автор: М. ЛАГУТИЧ.Владимир Иванович ЗАХАРОВ:
|
 |
| Льгов, 1915 год. |
Крайне противоположными улицами были Луговая (восток), Сосновская (запад), Слободская (север), Сеймская ( юг). Этими улицами, как рамкой, и был очерчен весь город. В него входили три площади: Красная, Никольская и Покровская.
За Сосновской улицей простиралась узкая полоса ржаного поля, а за ней шел вековой сосновый бор с высокими стройными соснами в один-два обхвата. Бор был любимым местом отдыха горожан. Там собирали грибы (маслята), землянику и сосновые шишки. Их дома, при чаепитии, подбрасывали на тлеющие угли в самовар, где они, медленно тлея, распространяли в комнате приятный смолистый запах сосны.
Население Льгова не превышало 12-15 тысяч. Оно состояло, в основном, из мещан, ремесленников, мелких торговцев, купцов, разночинцев (т.е. интеллигентов, не принадлежавших к дворянству), выходцев из других сословий. В Льгове была небольшая прослойка и дворянско-помещичьего сословия. Их положение было подобно персонажам чеховского "Вишневого сада", где показаны буржуазные отношения в городе и деревне: помещики уступали свое первенство купечеству, при обнищании деревни. Рабочих во Льгове было немного, так как промышленность в то время была в зачаточном состоянии.
Из всех улиц, мощенных (крупным булыжником), было только две: Курская и Дворянская. Остальные улицы покрытия не имели и в весеннее-осеннюю распутицу, по раскисшему чернозему, трудно было проходить. На главных улицах были дощатые тротуары. На окраинах обходились и без этого. Железнодорожная станция Льгов-1 находилась от города на расстоянии семи верст. Добираться туда было непросто: кто побогаче пользовался легковыми извозчиками, а большинство добиралось пешочком. Какого-либо транспорта не было и в помине.
Жизнь в Льгове была спокойной. Не было ни хулиганства, ни дебошей, ни квартирного воровства. Днем квартиры не запирались на замок. На ночь на двери накидывали только лишь небольшой символический крючок.
В самом начале века в Льгове были женская прогимназия, мужское 4-классное городское училище и 3-классная начальная церковно-приходская школа. Все три класса этой школы располагались в одной большой комнате. Учителем был отец Петр - дьякон Знаменской церкви. Он умудрялся обучать одновременно ребят всех трех классов.
Желающие получить полное среднее образование ехали в губернский город Курск. В конце десятых годов женская гимназия была открыта, наконец, и в Льгове.
Здесь, как и положено, по статусу уездного города, были одна больница, богадельня и приют для сирот.
Не последней достопримечательностью Льгова была городская баня. Она представляла собой одноэтажное деревянное строение барачного типа. Функционировала один раз в неделю, по субботам. Рекламой бани являлся зазывала известный всему городу Иван Шухов. Он, по субботам, с раннего утра, обходил все улицы города и громогласно кричал: «У баню, у баню, у баню!» Горожане охотно шли в баню не только помыться, но и поправить свое здоровье, будучи уверены в том, что «баня парит, баня правит, баня все поправит».
Электричества не было. На все улицы приходилось только два газовых фонаря: один на Красной площади, перед церковью, другой на Дворянской улице, напротив дома исправника (уездный наместник курского губернатора). Фонари обслуживал пожарник. Каждый вечер он неспеша подьезжал на дрогах к фонарю и при помощи вращающегося механизма и троса спускал его вниз. Затем заправлял газом, чистил стекло и обратным вращением механизма поднимал фонарь на должную высоту. На все эти манипуляции уходило минут 35-40. Затем пожарник, громыхая телегой по булыжнику, не спеша, ехал ко второму фонарю и проделывал с ним такие же манипуляции. Утром тот же пожарник гасил фонари.
Таким образом, для обслуживания только двух фонарей в то далекое время требовались специальный человек, подвода и лошадь!
В городе в ночное время было темно, но люди ходили без опаски. Я не помню ни одного случая хулиганства или грабежа прохожих. Льгов был спокойным городом во всех отношениях.
Водопровода в городе не было. Пользовались колодезями. Воду носили в ведрах на коромыслах, ее развозили по домам водовозы. Их в городе было множество. Каждый водовоз имел своих клиентов.
Дома отапливались дровами и гречневой шелухой. Она скапливалась на крупорушках и продавалась по очень низкой цене. Шелуха горела в печах большим пламенем и быстро их нагревала. В связи с изложенным, отмечу, что льговский уезд производил огромное количество гречки, поэтому в шелухе не было недостатка.
Из описанного схематичного плана Льгова можно понять, что этот городок отличался от многих других уездных городов компактностью, удобной планировкой, прекрасной природой, необыкновенным уютом и обаянием. Прежде всего, обращает на себя то обстоятельство, что почти каждый дом или домик соседствовали с садом, а в нем изобиловали яблони, вишни, кусты сирени и жасмина. Перед многими домами: белая акация, липы, пирамидальные тополя, березы. Дома, чаще всего, из светлокрасного кирпича. Печные и водосточные трубы, как правило, украшены кружевными замысловатыми кружевами. Все это придавало постройкам парадность и домовитость.
 |
| Льгов. 2005 г. Могила купца Ф.Захарова. (Фото автора). |
Украшали город и соловьи. Их было множество. Майскими, июньскими вечерами и ночами соловьиные трели разносились почти из каждого сада.
Как и положено, в Льгове была штатная пожарная команда. Она состояла из 10-12 пожарников в надлежащем экипировании с пятью бочками воды на конной тяге и одним брансбойдом (пожарным насосом). Раньше в конюшнях обычно держали козлов, которые, как говорили, отпугивали домового и охраняли от него лошадей. Не представляли исключения и пожарные конюшни. В них козел чувствовал себя полным хозяином и пользовался вседозволенностью. Он часто появлялся на улицах города, срывая с тумб наклеенные мучным клейстером афиши, с аппетитом пережевывал их и глотал. Иногда козел бесцеремонно ложился на дороге или тротуаре, заставляя прохожих боязливо его обходить.
И так продолжалось месяцы, годы и люди, в конце концов, привыкли к этим «мелочам жизни». Что же касается администрации города, то ее не интересовало это: «козел и есть козел, что же с ним поделаешь».
Во Льгове изредка функционировал кинозал. Показывали чаще душераздирающие фильмы вроде таких: «О чем рыдала скрипка», «Пара гнедых», «Хризантемы» и подобные им. Как и везде в то время, кино не было озвучено - немое. Перед основным фильмом обязательно показывалась комическая лента с участием популярного комика Макса Линдера. Часто бывали и такие казусы: вдруг во время сеанса старенький двигатель отказывал и зал погружался во тьму. Тут же с первых рядов, где обычно сидели мальчишки, раздавался топот. Чтобы публику успокоить, начинал играть духовой оркестр. Его репертуар был невелик: «На сопках Манчжурии», «Амурские волны», «Голубой Дунай» и еще один - два вальса. А тем временем либо исправляли мотор, либо владелец кинотеатра обьявлял: «Уважаемые господа и дамы, поскольку двигатель заглох, кино не состоится!». Тут же раздавался марш «Прощание славянки» и публика расходилась. Опять «Мелочи жизни».
Вечерами и особенно по воскресеньям льговская публика любила прогуливаться либо по Курской улице, либо по мосту, либо в парке. Любовались восходом луны, слушали соловьев, кто-то играл на гитаре, смеялись, острили, было хорошо и весело. Короткой летней ночью наблюдали и восход луны, и, поутру, восход солнца.
Благодаря прекрасной природе, здоровому климату, в Льгов приезжали в отпуск из Петербурга, Москвы и северных городов.
В Льгове было множество магазинов и ларьков. В них можно было найти все, что необходимо человеку с самым требовательным запросом. Все было припасено и для горожан и для крестьян.
После дневных забот и вечернего чая каждый горожанин проводил свое время, как ему вздумается. Одни отдыхали дома, другие шли на прогулку в парк, бор, на реку. Катались на лодках…
Большим событием для льговчан был весенний разлив Сейма. Его ожидали и знатоки прогнозировали каждый по-своему: когда лед тронется, какой будет разлив большой или малый. Говорили, что большой и дружный разлив к хорошему урожаю.
Рассказывая о Льгове, нельзя не упомянуть о масленнице. Ее широко праздновали. Конечно, в каждой семье были блины и обязательно из гречневой муки. Блины ели с топленым коровьим маслом, со сметаной, кто побогаче с кетовой икрой. К блинам подавался и заливной судак. Эта рыба не дорогая, всем доступная и продавалась она в каждом рыбном магазине. Масленичная неделя не проходила без кулачных боев. Бились хлестко, но не со злобой, а, как говорили, "полюбовно".
Противниками в кулачных боях всегда были с одной стороны льговские бойцы, с другой, из Пригородной Слободки. Сходились стенка на стенку, с каждой стороны по 50-60 бойцов. Били по чем попало. Щадили только лежачих. На этот счет было твердое правило: «Лежачего не бить!».
Во время схватки слышались глухие удары кулаков и напряженные бессвязные голоса. Над схваткой в холодном воздухе стояло паровое облако. Повторяю, бились без злобы, без обиды за поражение, подобно тому, как это бывает в спорте. Противники в кулачном бою на второй день, несмотря на синяки, ссадины и выбитые зубы, встречались без малейшей обиды за кружкой пива и мирно обсуждали удачи и промахи вчерашней схватки.
Масленичные кулачки, это своего рода один из видов спорта, но жестокого и, мягко говоря, не совсем цивилизованного. В этом отношении кулачки не уступают боксу, они даже более безобидны, т. к. не ввергают бойцов в такое тяжелое состояние, как нокдаун или нокаут. В 1917 году местными властями кулачки во Льгове были запрещены.
Масленница во Льгове отмечалась не только блинами и кулачками. Все, у кого были лошади, катались. К этому долго готовились: недели за две-три до масленницы усиленно подкармливали лошадей, прилаживали к саням спинки, украшали их кто, как мог, чаще всего либо обивали ковром, либо просто окрашивали яркой краской. На дуги подвешивали колокольчики, на шею лошадям одевали ошейник с набором бубенцов. К масленнице день становился побольше, катания начинались часов с четырех и продолжались до темна.
На моей памяти в районе Льгова было построено одиннадцать мостов. Невероятно, но факт!
Для ясности изложения этой эпопеи мосты буду обозначать последовательными номерами.
Итак: от первого моста я застал лишь остатки: торчащие над водой деревянные сваи.
Второй мост являлся непосредственным продолжением Дворянской улицы. Он был деревянный, с виду очень красивый, но неустойчив. Проезжающая подвода вызывала заметные сотрясения моста. Если же по нему проходила строевым шагом рота солдат, то мост вторил их шаговому ритму. Он также начинал раскачиваться. В таких случаях командир зычно командовал: «Первые номера сменить ногу». И мост, следуя команде, уравновешивался. По этому мосту ездили медленным шагом, с опаской.
После долгих дебатов городская дума решила: деревянный мост разобрать и на его месте построить железобетонный (третий). Так года через три возник упомянутый только что (третий) железобетонный мост. Он стал, помимо своего основного предназначения, и любимым местом встречи и прогулок горожан.
Следует отметить, что за время строительства железобетонного моста (три года), каждый год строили и на время половодья разбирали три небольших деревянных моста (4, 5 и 6). Упомянутый железобетонный мост нежданно-негаданно рухнул. Вся его средняя часть оказалась в воде. На ремонт ушло еще три года. За это время еще трижды строили и перед половодьем разбирали деревянные малые мосты (7, 8 и 9). Наконец восстановили, а фактически построили заново упомянутый ранее железобетонный мост (десятый по счету). И он долго не простоял, местами начал оседать и грозил обвалом. Вместо этого моста был воздвигнут одиннадцатый, метров на 500 ниже, по течению Сейма, великолепный железобетонный мост повышенной прочности. Так за 17-20 лет в городе Льгове было построено одиннадцать мостов, вынужденно сменявших друг друга.
Хотя Льгов в начале века и являлся небольшим городком, но он в то же время не замыкался в своей уездной скорлупе. В городе довольно широко распространялись периодические издания: «Нива», «Сатирикон», «Живое слово», ежедневная газета «Южный край» (издаваемая в Харькове), московская «Русское слово».
Газетами особенно интересовались в период русско-немецкой войны 1914-1917 годов. Положение в это время было тревожное и каждый старался поскорее узнать новости с фронта.
Отец мой коренной курянин. Он часто говаривал, что его прадед числился «курским порубежником» (пограничником), защищавшим русскую землю от наскоков Золотой Орды, печенегов, половцев и других кочевых племен того времени.
Родиной отца был город Курск. Там, на окраине, на Сиротской (старое название) улице в маленьком бревенчатом, двухоконном домике жил его отец, мой дед - Захаров Антон Фадеевич. Он всю свою жизнь был мыловаром на фабрике крупного владельца Фрида. Там же, с детства и до зрелого возраста, работали и его два сына: Федор и Иван (мой отец).
В середине прошлого века, с целью расширения своего коммерческого дела, Фрид откомандировал Федора в близлежащий уездный город Льгов и доверил ему открыть, от своего имени, лавку по продаже мыла. Как можно судить, дела у Федора пошли неплохо, и он вскоре стал уже приказчиком у Фрида, а потом и хозяином своей лавки.
Он начал быстро расширять свое дело, открыл бакалейную лавку и выстроил двухэтажный дом. Вскоре, с помощью Федора, в Льгове обосновался и его брат, знакомый уже читателю Иван (мой отец). У отца появились небольшой дом и бакалейная лавка на Базарной площади.
В это время дядя Федор умер. Дети похоронили усопшего с почестями. На кладбище воздвигли мраморный памятник, огражденный металлическим сетчатым павильоном. Дочь Федора вышла замуж за киевского купца Ивана Ивановича Надененко, с этого момента они перестали знаться с моим отцом и его семьей. Более того, новая семья Надененко разбогатев, стала с пренебрежением относиться к нашей семье, как к менее состоятельной или, по сравнению с ними бедной и многодетной.
И действительно, наша семья состояла из десяти душ. Торговля у отца была вялой. В его лавке продавался только крестьянский товар: керосин, соль, деготь, мыло, пшено, гречка, махорка, конопляное масло и еще 5-10 предметов крестьянского потребления.
Льговские богатеи-купцы, такие, например, как братья Коньшины, Крыгины, Пафнутьевы, Белобородовы, и подобные им, с высокомерием относились к отцу и обычно при встрече, когда отец снимал фуражку, они в ответ чуть отворачивались и еле прикасались двумя пальцами к козырьку, показывая, таким образом, что ты, брат, вроде и наш и не наш, «знай сверчек свой шесток».
В старинном городе Льгове крепко устоялся домостроевский быт. Все знали, кто есть кто, и чем каждому следует и не следует заниматься. Правила табели о рангах особенно чувствовались в церкви. Местом для нищих, калек, погорельцев являлось входное крыльцо, пороги, ведущие в церковь. Не далее! В притворе скапливалась льговская беднота. Чуть глубже, недалеко от порога уже в самой церкви, группировались приказчики, портнихи, кухарки (если отпускала хозяйка). Перед ними собирались средние и мелкие торговцы, прасолы, подрядчики, некрупные землевладельцы и подобные им. Здесь было постоянное место и моего отца. Дальше, вперед ни-ни! Середину церкви занимали школьники, приведенные сюда в парах со своими классными руководителями. Переднее же пространство церкви, прямо перед царскими вратами, принадлежало полностью льговской знати: исправнику, военному надзирателю (жандарму), высшему чиновничеству и богатейшему купечеству.
В самый торжественный момент службы царские врата открывались, из них, в полном облачении протоиерея, выходил отец Павел с крестом и кадилом. Продвинувшись несколько вперед, он бегло и невыразительно благословлял всех молящихся, а потом, как бы переродившись и представая уже ласковым и сияющим, начинал персонально благословение стоящей перед ним знати, осеняя каждого крестом, опахивая дымком ароматного ладана и приговаривая: «Многая лета».
Как бы то ни было, в старинном «благословенном граде Ольгове» всегда существовало два полюса: один у царских врат храма, другой на его ступенях. Льговские богатеи всемерно старались приобщать детей к «своему делу». Обычно дети этой группы льговчан, заканчивая льговское городское училище или прогимназию, сразу включались в родительские коммерческие дела. Это считалось правилом. А тут вдруг торговец Иван Захаров посылает учиться старшую дочь Екатерину в Харьковский мединститут, вторую дочь Александру в Московский университет на математический факультет, третью дочь Наталью и четвертую дочь Марию, тоже в Московский университет на филологический факультет, а сына Гавриила - в Харьковское высшее инженерное училище. Льговские богатеи не могли это перенести равнодушно. Они нередко упрекали отца за то, что он не приучает детей к своему делу, а толкает их на студенческие сходки. Отец часто об этом говорил дома и решительно заявлял, что его дети должны учиться и работать, а не торговать.
К счастью, так и получилось: Екатерина, закончив в 1917 году Харьковский мединститут, сразу приняла инфекционное отделение Льговской больницы, проработав в ней 10 лет, затем переехала в Курск. Работала до 75 лет. Награждена орденом Ленина.
Александра закончила университет в 1917 году и сразу поступила учительницей в льговскую школу. Так же, как и старшая сестра, она работала долго, непрерывно, далеко за пенсионный возраст. Вышла на пенсию в 76 лет. Награждена орденом Ленина. Получила звание заслуженной учительницы СССР.
Наталья, по окончании филологического факультета, сразу поступила работать в Льговский отдел народного образования, а затем в Москве, до пенсии, работала учительницей русского языка. Награждена орденом Трудового Красного знамени.
Мария и Гавриил вуз не закончили. Работали во Льгове до пенсии. О Гаврииле следует сказать немного подробнее. Он очень много сделал доброго и для семьи в целом, и для меня, в частности, зародив в моей еще детской душе любовь к природе и к искусству. Брат был художником, и в этой области искусства работал с 1917 года до своей кончины -1976 года. Единственный перерыв - Великая Отечественная война: с первых дней ее начала до полного завершения он был на фронте.
В детстве и юношестве я часто ходил с Гавриилом на этюды. Там брат зарисовывал пейзажи заливного луга, льговского парка, сосняка, ржаные поля с васильками и другие ближние и дальние окрестности Льгова. Некоторые картины, безусловно, являлись документальными и могли бы сейчас найти место в Льговском краеведческом музее. Например, первый деревянный мост через Сейм, потом сменивший его железобетонный мост.
Картины брата широко и неоднократно представлялись на выставке в Курске. Их было нарисовано немало, но все они рассредоточились столь широко, что трудно сказать, где они в настоящее время находятся. Хотя можно быть уверенным, что немало их находится в домах жителей Льгова.
В 1917 году лавка отца, как и все частные предприятия, была закрыта. Отец воспринял это спокойно. Дело в том, что к этому времени он был в весьма преклонном возрасте и постоянно болел, а главное, он чувствовал себя не одиноко, а в своей трудовой семье. Отчий дом (Красная площадь, 20) оказался для них в тягость, так как требовал серьезного ремонта. И в связи с этим отец передал его, по своей инициативе льговскому горсовету. Взамен получил для проживания небольшой четырехкомнатный, кирпичный исправный домик по улице Советской 28. Он раньше принадлежал фельдшеру Абадееву.
Умер отец в 1930 году. В настоящий момент (май 1991 года) из большой семьи в живых остался я.
Теперь немного о себе. С детства много читал, особо любимыми книгами были «Путешествия Пржевальского» и дарвинское «Происхождение человека». В 1925 году окончил льговскую школу. После нее сразу поступил на должность счетовода в льговский уездный финотдел. Там проработал два года. Бухгалтерская работа мне не понравилась, тянуло к естествознанию. Уволился и поехал в Москву, с желанием поступить в вуз. Но этого мне не удалось, так как наплыв желающих был неимоверно высок, по 10-15 человек на одно место, а привилегии давались в первую очередь рабочим и крестьянам. Я же по социальному положению был служащим и к тому же сын бывшего торговца…
Записался на биржу труда. Время от времени получал направление на различные работы. Но чаще всего, я неплохо подрабатывал на разгрузке вагонов. Там сколотилась бригада из молодых веселых ребят. В свободное время мы ходили в театры, музеи, изучали Москву.
Однажды в газете прочел обьявление о том, что в Алма-Ате открыты два института: ветеринарный и медицинский, там имеются вакантные места и приглашаются желающие. Я ухватился за это.
На казахской земле я прожил 15 лет. Здесь я учился сам, работал, путешествовал, учил студентов, писал научные статьи, книги.
Путешествия и вызвали у меня потребность выражения своих впечатлений в скульптурных образах. Я бесконечно рад, что большинство из них мне удалось передать моим землякам во Льговский краеведческий музей.
Если мой служебный стаж разделить на две, приблизительно равные части, то первую следует соотнести с работой в Казахстане, а вторую - в Молдове. Здесь, так же как в Казахстане, я по конкурсу занял должность профессора, заведующего кафедрой в мединституте, и параллельно с этим, развернул работу по изучению проблемы природноочаговых болезней человека. Эта проблема явилась для Молдовы весьма актуальной. Немало времени и внимания уделял работе в должности председателя Ученого Медицинского совета Министерства здравоохранения.
В настоящий момент (май 1991года) мне 85 лет. Пришло время отчитаться о своей работе. Не хвалясь, а именно в порядке отчета, отмечу, что более чем за пятидесятилетний период непрерывной работы, опубликовано в разных изданиях более 150 моих научных работ и 15 авторских книг. Получено два авторских свидетельства. При моем непосредственном участии выпущено более 20 тысяч врачей, в том числе научных работников, доцентов, профессоров. Моя работа отмечена шестью правительственными наградами. Удостоин звания Заслуженного деятеля науки.
С нескрываемым удовлетворением отмечу, что более 40 моих скульптурных работ нашли свое постоянное место на моей родине, в Льговском краеведческом музее, в родном отчем доме. Этим я, в первую очередь, обязан талантливому и неутомимому краеведу Семену Викторовичу Лагутичу. Меня часто спрашивают, что побудило интерес к работе с деревом. Мне трудно ответить. Я помню себя еще в раннем детстве, когда я иногда отказывался играть со своими сверстниками и сосредоточивался над устройством чего-либо из дерева. Иногда я целыми днями мастерил коней, грабли, лопатки, одноколесные тачки и четырехколесные тележки. Качество этих поделок было невысоким, да и из инструментов у меня были лишь топор, лучковая пила, и перочинный нож, найденные, где попало гнутые гвозди и молоток. Однако до сих пор сохранилась деревянная ложка, которую я вырезал перочинным ножом из найденного брусочка, когда мне было шесть лет. Ложку я вырезал в подарок маме. Работая, неосторожным движением, я перерезал сухожилие большого пальца левой руки, он сразу согнулся и так такими остался. Моя мать очень переживала. Но ложку сохранила и через моего брата Гавриила передала мне. Ложка находится у меня до сего времени. Древесина потемнела, стала коричневой, да и возраст ее немалый - 80 лет!
| СОДЕРЖАНИЕ |
|