автор: М. ЛАГУТИЧ.Алексей Павлович ЩЕРБАТОВ-БАРЯТИНСКИЙ:
|
 |
| 1915 год. Марьино. |
Его отец – Павел Борисович, гусарский полковник, был адъютантом Николая Николаевича Романова, командующего русскими войсками в первую мировую войну. Мать – Анна Владимировна Барятинская, выросла в имении Марьино, да и у Алексея Павловича эти места запечатлелись на всю жизнь. Теплые воспоминания у него остались и о любимой тете, по сути, воспитывавшей его – Марии Владимировне Барятинской, льговское имение которой было разрушено в последние годы.
А.П.Щербатов писал: «Я рос с этими именами, жил в окружении портретов предков с их победами, наградами или поражениями, неотделимого от моего полного имени, которым меня приучили представляться с детства: «Князь Алексей Щербатов». Даже Америка, не признающая титулы, не смогла отнять его у меня. Я умудрился договориться с иммиграционным чиновником, выставить свой титул средним именем и остаюсь в американском паспорте: Алексей Князь Щербатов».
В день своего десятилетия, 14 ноября 1920 года, с немногочисленными родственниками, на пароходе «Константин» он навсегда покинул Россию. Жизнь в эмиграции была заполнена событиями и встречами. Трудно представить, что этот человек видел выступающих Ленина и Гитлера, беседовал с Муссолини и Махно, с раннего детства дружил с В.Набоковым, был знаком с Керенским, Буниным, Цветаевой, Шмелевым, Алдановым и другими выдающимися современниками. Блестяще знал языки русский, английский, французский, итальянский, болгарский, турецкий.
Побывав во многих европейских странах, в 1937 году переехал в Америку, гражданином которой и стал. С 1943 года и до окончания войны служил в действовавшей в Европе армии США и стал единственным русским американцем, получившим советский орден.
После войны много занимался научной работой, путешествовал, писал труды по истории, литературе, искусству. Преподавал в университетах. И открыто называл себя русским националистом. За свою православную деятельность в 1998 году был награжден Патриархом Всея Руси Алексием Вторым православным орденом. Встречался с Путиным, другими известными политиками. В 2001 году передал России коллекцию писем Шамиля.
В октябре 2001 года во время посещения Афонского монастыря в Греции, неожиданно встретился с группой курских паломников, которым был чрезвычайно рад. С интересом расспрашивал о Марьинском имении, удивлялся, что оно уцелело, и там помнят Барятинских.
Последние годы его жизни мы обменивались письмами, но больше общались по телефону, ведь живая речь всегда интересней. Алексей Павлович собирался посетить Марьино, заочно подружился с директором санатория, прекрасным человеком Б.И.Воровичем, посылавшим ему книги и видеофильмы о современном состоянии имения. Очень благодарил за сохранение этой архитектурной жемчужины и восстановление фамильного склепа. Писал: «Их могилы, как и других прародителей,- мои могилы. Где бы мы ни жили, корнями уходим в Россию и ей принадлежим… Я продолжаю стоять за Россию, русского человека, так же, как мой отец, мои деды Барятинские и Щербатовы, которые как истинно порядочные люди много сделали для русского народа и государства Российского».
К сожалению, сбыться планам, было не суждено. В марте прошлого года по телевидению прошел цикл передач «Рассказывает князь Щербатов…» Уже было заметно, что болезнь брала верх.
Эпитафией ему могли бы быть слова из случайной встречи с пролетарским писателем.
- Вы русский?
- Да, ответил незнакомец,- Я – Горький. А кто вы?
- Князь Щербатов.
- А, белый?
Этот вопрос был грубо оборван князем:
- Что вы имеете ввиду под словом «белый»? Я – русский.
 |
| 2002 год. Нью-Йорк. (С подлинником иконы Курская Коренная). |
Перед возвращением из Тернов в Петербург, мы решили остановиться в «Марьино», имении Барятинских в Курской губернии. Три села, благодатные поля принадлежали некогда гетману Ивану Мазепе. Одно из сел – Ивановское, позднее переименованное в «Марьино» в честь Марии (фон Келлер) – любимой жены основателя имения, Ивана Ивановича. Молодая графиня фон Келлер, дочь прусского посла в Петербурге, графа Дорофея-Людвига фон Келлер и графини Сайн-Виттенштейн, была подругой детских лет императрицы Александры, жены Николая Первого; а его мать приходилась крестной Марии, как и многим детям придворных особ, что являлось своеобразной традицией того времени. Барятинский и Келлер встретились при царском дворе, и вдовец Иван Иванович вскоре увез графиню в ее имение «Марьино». Село перешло к Барятинским вместе с ее хозяйкой, и было закреплено за ними с учетом заслуг Барятинского перед Отечеством после предательства Мазепы и правительственной конфискации.
В «Марьино» запомнился восхитительный особняк, настоящий дворец. Внутри дома – огромные залы с античными скульптурами, редкой мебелью. Словом готовый музей. Спустя некоторое время после революции, это имение действительно превратили в санаторий-музей. Часть мебели и ценности были разграблены, остальное – двадцать один вагон с произведениями искусства, книгами и драгоценностями отправили в московский фонд.
Однажды, в 1945 году в Баварии меня, в качестве знатока русского искусства, пригласил к себе американский военный и показал статуэтку императора Петра Третьего, выполненную из слоновой кости. Я быстро нашел надпись на обратной стороне: «В подарок моей племяннице Барятинской». Эта племянница – прабабушка моего деда, урожденная принцесса Гольштейн-Бек, была замужем за Иваном Барятинским. Милая вещица напомнила мне «Марьино», и я спросил владельца:
- Как она к вам попала?
- Я приобрел ее в Германии. А вы знаете эту семью?
- Да. Это моя родственница. Дальняя, конечно…
После этого разговора американец явно избегал меня. Видимо, немцы, побывавшие в имении в начале войны, тоже вывезли какие-то вещи. Благо, что не уничтожили дом со всем содержимым. Причиной тому, вероятно, было наличие большого количества произведений искусства из Германии, вызвавших определенное благоговение.
Впрочем, это уже не важно. Интересно другое. В 2001 году я путешествовал по Греции, посетил Афон, где неожиданно встретился с паломниками из Курской области. Это рядом с нашим имением. Вскоре, получил письмо от Михаила Лагутича, замечательного исследователя-историка. Завязалась деловая переписка: вопросы-ответы. Наконец – приглашение приехать. Надо сказать, я испытал большое искушение посетить места детских воспоминаний, могилы предков… Однако, выяснилось, что могил, как таковых, нет, склепы разорены, кости из фамильной усыпальницы сожжены. Недавно получил копию статьи замечательного журналиста Феликса Медведева «Смерть после смерти», которую дочитывал почти сквозь слезы: так живо описано бессмысленное уничтожение захоронений Барятинских в Марьино:
«К 1937 году, к моменту приезда на отдых в «Марьино» - в то время санаторий ВЦИКа – всесоюзного старосты Калинина, на вечном упокоении в усыпальнице под церковью находилось девятнадцать каменных гробов в нишах, богато убранных. Партия боролась с Богом, и церковь посещали мало…» Получив разрешение Калинина снести верхний этаж церкви и использовать кирпичи для постройки школы, «…вдохновленные селяне снесли и второй этаж храма и пять его престолов… Когда стал вопрос что делать с захоронением Барятинских, местный партиец бросил слова: «А что с ними делать, сжечь, да и вся недолга». И работа закипела. Выбрав самых сильных мужиков, кувалдами и молотками красные атеисты вдарили по гробницам. Разлетались вокруг осколки мрамора, прочные лепнины, кирпичная кладка. Начали с князя и княгини. Когда сняли крышки гробов, перед святотатцами предстала сказочная картина – лежали, как живые, мужчина и женщина в сохранившихся одеяниях, нарядах и украшениях. На князе, победителе Кавказа, выдающемся русском полководце, был золоченый мундир с эполетами, царские награды. На княгине сохранились платье и обувь…» На вопрос Ф.Медведева: «А где же захоронили останки?» последовал ответ внучки одного из вскрывателей: «Захоронили? Ну что вы. Они были сожжены на колхозном дворе». Склеп превратили в котельную и склад угля… Из всего могильника сохранились лишь два массивных надгробья, которые валялись во дворе школы, пока в 1990 году при поддержке директора санатория «Марьино» Бориса Воровича, патриота и великого подвижника, их не установили на Овальном острове пруда…»
Печальная история.
Особенно обидно за генерал-фельдмаршала, Александра Ивановича Барятинского, одного из четырех сыновей Ивана Ивановича и Марии фон Келлер. Это был фантастический человек, талантливый военный, он многие годы защищал Кавказ и пленил в труднодоступных горах Гуниб-Дага известного имама Шамиля, предводителя горцев в борьбе с Россией, с которым позднее состоял в дружеской переписке. Сдавшись фельдмаршалу, Шамиль присягнул на верность русскому царю Александру Второму, при этом завещал единоверцам-мусульманам не воевать с Россией.
Герой Кавказских войн, уйдя в отставку, провел большую часть жизни вдали от родины. Сначала, женившись на Давыдовой, он отправился с ней в Польшу, затем в Женеву, где Александр Иванович умер от ран, причинявших такие нестерпимые боли, что приходилось прибегать к морфию. Лечение не приносило особого успеха. Собственно, болезнь была одной из причин его отъезда в Европу. По той же причине он, старший в роду, передал свой майорат (полностью передаваемое, неделимое наследство) на имение «Марьино» второму брату, Владимиру Ивановичу Барятинскому, отцу моей самой близкой тети Марии Владимировны. Прах фельдмаршала согласно его завещанию был перевезен из Европы в «Марьино» - имение родителей. В Женеве, между прочим, в русской церкви – месте первоначального упокоения Александра Ивановича – сохранилось надгробие с фельдмаршальским жезлом над пустой гробницей. Там сохранилось… Стоило ли возвращать тело Барятинского, чтобы он умер после смерти?
Жаль, что нескольким поколениям русских людей преподносилась искаженная, подтасованная история России… Возможно, многого варварства россияне бы избежали, зная фактическое положение дел. Надо сказать, что за воспоминания я взялся с одним желанием: хотя бы отчасти восстановить историческую правду. Надеюсь быть услышанным.
Справка о семье Барятинских, в частности, об Александре Ивановиче, напечатанная в Русском Биографическом словаре, изданном в Санкт-Петербурге в 1900 году, дает подробное описание заслуг перед родиной и наград фельдмаршала, его побед на Кавказе, о покорении горских племен, встретивших назначение сорокалетнего князя Барятинского в качестве кавказского наместника «редким ликованием». Кавказ от мала до велика, от рядового до генерала, был счастлив и гордился тем, что новый начальник СВОЙ человек, крещенный кавказским огнем, дважды пронзенный горской пулей и знающий страну и ее население вдоль и поперек. Эта общая радость выражалась в статьях газеты «Кавказ». Нововведения его были широкомасштабны: от постройки Военно-Грузинской дороги до забот о возрождении вытесненного мусульманами христианства, экономических и политических преобразований. Замечательные рекомендации князя Барятинского позволяли многие годы сохранять мир на Кавказе, соблюдая взаимные интересы: «Помимо своей политической и исторической роли, Кавказ еще и источник средств в государственную казну, для чего надлежит только поднять его культуру и ввести здесь разумное гражданское управление, которое, не обезличивая местные народности, связало бы их неразрывными узами с Россией».
С надеждой на урегулирование сегодняшних разногласий в чеченском вопросе, я в 2001 году передал вывезенные из Рима переписку имама Шамиля и фельдмаршала Барятинского – президенту России Владимиру Владимировичу Путину. Я учитываю, конечно, тот факт, что Шамиль, человек благородный и образованный не чета сегодняшним лидерам Чечни, людям другой формации, без принципов и духовной культуры. Порой именно личные качества лидеров решают исход борьбы. Наместник Кавказа, мужество которого стало почти легендой, несомненно, был настоящей личностью, если ему удалось вызвать уважение и симпатию такого серьезного противника. Мне, знавшему фельдмаршала лишь по рассказам родственников, было приятно найти все в том же биографическом словаре близкое к знакомому образу описание характера князя Александра Ивановича. Одной из главных черт которого было – упорство в достижении цели. «По свойству своего характера князь Барятинский считал однажды задуманное подлежащим возможно быстрому и решительному исполнению, причем препятствия падали сами собой. Умея верно рассчитать шансы успеха, наместник действовал решительно и безошибочно». Ничего удивительного, если знать, как формировался с самых юных лет характер князя. Его отец, Иван Иванович разработал целую инструкцию по воспитанию своего старшего сына.
До пяти лет мальчику следовало оставаться под женским присмотром. После этого возраста он переходил на попечение гувернеров, занимавшихся его физическим развитием, непременными атрибутами которого были холодный душ, гимнастические упражнения, езда на неоседланных лошадях. Пять лет, с семи до двенадцати, отводилось на изучение русского, славянского, латинского и греческого языков, при этом особое внимание уделялось родному слову, а также рисованию и арифметике. После двенадцати лет шло целенаправленное изучение механики, прикладной математики и столярного дела – все, чтобы пробудить у молодого человека интерес к занятиям земледелием, что и было основной целью родителей. Развитию памяти способствовало запоминание поэтических произведений, выработке красноречия – произнесение вслух сочиненных самим учеником речей. На путешествия отводилось шесть лет: четыре года по европейской, два – по азиатской России. По окончании путешествий юноша должен был поступить на службу в министерство внутренних дел или финансов, но не в военную, придворную или дипломатическую службы. Увы, мечте родителей не суждено было сбыться, поскольку молодой князь выразил твердое намерение стать военным. Согласно же инструкции родителей ему полагалось на старости лет, по выходу в отставку с министерского поста, осесть в деревне, чтобы «позаботиться о просвещении и благополучии своих крестьян». По такой или близкой к этой схеме происходило тогдашнее воспитание детей в этой семье.
Кстати, «для участия в захоронении фельдмаршала в фамильном склепе, приехал наследник русского престола цесаревич Александр Александрович, а с Кавказа явились депутации от горцев и кабардинского полка…». Теперь вот выяснил, что потом… Потом явились всероссийский староста Калинин со товарищи и распорядились очистить помещение… Ну, как говорится, Бог простит.
… День, в который мы навсегда покидали Ялту, совпал с днем моего рождения. Мы ночевали у бабушки. Разбудила меня Гофочка со словами: «Поздравляю тебя, Алексей, с днем рождения. Ты теперь большой мальчик, надеюсь, будешь меньше хулиганить». И добавила: «Быстро одевайся, иди прощаться с бабушкой. Сегодня мы уезжаем из России. Генерал Врангель отдал приказ: эвакуироваться всем, кто может. Едем в Константинополь».
Она повела меня к бабушке, княгине Барятинской. Я вошел в ее будуар. Бабушка, недавно перенесшая инсульт, сидела в большом кресле, милая и тихая: «Поздравляю тебя, мой дорогой Алька, с днем рождения. Вот тебе мой подарок: целых пятьсот рублей». Я поблагодарил ее, а сам подумал: «Как она далека от реальной жизни – вчера в городе бублики продавались за тысячу рублей. Так что я смогу купить на эти врангелевские деньги лишь полбублика»… Эти перемены не беспокоили бабушку, несмотря на то, что уезжать из России она не пожелала, никакие уговоры родителей не подействовали, и она осталась в Ялте со своей дочерью, моей тетей, Ириной Мальцовой и ее мужем. От тети я получил в подарок серебряный рубль для своей коллекции, который до сих пор храню. В декабре все трое были расстреляны Бела Куном по приказу Троцкого. Бабушке было восемьдесят четыре года. После бабушки мы отправились прощаться со Старым Кириллом, так его все называли. В свои девяносто шесть лет он имел ясный ум и был необыкновенно мудрым. В молодости Кирилл служил денщиком у моего деда, князя Барятинского, вместе они прошли войну 1877-1878 гг. за освобождение Болгарии. Кирилл тогда получил Георгиевский крест за переход через Шипку на Балканах. Он благословил меня и добавил: «Князек, ты умный и хороший мальчик. Знай, что наступили страшные времена. Царя убили, и Бог забыл Россию». Умер Кирилл в конце года от голода в Ялте…
…На молу напряжение несколько спало. В порту было многолюдно и суетно. Одновременно с погрузкой багажа проходил молебен в честь Коренной Курской иконы Божией Матери (Знамение). Генерал Врангель потребовал вывезти эту икону, как единственную не попавшую в руки большевиков. Он планировал переправить ее на военном корабле «Адмирал Алексеев», но, что-то, очевидно, помешало этому, и икона уезжала вместе с нами на пароходе «Константин». Увозил ее в Константинополь епископ Анастасий, ставший позднее митрополитом Зарубежной церкви. Умер Анастасий в преклонном возрасте, за девяносто лет. Святой был человек, я ему прислуживал в церквях, как мальчик, когда он приезжал в Ялту и Константинополь. А тогда епископ, в окружении священников и дьячков, нес открытую для прощания икону, которая мелькнула мимо меня голубым свечением, не раз потом всплывавшим в памяти…
…Уже живя в Америке, я узнал, что икона, с которой мы вместе отправлялись в изгнание, тоже находится в Нью-Йорке, в синодальной церкви. Это показалось мне чудесным предзнаменованием. И не напрасно. Совсем недавно, в мае 2002 года произошла еще одна встреча с иконой Курской Божией Матери. Благодаря моему другу, доктору Евгению Зубкову, и дьякону Павлу Волкову, с которыми я год назад путешествовал по Греции и Афону, в моей нью-йоркской квартире появилось это Божественное чудо. Когда я взял в руки икону, меня захлестнул такой шквал эмоций, словно, с одной стороны, навалилось горькое воспоминание об утраченной родине, а с другой – все восемьдесят два года разлуки с иконой, как частицей моей родины…
| СОДЕРЖАНИЕ |
|