КУРСКИЙ КРАЙ В XIX ВЕКЕ |
авторы: Терешенко А. А.,
|
Ревизии | Годы | Естественный прирост | Механическое движение | Общий прирост | Механическое движение к естественному приросту (%) |
VII-VIII | 1816-1834 | 1,92 | 1,04 | 0,88 | 54,2 |
VIII—IX | 1834-1850 | 1,10 | 0,82 | 0,28 | 75,0 |
IX-X | 1850-1858 | 0,91 | 1,24 | -0,34 | 137,2 |
* Рянский Л.М. Движение крепостного населения в период кризиса феодализма в России. (Опытколичественного анализа по данным Курской губернии) // История СССР. — 1991. — №2 — С. 146.
Таблица показывает, что естественный прирост крепостного населения понижался, но оставался весьма значительным. Важную роль в сокращении его доли сыграла механическая убыль, которая в 1850-1858 гг. даже превысила естественный прирост. Сторонники тезиса о «вымирании» крепостных объясняли его ростом крепостнического гнета, особенно барщины: она вела «к полному моральному и физическому истощению большинства частновладельческих крестьян... Последние разорялись. Крепостное население вымирало»(3).
Каковы же были в действительности размеры повинностей помещичьих крестьян в Курской губернии?
Поскольку положение крестьян в не малой степени зависело от формы крепостнической эксплуатации важно выяснить соотношение барщины и оброка. Наиболее распространенной в Курской губернии формой эксплуатации крестьян была барщина. В конце XVIII в. 78,4 % крепостных крестьян состояли на барщине и 21,6 % — на оброке. Причем часть оброчных крестьян фактически выполняли смешанную повинность (сочетание барщины и оброка). В канун реформы 1861 года барщинных крестьян насчитывалось только 61,2%, оброчных — 15,5 %, находящихся на смешанной повинности — 18,6 % и вотчинных (приписанных к Глушковской суконной мануфактуре) — 4 %. Большинство оброчных и в несколько меньшей степени смешанных крестьян проживали в южной части губернии.(4)
О степени эксплуатации барщинных крестьян можно судить по размерам барской запашки в расчете на мужскую душу.
В конце XVIII в. этот показатель составлял 1,6 дес.(5), перед отменой крепостного права он возрос примерно до 2,6 дес. Это была весьма тяжелая для крестьян норма барской запашки. Во всяком случае, в 1850-х гг. размеры помещичьих посевов стали сокращаться.
Тяжелым бременем была для крестьянского хозяйства подводная повинность, распространенная главным образом в барщинных имениях. Управляющий вотчинами Барятинских признавался: «Поставка хлеба экономического в дальние расстояния и в большом количестве бывает для крестьян совершенно разорительно... Лошади от того худеют и наконец пропадают».(6)
Тем не менее хозяйственный расчет помещиков и угроза крестьянского сопротивления, с одной стороны, и адаптационные способности крестьянского хозяйства — с другой, видимо приводили чаще всего к установлению некоего равновесия между степенью барщинной эксплуатации и возможностями крестьян. Иначе, трудно объяснить приводимые ниже факты о состоянии крестьянского хозяйства.
Оброк являлся более приемлемой для крестьян формой ренты. Он допускал большие возможности для проявления крестьянской инициативы, развития неземледельческих промыслов и т.п. В конце XVIII в. он составлял в среднем на душу мужского пола 2,2 руб. (в переводе на серебро). К середине XIX в. он достиг 5,7 руб. сер.
Таким образом, в Курской губернии возросла эксплуатация не только барщинных, но и оброчных, а также смешанных крестьян. Однако одновременно возрастал и экономический потенциал деревни в связи с развитием местных и отхожих промыслов. И все же именно крепостническая эксплуатация являлась важнейшим регулятором развития хозяйства большинства частновладельческих крестьян Курской губернии.
Большое влияние на положение крестьян оказывала также обеспеченность крестьян землей. Большие размеры наделов при прочих равных условиях служили важнейшей предпосылкой для развития сельскохозяйственного производства крестьян.
Малоземелье же нередко вынуждало помещиков переводить крестьян на оброк, а последних прибегать к неземледельческим занятиям. Наибольший интерес вызывает вопрос о размерах надела барщинных крестьян, поскольку он тесно связан с другим спорным вопросом об источниках расширения барских запашек: происходило ли это вследствие урезания крестьянского землепользования или же за счёт других источников.
В конце XVIII в. на душу мужского пола у барщинных крестьян одной только пашни приходилось в среднем 2,8 дес. К середине XIX в. принципиальных изменений в обеспеченности их пашней не произошло. По подсчетам Б.Г. Литвака, выполненным на основе обработки уставных грамот, пашенный надел составил в среднем 2,4 дес. на мужскую душу. При этом 77 % барщинных крестьян пользовались наделом в размере 2-4 дес. Таким образом, обеспеченность крестьян пашней была более или менее удовлетворительной, чего нельзя сказать о других угодьях, особенно о сенокосе, так необходимом в крестьянском хозяйстве. Согласно данным уставных грамот, на душу приходилось в среднем всего 2,8 дес. всех угодий.
Итак, за 70-80 лет пашенный надел барщинных крестьян сократился на 14 %. Однако прирост населения в барщинных имениях губернии был гораздо выше — как минимум 25 %. Отсюда нетрудно заключить, что главной причиной сокращения крестьянского надельного землепользования являлось не расширение барской запашки (хотя это отнюдь не было редкостью), а естественный и механический прирост населения.
Рассмотрим теперь вопрос о состоянии хозяйства барщинных крестьян перед реформой 1861 г., когда положение их, казалось бы, должно быть наиболее трудным, а масштабы разорения самыми значительными. В общественном сознании под воздействием художественной и учебной исторической литературы прочно укоренился образ бесправного, до предела разоренного крестьянина с тощей, изнуренной на барских работах лошаденкой. В то же время сами помещики придерживались другого мнения на этот счёт. Н. Пузанов писал: «...за то нам приятно смотреть на наших мужичков, что они не изнурены, поживают хорошо и весело, хлебца довольно, он всем богат, все у него есть и во всем исправен».
Что говорят по этому поводу исторические источники? В государственном архиве Курской области удалось отыскать 54 описания крестьянских хозяйств (подворные описи), относящиеся к 1840-1850 гг. Анализ этих источников показывает, что имения со значительной долей разорившихся крестьян были исключением. К ним относилось, к примеру, Сухиновское имение Рыльского уезда, принадлежавшее Юстовым. Главной причиной обнищания сухиновских крестьян был, вероятно, не помещичий гнет, а случившийся в селении пожар. В подворной описи указывается, что в 11 дворах из 14 «строение сгорело».
Более распространенными были имения со значительной долей и даже преобладанием многолошадных крестьянских дворов. Так, в Пятницком имении Старооскольского уезда помещиков Мацневых дворов, имевших по 5 и более лошадей, насчитывалось 33 %, в их же Савинском имении Щигровского уезда — 65 %, в Дмитриевском поместье Ильинских того же уезда — 55 %, в Романовском имении Дмитриевского уезда Логофетов 51 %. Особенно внушительно выглядела зажиточная группа в Андреевском имении Белгородского уезда, принадлежавшая помещику Андрееву, где ровно половина дворов имела по 7 и более лошадей. Самым состоятельным здесь в марте 1853 г. был двор крестьянина Н. Дремычева: 25 человек членов семьи (из них 11 рабочего возраста), 23 лошади, 8 коров, 29 овец, 5 свиней. За несколько месяцев до жатвы запасы хлеба у него составляли 225 копен ржи, 90 коп. овса, 18 коп. проса, 6 коп. гречихи (запасы вымолоченного зерна в источнике не указаны, но нет сомнения, что оно было, хотя бы для посева).
Наиболее распространенными среди рассматриваемых имений были такие, где превалировали 2-4-лошадные хозяйства.
Всю совокупность подворных описей 54 имений можно рассматривать как естественную выборку, правильно отражающую общую картину. Поэтому целесообразно проанализировать средние показатели по всем 54 имениям. В них насчитывалось 1 057 дворов и 5 163 души мужского пола. На один двор приходилось в среднем по 4,9 души, 5,7 работника (мужчины), 3,9 лошади, 0,2 жеребенка, 1,8 коровы, 0,1 теленка, 7,2 овцы и 2,5 свиньи. Приведенные данные явно противоречат расхожим и малодоказательным оценкам многих историков народнического и марксистского направлений о нищем деградирующем крепостном крестьянине.
Очень важно выяснить, в какой мере хозяйство крестьян обеспечивало их потребность в продовольствии. Сведения о размерах пашенного надела взяты из уставных грамот— 2,4 дес. на душу или 12 дес. на двор. По официальным данным губернаторских отчетов, в 1851-1860 гг. средняя урожайность озимых и яровых хлебов на полях крепостных крестьян составляла сам - 3,2. При трехпольном севообороте надел в 12 дес. мог дать 38,4 четв. валового сбора зерна, или 26,4 четв. чистого сбора. Для продовольствия 10 душ обоего пола (при норме 2,5 четв. на человека) требовалось 25 четв. Следовательно, для продажи оставалось всего 1,4 четв. хлеба. Однако губернаторские отчеты скорее всего сильно занижают урожайность. Как указывалось выше, по мнению курских помещиков, в Курской губернии средние урожаи озимых и яровых достигали сам-6. При такой урожайности хлебный остаток составлял 35 четв. на двор. Продав этот хлеб на рынке по ценам 1858 г., крестьянин мог выручить 56 руб. сер. Это не исключает того, что многие бедные крестьяне производили гораздо меньше хлеба и находились в бедственном положении. Тем не менее барщинная деревня Курской губернии вплоть до отмены крепостного права в целом оставалась способной, как минимум, на простое воспроизводство жизненных и хозяйственных средств. Следовательно, сохранялась экономическая основа и для существования барщинного хозяйства.
Кризис помещичьего хозяйства является общепризнанным фактом. Но когда он начался: до отмены крепостного права или после (и вследствие) реформы 1861 г., почти лишившей дворян даровой рабочей силы в тот момент, когда они в массе своей ещё не были готовы к переходу на новые методы хозяйствования? Исходя из приведенных фактов и общих соображений, более обоснованной выглядит вторая точка зрения.
Главной отраслью хозяйства помещичьих крестьян Курской губернии являлось земледелие. Однако в тех имениях, где крестьяне находились на оброке или на смешанной повинности развивались местные и отхожие промыслы, становившиеся в ряде случаев главным источником существования. В середине XIX в. современником была дана следующая характеристика крестьянских промыслов: «В губернии встречаются околотки, где население целых слобод и деревень занято преимущественно каким-либо промыслом. С первого взгляда нередко подобные занятия представляются маловажными, даже ничтожными, но в действительности они иногда служат прочною основою благосостояния жителей, образуют обширную промышленность, произведения которой оказываются весьма значительною статьёю в торговле».(7)
Самыми распространёнными в Курской губернии были деревообрабатывающие, кожевенно-сапожный, гончарный и пенькотрепальный промыслы. Широкое распространение. получило ткачество, но оно почти повсеместно носило характер примитивной домашней промышленности. В большинстве случаев промыслы служили дополнением к земледелию, однако встречались и исключения. Вот наиболее яркие факты.
В слободе Ольшанка Новооскольского уезда кн. Трубецкого в 50-х годах XIX в. насчитывалось 560 дворов. Из них земледелием занимались лишь 29, кузнечным промыслом — 9, столярным — 5, живописным — 3, портняжным — 4, шапочным — 3, кожевенно-сапожным — 498. Кроме того, в 10 дворах крестьяне занимались торговлей кожами и обувью. К середине XIX столетия кожевенно-сапожный промысел в Ольшанке достиг высокого уровня развития и продолжал прогрессировать. В 1851 г. здесь производилось 100 тысяч пар сапог на сумму 100 тыс. руб. сер. К 1856 г. производство этих изделий увеличилось в 1,5 раза. Основная масса Ольшанских сапожников уже не были самостоятельными производителями. По наблюдению очевидца «все производители работают круглый год не для себя и не из своего материала, а исключительно для торговцев и по их заказам». Деньги, получаемые сапожниками от скупщиков за выполненную работу, являлись часто единственным источником их существования. Местный священник Д. Левитский сообщал, что «торговцы, зная нужды некоторых швецов, медлят с подрядами и чрез то заставляют швеца подрядиться дешевле...». Сапожники превратились во «всегдашних работников торговцев». Они «доставляют последним пользу и сами живут единственно от них: ибо... швец, продавая вперед за год сотни пар сапог, у себя на то не имеет никаких средств». Нетрудно заметить, что в Ольшанке шел процесс складывания рассеянной мануфактуры с присущим ей надомным рабочим.
Сходная картина складывалась, очевидно, и в слободе Михайловка того же уезда. Современник сообщает, что местные крестьяне «в земле не нуждались, так как почти все были ремесленники, торговцы, хлебопашеством не занимались, сбывая свои произведения, преимущественно сапоги в огромном количестве в Турцию через Одессу, и исправно выплачивали помещице оброк, не более 9000 руб. в год, жили очень хорошо, а многие даже зажиточно».
Одним из крупных центров пенькотрепального промысла являлась слобода Михайловка Дмитриевского уезда, принадлежавшая гр. Шереметеву. В конце 50-х годов XIX в. здесь работало до 15 трепалень, выпускавших «громадное количество готовой пеньки». Часть из них принадлежало крестьянам Шереметева. Крестьяне открыли также веревочные предприятия, на которых в годы Крымской войны работало по 10-12 наемных работников.(8)
Помимо местных, крепостные крестьяне занимались также и отхожими промыслами. Однако ввиду господства барщины в помещичьей деревне они были распространены меньше, чем в государственной. Вместе с тем в оброчных имениях уровень отхода, пожалуй, не уступал аналогичному показателю у государственных крестьян. Например, крестьяне слободы Рыбинские Буды Обоянского уезда «по случаю оброчного их состояния... большей частью находятся в заработках».(9) Перед отменой крепостного права из Борисовской вотчины Грайворонской уезда и Корейской — Корочанского, принадлежавших Д.Н. Шереметеву, ежегодно на заработки уходили 6 300 мужчин, что составляло 26,6 % их общего количества.(10)
Промысловые занятия, по-видимому, обеспечивали оброчным крестьянам более высокий жизненный уровень, чем земледельческое хозяйство барщинных крестьян. О заработках крестьян-отходников из вотчин Шереметевых в источнике сообщается: «Самый обыкновенный, не ремесленный и не торговый крестьянин может выработать в год не менее 60 руб. сер.; крестьяне же более деятельные и занимающиеся торговлей добывают от разного рода промыслов от 200 до 600 руб. сер. каждый год». Однако вследствие того, что расслоение оброчных крестьян, особенно занимавшихся промыслами, было более масштабным и глубоким, чем барщинных, в оброчных имениях росла недостаточность по оброку в первую очередь у многочисленной малосостоятельной прослойки. Так, на крестьянах слободы Михайловки Дмитриевского уезда Шереметева в 1862 г. числилась недоимка в 22 122 руб. сер., в том числе 10 560 руб. за период с 1813 по 1855 г. В Васильевском имении Соковнина (того же уезда) в 1836 г. недоимка достигла 30 700 руб. ассигнациями, что более чем в три раза превышало годовой оброчный оклад. На крестьянах Рыбинских Буд в 1828 г. числилась недоимка в 29 188 руб. ассигнаций, из них 92,5 % на бедной и средней группах.(11)
Кроме помещичьих крестьян, в Курском крае была ещё одна многочисленная категория сельского населения — государственные крестьяне. Однако данная тема практически не изучена. По существу она ещё «ждёт» своего исследователя.
1. ГАКО. — Ф. Р-ЗО. — On. 1. — Д. 5. — Л.98; Памятная книжка Курской губернии на 1860 год. - Курск, 1860. — С. 170-182.
2. Вопросы истории. — 1967. — № 6-7.
3. Вопросы истории. — 1859. — № 12.
4. Литвак Б.Г. Русская деревня в реформе 1861 года. Чернозёмный центр. 1861 — 1895 гг. — М., 1972.
5. РГАДА. — Ф. 1355. —Оп. 1.—Д. 651, 571 идр. (подсчеты наши — Л.Р.).
6. РГБОР. — Ф. 19 — Оп. I. — Д. 227. — Л. 6-6 об.
7. Список населенных мест по сведениям 1862 года. — СПб., 1868. —С. IX.
8. Подробную характеристику промыслов крепостного крестьянства см. Рянский Л.М. Промысловые занятия помещичьих крестьян Курской губернии в 40-50 гг. XIX в. // Проблемы аграрной истории Центрально-Чернозёмного района России в XIX—начале XX века. Научные труды, Т. 188. — Курск, 1978. — С. 25-44.
9. РГАДА. — Ф. 1290. — Оп. 1. — Д. 1826. — Л. 57.
10. РГИА-Ф. 1088. —Оп. 6.—Д. 1296,1297.
11. Там же. —Д. 1726. — Л. 156; РГАДА. — Ф. 1412. — Оп.6. — Д. 283. —Л. 1-11 об.
СОДЕРЖАНИЕ |
|