построен во 158 [1650] году у реки Псла да у реки Обояни с русскую сторону»⁽⁵³⁾.

3 сентября 1650 г. на воеводство в Обоянь вместо Колтовского был назначен Осип Степанович Арсеньев. Колтовскому велено было ехать в Москву⁽⁵⁴⁾, где он позднее был пожалован за строительство Обояни придачей к прежнему поместному окладу в 700 четей еще 200 четями земли и прибавкой к прежнему денежному окладу в 45 рублей еще 40 рублями⁽⁵⁵⁾.

С тех пор минуло более трех с половиной веков. Выдерживать долгие осады Обоянскому острогу так и не довелось. Со временем деревянная крепость обветшала и была разобрана. Разжалованы в села некогда большие города Карпов и Богатый — соседи Обояни, а Обоянь есть и стоять будет памятником в веках подвигу наших предков. В 2012 г. ей исполнилось 363 года.

П р и м е ч а н и я

1. Бабин И. П., Озеров М. М., Сляднев В. М. Об основании города Обояни // Курский край. 2011. № 5. С. 15–22.

2. Памятники южновеликорусского наречия: Отказные книги / Изд. подгот. С. И. Кот- ков, Н. С. Коткова. М., 1977. С. 150–151.

3. Пустошь — заброшенное, пустующее, ранее обжитое место.

4. Городище – остатки древнего населенного пункта, имевшего укрепления. Остатки неукрепленного населенного пункта именуются селищем.

5. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Московского стола. Оп. 9. Д. 127. Л. 429.

6. Описи архива Разрядного приказа XVII в. / Подгот. текста и вступ. ст. К. В. Петрова. СПб. 2001. С. 270–271.

7. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 224. Л. 247–264.

8. Там же. Л. 79.

9. Там же. Д. 290. Л. 669.

10. Там же. Д. 78. Л. 74.

11. Куц О. Ю. Биографические сведения о донских атаманах, войсковых есаулах и вой- сковых дьяках второй трети XVII в. (1637–1667 гг.) // Очерки феодальной России. Вып. 8. М., 2004. С. 152.

12. АМГ. Т. 2. СПб., 1894. С. 275.

13. Там же.

14. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 313. Л. 301.

15. Там же. Д. 293. Л. 84.

16. Как правило, охранное войско посылалось только на шесть недель, после чего стрельцы возвращались домой.

17. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 290. Л. 621–623.

18. Там же. Столбцы Севского стола. Оп. 14, ч. 1. Д. 143. Л. 671.

19. Там же. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 290. Л. 330–332.

20. Там же. Л. 38–41.

21. Там же. Д. 293. Л. 84–86.

22. Танков А. А. Историческая летопись курского дворянства. М., 1913. Т. 1. С. 318.

23. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 293. Л. 81–86.

24. Там же. Л. 84.

25. В челобитной, как видно из репродукции ее текста, четко указана дата основания города: 16 августа. Однако следует иметь в виду, что «Спасов день» (Преображение Господне — «Яблочный Спас») приходится по церковному календарю на 6 (по юлианскому стилю), а не на 16 августа. Попразднство (богослужебный период продолжения воспоминания великого праздника) длится в данном случае 7 дней и отдание праздника Преображения происходит 13 августа. Следовательно, либо в челобитной допущена ошибка в отношении указания даты закладки (должно быть 6, а не 16 августа), либо это событие, действительно состоявшееся 16 августа, по каким-либо причинам искусственно было привязано к «Спасову дню». Уверенно решить вопрос о том, какая из двух дат (6 или 16 августа) является более правдоподобной, при нынешнем состоянии источниковой базы не представляется возможным (прим. ред.-сост.).

26. Там же. Д. 290. Л. 676.

27. Там же. Д. 328. Л. 220 об., 221 об.

28. Описи архива Разрядного приказа XVII в. С. 806.

29. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Севского стола. Оп. 14, ч. 1. Д. 143. Л. 287–322.

30. Совсем недавно в РГВИА нами был обнаружен чертеж планов городов Обоянской провинции Киевской губернии, которая существовала в период с 1708 по 1719 г. (РГВИА. Ф. 349. Главное военно-техническое управление. Оп. 27. Т. 1. Д. 6). На чертеже среди прочих имеется и план обоянского острога, который по своей конструкции и количеству крепостных башен несколько отличен от того, который описан в росписи 1652 г.

31. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 290. Л. 409.

32. Облам — нависающая в сторону противника площадка на деревянной крепостной стене или башне, имеющая в полу боевую щель для действий против осаждающих «подошвенного боя» в непосредственной близости к укреплению, которые из-за этого недоступны обстрелу из бойниц.

33. Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948. С. 446.

34. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 290. Л. 507–508.

35. Там же. Л. 203–208.

36. Там же. Д. 303. Л. 626.

37. Там же. Д. 290. Л. 536–537.

38. Там же. Л. 192.

39. Там же. Л. 115.

40. Там же. Д. 328. Л. 7.

41. Там же. Д. 290. Л. 60.

42. Там же. Л. 361–364.

43. Там же. Л. 350.

44. Новосельский А. А. Борьба Московского государства… С. 446.

45. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1. Д. 328. Л. 128 об.

46. Там же. Д. 290. Л. 531.

47. Там же. Д. 328. Л. 4–5.

48. Там же. Д. 290. Л. 158.

49. Киндяк — шелковая набойчатая ткань.

50. РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Столбцы Белгородского стола. Оп. 12, ч. 1.Д. 290. Л. 42.

51. Там же. Д. 290. Л. 27; Д. 293. Л. 84–86.

52. Там же. Д. 328. Л. 241.

53. Там же. Ч. 2. Д. 1020. Л. 364.

54. Там же. Ч. 1. Д. 328. Л. 9.

55. Там же. Д. 386. Л. 1025–1032; Д. 352. Л. 27, 59, 73–93.

Статья в Сборнике материалов межрегиональной научной конференции. "ОБОЯНЬ И ОБОЯНЦЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ" (г. Обоянь, 21 апреля 2012 г.). / Ред.-сост. А. И. Раздорский. Обоянь, 2013.