автор: В.СТЕПАНОВ.

НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛ

Неизв. художник. Портрет фельдмаршала князя Александра Ивановича Барятинского

Богатое курское имение Марьино, перешедшее после смерти князя И.И. Барятинского во владение старшему сыну Александру Ивановичу, будущему покорителю Кавказа, было им передано в 1850 году другому брату - Владимиру. Но позже генерал-фельдмаршалу А.И. Барятинскому по наследству досталось от своего двоюродного брата графа Толстого имение Деревеньки вблизи Льгова. В июне 1868 года генерал-фельдхмаршал поселился в Деревеньках, хотя доставшийся ему в имении дом имел всего пять комнат. Но выдающийся полководец сразу нашел здесь много интересных занятий: наблюдал за проходившим смотром войск, расквартированных поблизости, принимал массу посетителей; начал наводить порядок в своем личном хозяйстве. Александр Иванович был избран почетным мировым судьей, принимал активное участие в земских собраниях, с интересом знакомился с бытом крестьян. Ему не были чужды как военно-политические, так и крестьянские вопросыда точнее, вопросы общинного или подворного земледелия.

Яркой характеристикой такого внимания князя на положение сельского населения может послужить его анонимное письмо, которое он направил 16 ноября 1868 года недавно назначенному министру внутренних дел А.Е. Тимашеву.

После похвал в адрес нового министра А.И. Барятинский лукаво писал: «Я люблю жить в деревне (а сам, по существу, вел кочевой образ жизни - B.C.) и в полной неизвестности, поэтому

Вторая пол. XIX века прошу Ваше превосходительство простить меня, что не подписываю своего письма; может быть, почтили бы меня своим вниманием и захотели бы меня вызвать; пожалуй, предложили бы и место и соответствующий чин, а этого я боюсь и опасаюсь более всего на свете...»

А далее шли мысли князя, порожденные наблюдением над суровой сельской действительностью: «Живя в глуши, посреди крестьян и прислушиваясь к их говору, горячо им преданное мое сердце не может не скорбеть, слыша от них, что вместо улучшения быта, столь желаемого Государем, положение их день ото дня делается все невыносимее. Праздность со дня освобождения крестьян во всем своем безстыдном величии господствует в деревнях; все недуги от нее происходящие: лень, пьянство, обман и распутство - дошли до пределов всякого воображения и терпимости; чувство личного сознания совсем исчезает, кабаков развелось много, школ мало, а праздных дней в году более двух третей.

Конечно, переходное состояние крестьян отчасти тому причиною. Свободу понимают многие, как и везде на первых порах, приобретенным правом ничего не делать и давать волю страстям; но по словам крестьян, зародыш зла кроется в самом постановлении, которое силою закона, награждает праздность. Исправный поселянин горько ропщет на мировую собственность; он видит в ней несправедливость, произвол и личное стечение, гораздо хуже и обиднее для него бывшего крепостного состояния. Он трудится, работает, потеет за нерадивого, а тот гуляет, пьет и издевается над ним; круговая порука поощряет его лень, избавляя от забот и труда.

Не возмутительно ли, в самом деле, для человечества не признавать справедливым равномерный труд и заставлять людей равномерно делиться его последствиями? «Не богатый и не бедный, а праздный человек опасен для общества», - говорил Франклин...»