автор: М. ЛАГУТИЧ.РЕЧИЦКИЕ МЯТЕЖНИКИСмута первой русской революции пошла на убыль, и к 1907 году льговские обыватели успокоились. Они уверились в силу власти, которая никогда больше не допустит подобного. Из газет в Льгове узнавали еще о кое-где происходящих беспорядках, что-то рассказывали приезжавшие на каникулы студенты. В самом уезде порубили где-то лес, убили ночью выстрелом в окно помещицу Арсеньеву, но все это сразу раскрывалось, и виновные несли наказание. Протоиерей Павел все так же нес службу в Знаменском соборе, осенял крестом стоявших в первых рядах именитых горожан, а до остального люда капли святой воды не долетали. Купцы были рады любому посетителю в лавках и сами выкладывали все, что у них имелось, убеждали, что царскому двору поставляют именно этот товар. Учреждения работали с девяти утра до трех часов дня. Оживление наступало вечером, когда всем семейством горожане выходили на прогулку, резались в карты или спокойное лото, обсуждали политику царя и праительства. В городе даже кражи не случались. Очень развеселил случай с поручиком Ржевским. Был он помещиком в селе Борисовка, что рядом с Речицей, но жил в Ширково, а время проводил в Льгове, изредка устраивая шумные разборки. И вдруг мигом распространилось известие о скором его венчании. В торжественный день, с утра, Ржевский заявился к единственному в уезде профессиональному парикмахеру Букрееву. Оба были, что называется, уже «навеселе». Сидя в кресле, поручик стал придираться, что, мол, и ножницы тупые, расчески грязные, да и одеколон пригоден только для выведения блох у собак, не замечая, как багровеет лицо у цирюльника. Кончилось тем, что последний отложил в сторону ножницы, взял машинку, и молча прошелся ей ото лба до затылка поручика, после чего сгреб его в охапку и вытолкал за дверь. Ржевский стал бить в парикмахерской стекла, и был успокоен только городовыми. Венчание не состоялось. После этого Ржевского видеть в городе перестали. Он крепко запил, что и явилось причиной смерти. Похоронили его в Борисовке. Села так же по-притихли. Но власти чувствовали призрачность этого мира, ведь крестьян положение дел совсем не устраивало. Лучшие земли были у помещиков, крестьянские наделы оставались мизерными, а семьи, по традиции, многодетными. Если раньше разрешалось в господских лесах хотя бы траву косить, то теперь и это запретили. Вокруг села Речицы лучший лес принадлежал князю Барятинскому. Лесов вокруг было много, даже дорога на Курск шла через густые леса, да так просто его не срубишь, надо с владельцем договариваться, покупать или отрабатывать. Ну, а кому это понравится. Вот и пытались потихоньку подворовывать, жить то надо. На свою охрану из местных помещики уже не надеялись, стали нанимать выходцев с Кавказа. У тех и нрав был дикий, свирепый, да и озлоблены они были на русских за поражение в войне. 24 мая 1907 года, поутру, Марфа Скрипкина и Арина Полякова пошли в лес за травой. Муж Марфы Матвей помогал двоюродным братьям Ивану и Петру готовить сруб новой избы. По соседству братья Скрипкины Сергей и Дмитрий мастерили новую телегу. Вообще, речицким традиционным промыслом было изготовление саней, телег, колес. Каждое лето, после посевной, уходили из села бригады плотников в Харьков, добирались даже до Новороссийска, нанимаясь по пути строить дома. И бригады немалые - по 50-80 человек. Утро начиналось жаркое. За работой, в неторопливой беседе, обсуждались прогнозы на лето, на урожай, не пересохнет ли речка Речица, а то остановится водяная мельница, а она надежней ветряной. Обычные крестьянские заботы. Ничто не предвещало беды. На отдаленные женские крики обратили внимание не сразу. Первым поднял голову Матвей и сразу узнал Марфу и Арину. Они бежали с противоположного края лога и прикрывали руками головы, а рядом скакал охранник леса Бегаев и хлестал их плеткой. Мужчины бросились навстречу. Скинув с коня чеченца, они отняли у него плетку, разбили приклад ружья и все это выбросили в овраг. Конь ускакал, Бегаев сверкая глазами и выкрикивая угрозы, ушел в соседнее село Ольшанка, где жили охранники. На душе у крестьян стало тревожно. Работа уже не клеилась. Все чувствовали, что добром это не кончится. Хотя день и прошел спокойно, ночью не спалось. Утром братья Сергей и Дмитрий взяли с собой еды, воды и спрятались в поле. К полудню к ним во двор пришли урядник Стариковский, Бегаев и еще три стражника. Не застав мужчин, они зашли к соседям, строившим хату. Во дворе были Иван и Петр. Не обращая внимания на гостей, братья продолжали заниматься свом делом. На расспросы, где соседи, отвечали, что те им не докладывали. Тогда Бегаев стал упрекать урядника, что тот бездействует, что тут, мол, все бунтари, грабители и разбойники, по всем виселица плачет. Петр как работал топором, так и стоял перед гостями. «Брось топор», - крикнул ему Иван, но тот словно не слышал. Этого было достаточно и вся компания «гостей» накинулась на Петра, повалили, отняли топор и стали бить, а потом потащили со двора. Иван же перепрыгнул через плетень и дал деру. В этот момент во двор зашел их отец. Он хорошо знал урядника, числился в благонадежных и поэтому безбоязненно обратился к нему: «Иван Кузьмич, что же вы делаете?». Но тут же, получив удар кулаком в лицо, упал на землю. Когда поднялся на колени, из глаз лились слезы: «Я всю жизнь служил царю, награды имею, воевал, от князя слова плохого не слышал. За что же вы так?». На шум во двор прибежали двоюродные братья Матвей и Филипп Скрипкины. Еще не понимая в чем дело, но, видя, как охранники волокут куда-то Петра, оттолкнули последних и все трое бросились бежать. Но сразу у ворот братья упали от первых же выстрелов, а в конце сада пули достали и Петра. … Петру Ивановичу Черепкову шел восемьдесят второй год. Знали его и «стар», и «млад» как «Кудеяра», за густую бороду и насупленные седые брови. Как только солнце начинало пригревать, он переходил улицу и садился на лавочке у церкви, которую сам же и построил когда-то на собранные односельчанами деньги. Грелся, заводил беседы с прохожими, принимал и дары в виде провианта. В этот день он прикорнул и очнулся от шума и криков на другом конце села. Такое бывало только в случае пожара. А что может быть страшнее в сухую ветренную погоду, да когда все крыши соломенные. Дед быстро подхватился, доковылял до веревки привязанной к языку колокола и начал бить в набат. Кто был в поле, побросал все и понесся домой, стараясь угадать, у кого же случилось несчастье и откуда поднимется дым. Кто был дома, подхватили ведра, багры, а выбранные пожарниками односельчане выкатывали бочки с запасенной для этого водой. Народ бежал в сторону дома Скрипкиных. В это время со двора выходили стражники. Увидев бегущую толпу, с разными предметами в руках, они испугались еще больше и открыли беспорядочную стрельбу. Люди остановились, а потом, бросая бочки, ведра, багры стали разбегаться. …Через два часа Льгов всполошился известием о крупном бунте в Речице, чуть ли не начале новой крестьянской войны. Есть жертвы. Напуганные совсем недавними событиями в стране, власти тут же сообщили об этом губернатору. К вечеру в село въехали исправник Выходцев и восемьдесят драгун. Докладывал ему урядник Стариковский о том, как своими умелыми действиями сумел предотвратить восстание, как сберег подчиненных, усмирил нападавших на него с топорами и баграми, но, …к сожалению, есть жертвы среди бунтовщиков - трое убито. На что Выходцев ответил: «Ты убил трех собак, а надо было тридцать трех. Ну, ладно, благодарю за службу». Приехавший с ними следователь Ковалевский тут же приступил к расследованию. Были арестованы старики Антон Скрипкин и «Кудеяр», их увезли в губернию. Главным зачинщиком оказался «Кудеяр», он набатом призывал народ к восстанию. Тридцать человек были подвергнуты допросам. Кавказцы утверждали, что мужчины сами на стражников напали, а те вынуждены были защищаться. Показания крестьян на веру не принимались. Тела убитых лежали три дня. Священник отказывался отпевать без разрешения исправника. Исправник боялся новых волнений во время похорон. А родственники отказывались хоронить без христианского обряда. По всем дворам провели обыски, прислали драгун и тихо похоронили молодых ребят по всем правилам. На десятый день после происшествия из Курска в Льгов, а потом и в Речицу приехал губернатор. Население было собрано у церкви. Встретили хлебом и солью. Священник окропил всех святой водой, благословил крестом. Губернатор зашел в церковь, помолился. Выйдя, произнес речь о том, что ведь лес принадлежит князю, тот верой и правдой служит царю и отечеству, он благодетель ваш, зачем же вы растаскиваете его добро. Вот ежели у соседа бревно украдете, он вас дубиной огреет, а княжеское добро охраняется законом. Мне исправник все рассказал, как вы поддались влиянию бунтовщиков. Мы их будем судить. Сорную траву с поля вон! А вы берегите честь и совесть крестьянскую. Губернатор сел в пролетку и уехал подписывать донесение в столицу о происшествии в селе Речица, которое не превратилось в крупный мятеж только благодаря вовремя принятым губернатором решительным мерам. Крестьяне же молча разошлись. Шестого декабря в Курске состоялся суд. Судила Харьковская судебная выездная палата. Из Речицы пригнали пешком двадцать человек свидетелей. Обвиняли: Марфу Скрипкину за то, что укусила стражника. Антона Скрипкина за агитацию, натравливание народа против власти и стражников. Деда Черепкова за набат, за сигнал к бунту. Ивана Скрипкина- главаря мятежников. Гаврилу Скрипкина и Ивана Полякова, как сподвижников главаря. Суд длился три дня. Он был открытым и привлек много народа. Там же прошел сбор средств и за триста рублей был нанят известный харьковский адвокат Москов. Всех оправдали, а могли и в Сибирь сослать. Меняются времена, меняются власти, меняются системы управления. Но остается неизменным чиновничий произвол по отношению к простому человеку. Когда при желании, из ничего, рядовой служака может создать «мятеж» и заработать при этом награды. А настоящий мятеж произойдет через десять лет и Речица вспомнит все! (По воспоминаниям В.И.Дарской, Петра Ивановича
|
СОДЕРЖАНИЕ |
|