После прихода к власти большевиков, прежняя судебная система разрушилась. 24 ноября 1917 года, одним из первых был принят декрет об учреждении народных судов. В их состав включался постоянный судья и народные заседатели. Свою деятельность они распространяли на участки по несколько волостей в каждом.
Судья самостоятельно вел следствие по уголовным делам, проверял правильность содержания под стражей в местах заключения, если, по его мнению, нарушались законность и права человека, мог самостоятельно освободить, наблюдал и контролировал ведение дознания в милиции, расторгал браки.
Обычно, если дела не представляли особой сложности, в них участвовало два заседателя, но дела уголовные, о посягательстве на чужую жизнь, причинении увечий, изнасиловании, разбое, подделке документов, взяточничестве и спекуляции привлекалось уже шесть заседателей. Пользовались они при принятии решения теми же правами что и судья, поэтому нередко приговоры бывали, сформулированы чисто эмоционально и областной суд их отменял. Профессиональных юристов вызывавших доверие новой власти не было, поэтому выдвигались в судьи просто мало-мальски грамотные, а главное, чтобы поддерживали большевиков.
В феврале 1920 года в Льговском уезде функционировало шесть судебных участков. Надо учитывать, что уезд занимал очень большую территорию, в него входили Конышевская, Шустовская, Пенская, Иванинская, Колпаковская, Ивницкая, Ивановская волости. В 1-й участок входил город Льгов, Нижние Деревеньки, Подгородняя Слободка, Воронино и Шерекино. Расположился суд на улице Советской в доме бывшего земства. Первым советским народным судьей стал Петр Иванович Дегтярев. Деятельность этого участка мы и рассмотрим.
25 февраля 1920 года судья Дегтярев с заседателями И. Мухиным, Н. Довженко, И. Гуковым, П. Флоринским, В. Гугульским, Ф. Гавриш рассмотрели 21 дело. Из них 12 краж, 1 поджег, 2 уклонение от наказания, все они были прекращены по очередной амнистии. Народная власть начинала очень либерально, хотя это касалось только уголовных преступлений. Через 15 лет за то же самое будут получать уже не меньше 10 лет. В тот день также было шесть дел по утверждению завещания, их тоже прекратили на основании декрета об отмене наследования. Все имущество умерших должно переходить государству и распределяться по справедливости.(1)
30 июля, на очередном заседании суда было рассмотрено 23 дела о неуплате налога. Новая власть с неплательщиками церемониться перестала, как правило, эти дела передавались в ЧК и трибунал. Поэтому к моменту заседания суда все налоги были уплачены и дела прекратили. Одно дело о краже спихнули в другой суд, а другое прекратили, т.к. обвиняемый к этому времени был призван в Красную Армию. Дело о спекуляции медикаментами также прекратили, причем без объяснения причины.
Серьезными стали считаться дела имеющие политическую окраску, и было их немало.
21 марта 1920 года Акулина Карамышева пишет в суд заявление о том, что Семен Федоров служил при деникинцах стражником, а фельдшер Егор Абадеев до революции состоял в Союзе Русского Народа. Так вот, при наступлении Красных войск они почему-то из города сбежали и скрывались неизвестно где.
Уже на следующий день следует постановление о возбуждении уголовного дела, упомянутых в доносе задерживают и приступают к производству предварительного следствия. 24 марта их допрашивают.
«Зовут меня Егор Абадеев, 70 лет, беспартийный, постоянно проживаю в Льгове на улице Советской, фельдшер. Я действительно во время царизма состоял в Союзе Русского Народа, но плохого никому ничего не делал. В 1918 году это уже рассматривалось в Льговской ЧК и ничего мне не предъявлено. Я с деникинцами не бежал и от Советской власти не скрывался, а когда червонцы (так население называло Красную конницу Виталия Примакова - прим. М.Л.» стали меня грабить и разорять, то с семейством скрылся в селе Кудинцево, а потом, когда прибыл коммунист я возвратился во Льгов».
«Зовут меня Семен Федоров, 25 лет, беспартийный, гражданин Льгова. Женат. До наступления на Льгов деникинцев с самого Октябрьского переворота служил милиционером Льговской милиции. Когда стали наступать деникинцы, я пытался эвакуироваться, но меня не взяли, дошел до Марицы, но дальше ехать было не на чем. Четыре дня скрывался, а потом вернулся в Льгов. Стражником при деникинцах я действительно служил, но поступил туда, чтобы не демобилизовали в их армию, а также потому, что не имел никаких средств содержать семью. Я был только рассыльным, да стоял на посту. При уходе деникинцев я не бежал, а скрылся на несколько дней когда еще не было никакой власти и войска, не разобравшись с обстоятельствами, могут меня расстрелять. Жена оставалась в Льгове. Когда вернулся, то узнал, что червонные казаки ее насиловали, и она пропала, больше ее не видел. Все мое имущество разграблено».
Знакомясь в архиве с этим делом, я поразился, что сохранились после всех партийных чисток свидетельские показания, порочащие доблестную Красную конницу Виталия Примакова, утверждающие, что она была никак не лучше других бандитов, так же грабила, насиловала и убивала без разбора. Вполне возможно, что никто до меня это дело и не читал.
Между тем, следователь добросовестно собирает свидетельские показания, но все подтверждают, что все так и было. Абадеев, человек очень уважаемый, порядочный, многих лечил, а имущество у него конфисковали Красные войска. Федоров по натуре безобидный и действительно Червонные казаки насиловали его жену, разграбили имущество и «делали в доме всякие безобразия».
Просто поразительно, что порядочным оказался и следователь, аккуратно подшивавший в дело все показания. Оно разваливалось. 23 июня его рассматривает народный суд. Федорову ставится в вину служба стражником, а Абадееву в принадлежности к Союзу Русского Народа (хотя даже ЧК не нашло никакого компромата).
В обвинительном заключении говорится: «Означенные граждане во время изгнания из Льгова белогвардейцев по каким-то соображениям решили уйти из Льгова. Этот факт наводит на мысль, что совесть Абадеева и Федорова перед Советской властью нечиста. Все это дает основания думать, что они имели серьезные основания скрываться от наступающих Советских войск».
24 июня 1920 года дело и арестованных направляют в распоряжение Курского Губернского Революционного Трибунала. (2)
В Льгове живет Сергей Абадеев, мой друг, но о судьбе прадеда он ничего не знает.
В 1920 году Народный суд 1-го участка провел 65 заседаний, принял к производству 679 уголовных и 131 гражданское дело. Оправдано 66 человек, осуждено 209. Часть дел передается в другие суды по подсудности, другие прекращаются по разным причинам, многие ограничиваются штрафом.
Суды завалены делами, проводить расследования не хватает времени. В ноябре 1922 года правительство принимает «Положение о судоустройстве РСФСР». По нему следствие передается следственным участкам, в штат которых входит всего два человека: следователь и секретарь. В уезде формируется два участка. Просто не верится, как на одного человека могли взвалить столько обязанностей. Кроме непосредственно следственной работы он должен контролировать дознание в милиции и проводить инструктаж дознавателей, участвовать в совещаниях и заседаниях прокуратуры, организовывать выборные компании, инструктировать общественных обвинителей, проводить совещания по борьбе с преступностью, выступать в судебных процессах, контролировать исполнение судебных приговоров, вести прием граждан и выслушивать их жалобы, обязательно читать лекции по правовым вопросам, выступать в печати, на сельских сходах, собраниях бедноты, в избах-читальнях, а также своевременно составлять планы работы и отчеты.
Первым следователем 1-го участка стал уроженец Обояни Николай Павлович Ермолов. В анкете он указал, что имеет высшее образование. Но его жена также указала, что имеет высшее образование - курсы рукоделия. Поэтому, что понималось тогда под высшим образованием понять сложно.(3)
Появляется большое количество дел о самогоноварении, ими начинает заниматься и ЧК, причем выносятся приговоры вплоть до высшей меры с конфискацией. Много фальшивых денег. Распространение получает, ставшее в наши дни актуальным, кража проводов. За год привлекается по обвинению во взяточничестве 21 человек, в том числе бывший начальник милиции Алфимов.
На этом фоне выделяются ставшие особо многочисленными дела по введенному продовольственному налогу. Страна разрушена, сельское хозяйство на грани выживания, города и деревни голодают.
Крестьянин Романов из села Верхние Деревеньки просит снизить ему продналог, так как в августе он обменял корову на лошадь, а та возьми и сдохни. Остался в критическом положении, в крайней бедности. Заводится дело, опрашиваются свидетели, привлекается налоговая инспекция, комитет бедноты.(4)
Вот другое характерное для того времени дело. Обращается из той же деревни Егор Красников: «В октябре месяце 1923 года меня постигло стихийное бедствие, пала единственная свинья с двенадцатью поросятами, без которой я остался с двумя моими детьми в возрасте 12 и 8 лет. Я пробыл в плену в Австрии 3 года и потерял 100 процентов трудоспособности. В настоящем времени остался в самом критическом положении, своей лошади для обработки земли не имею. Снятым урожаем я не могу прокормить семью. Убедительно прошу Льговскую налоговую комиссию о сложении с меня продовольственного налога 1923 года, дабы поправить свое разрушенное хозяйство».
Ходатайство поддерживает налоговый инспектор, председатель сельсовета подтверждает все актом с подписью еще трех человек, все это удостоверяет председатель волостного исполкома. Положение крестьянина принимается во внимание, и налог ему снижают на 25 процентов, он теперь обязан сдать государству 86 пудов и 39 фунтов зерна(5)
Наступает 1925 год, и подобные дела начинают перепроверять, нет ли здесь какой контрреволюции. Агент уголовного розыска Льговской милиции Ивликов выносит постановление о возбуждении нового дознания. Ведутся допросы всех лиц имевших отношение к этому делу, пишутся новые акты, протоколы допросов. Новое дело включает в себя 41 лист. 16 мая 1925 года его рассматривает Льговский суд, куда вызываются 11 человек свидетелей. Оно прекращается за отсутствием состава преступления.
Суды снова не справляются с работой. 31 марта 1924 года утверждается новое распределение и в уезде становится 12 народных судов и 6 следовательских участков. Придавая значение важности следствия, 18 января 1928 года весь следственный аппарат передается в подчинение прокуратуре. С этого времени практически исчезают приговоры оправдательные, значительно более суровым становится наказание.
