авторы: А.В.Зорин,
Г.Ю.Стародубцев ,
А.Г. Шпилев

ЧАСТЬ II
Курские клады и кладоискатели

Глава 3.
Из истории кладоискательства в Курском крае

Неофициальная статистика утверждает, что на территории Курской области ежегодно находят от 1 до 5 кладов. Это почти всегда происходит случайно, и, как правило, случается с человеком всего один раз в жизни. Тем не менее во все времена существовали люди, целенаправленно и планомерно занимавшиеся поисками укрытых сокровищ — кладоискатели.

Самые ранние на сегодняшний день сведения о деятельности курских кладоискателей содержатся в документах Разрядного Приказа и датируются XVII столетием. Так, 31 мая 1623 года в Курске в съезжую избу пришел сын боярский Кондрат Ханин и известил, что «...сын боярский Мотюха Ярыгин с братьями тайно вынял поклажее в Курском уезде в подгорном стану за рекою Курицею ... котел винный, да три трубы с деньгами Воевода «того же часу» послал за Ярыгиным с братьями, а казачьему голове поручил осмотреть указанное Ханиным место. В ходе осмотра обнаружилось, что «... копано де ... в кургане по признакам, ... на трёх дубах близ ... кургана были де старинные натесы палками, и те де старые признаки стесаны свежа и по признакам де поклажее вынуто...». Воевода рассадил, братьев в тюрьму «порознь» до государева указа и отписал в Разрядный Приказ. Государь [Михаил Федорович Романов] указал «...про то расспросить подлинно, и всякими сыски сыскать накрепко и пыткою постращать; и будет доведется кого пытать, и попытать» (Новомбергский Н., 1917. С. 168-169).

Но несмотря на явную заинтересованность центральных властей ни законодательные акты XV — XVI вв., ни «Соборное Уложение» 1649 г. не содержали статей, регулирующих отношения государства с лицом обнаружившим клад. Вероятно, именно поэтому многое зависело прежде всего от позиции местных властей, которые могли дать ход следствию по делу об обнаружении «поклажи», а могли и прекратить его. В1647 году в городе Яблонове (совр. с.Яблоново Белгородской области) стрелец Филька, Иванов донес на пятидесятника Федьку Гремячева, на десятника Ивашку Кузнеца и на стрелецкую женку Матренку. Последняя-будто бы говорила Иванову: «...ездят де тот Федька да Ивашко во многие ночи искать клад; да они же де ездили ночью июня в 13 день и приехали де домой ночью же; а приехав де домой, Ивашко Кузнец с Федькиным племянником с Савкою вынял из телеги мешок и понесли де тот мешок к Федьке Гремячеву на двор насилу, потому де, что тяжело, а чаять де, что они привезли клад. Воевода допросил оговоренных людей. 18 июня пятидесятник показал, что они действительно ездили искать клад: «копали курганы за валом на крымской стороне в Короче, против Смесного городка, а ничего де в тех курганах не нашли...». То же показали десятник и еще трое товарищей. Все они были освобождены без наказания и дальнейших розысков (Новомбергский Н., 1917. С. 167-168).

Однако воеводы редко упускали возможность обратить на себя внимание вышестоящих инстанций «радением о государевой прибыли» и временами следственные мероприятия по расследование «кладовых дел» охватывали довольно значительные, территории, 7 марта 1693 г. в приказную избу г.Рыльска был приведен вор Илюшка Фатнеев и в распросе объявил за собой государево дело, а какое не сказал. Воевода велел распросить Илюшку в застенке. Во время пытки Фатнеев показал, что в 1693 г., после Рождества, в деревню Севенку Рыльского уезда приезжали к «рыленину» Мишке Умрихину курский ямщик Аника Зуев с крестьянином Сенькой и спрашивали у Илюшки «...травы, чтобы замки отмыкать; а есть де в Курском уезде близко Ямской слободы погреб с Кудояровским поклажеем, а в том де погребе двенадцать бочек денег серебряных копеек, да четыре котла жемчугу насыпаны, да лежит тысяча бердышей, да тысяча мушкетов, и книги, и евангелие, и всякая церковная утварь, и платья, да сабля булатная...». 16 марта был сыскан и допрошен Мишка Умрихин. Он во всем подтвердил извет. 9 апреля из Курска для допроса и очных ставок прислали Анику Зуева и Сеньку Черкашенина. Они признались, что приезжали к Умрихину и говорили ему: «- есгь де... погреб, а в том де погребе поклажи многое число, а у того погреба решетка медная, а у той решетки три замка, и к той де решетке прибито письмо, написано на белом железе; а сказал де им про то донской казак Федька Евсюков и велел де им добыть ключа травы... (а) то поклажее во Мценском уезде ... а тот де погреб закопан на урочные годы на двести лет и те де годы вышли...».

Рис. 38. Клад серебряных монет XVIII-XX вв. г. Курск. 1989 г.

По требованию рыльского воеводы, 20 апреля из Курска были присланы посадский Гришка Машнин да сын боярский Сережка Евсюков, которые «в одну речь» показали, что о кладе слышали от казака Федьки Евсюкова. Через шесть дней был доставлен в Рыльск и донской казак Федька Евсюков. Он показал, что в Короче к нему обращался какой-то незнакомый человек и говорил: «...не знает-ли он, Федька, травы, что отмыкают вислые замки и конские железы (путы); а сказывал де ему, что де во Мценском уезде нашелся погреб с казною, а есть де в том погребе бочки большие, да два котла с платьем, и книги, и иная церковная утварь»: С этим неизвестным Евсюков ездил в Новосильский уезд к крестьянину Кириллу Карпову, а от него во Мценский уезд к московскому жильцу Ефиму Лутовинову, который спрашивал у них «...Травы, что замки отмыкаются..., а сказывал... есть де погреб На дворе у человека..., а у того де погреба решетка медная, а на той решетке подписано на железном листу: «коли кто де добудет травы, тогда де тот погреб и отомкнется и без ключей» ... и он де Ефим в тот погреб бил бревном и то де бревно у него вышибло». А полная «роспись» клада находилась, по словам Евсюкова, у крестьянина Артюшки Колупаева, которого доставили в Рыльск 13 января 1694 года. Сначала Артюшка не сознавался и на очной ставке с казаком Федькой Евсюковым стоял на своем, пока их, обоих не «имали на пытку». Во время допроса с пристрастием Артюшка сознался, что у него есть роспись, полученная два года тому назад от родственника, которому она была прислана из Крыма и величиною та роспись «с сажень» (1.8 м). Для выемки росписи вместе с Артюшкой были посланы из Рыльска сын боярский, площадной подьячий, и 20 человек стрельцов. Роспись была изъята и 5 мая привезена к воеводе. Далее самолично вести следствие воевода не посмел. Запечатав полученную роспись и «оковав в кандалы» Фёдьку Евсюкова и Артюшку Колупаева, он отправил их в Москву в Разрядный Приказ (Новомбергский Н.,1917. С. 175-176).

Только в царствование Петра I появляется первое законодательное постановление регулирующее судьбу найденных сокровищ. 15 ноября 1723 года Сенат по «доношению» генерал-майора, Виллима Генинга принимает следующий указ: «...ежели где какие воры и разбойники при розысках, или при учинении экзекуции, также из крестьянства и из других чинов при взятии в солдаты и в матросы, будут сказывать за собой Государево слово, и показывать, где в дальних местах какая золотая, или серебряная или прочие руды или такие поклажи, |и о том их расспрашивать с ясным доказательством, так же руды или поклажи в которых городах или уездах и урочищах, и в чьих дачах, и под какими признаками, и каким случаем они о том сведомы, и другие кто о том ведают ли? И расспрося о том подлинно, с теми ворами и разбойниками за их вины поступать, как указы повелевают, а рекрут и матросов посылать в определенные места, а по тем их расспросам о сыске руд и поклажей писать в те места, где оныя руды и поклажи показаны будут, к кому надлежит, а самих их воров и разбойников и рекрут ко взысканию того не посылать и в том им не верить, понеже от того происходят в проездах убытки, а в делах помешательство, а воры то напрасно затевают, хотя тем избавиться от смерти. А кто кроме воров и разбойников и рекрут, где какую руду, или поклажи прямо знает, и таким о том доносить заблаговременно без всякой утайки, за что, ежели подлинно докажет, то может быть от Его Императорского Величества пожалован» (ПСЗРИ. 1830. Спб.T.VII.C.l62-163).

Такое положение дел сохранялось вплоть до конца XVIII столетия, когда «Манифест» от 28 июня 1782 года распространил «право собственности каждого в имении его ... не на одной поверхности земли им благоприобретенной, или по наследству пришедшей: но и в самих недрах той земли и в водах ему принадлежащих на все сокровенные минералы и произращения, и на все делаемые из того металлы... Все противные вышеозначеным статьям прежние установления сим отменяются» (ПСЗРИ. 1830. Спб. T.XXI. С.614-615), т.е. отменялся и приводимый выше указ о государственной монополии на «руды и поклажи», утвержденный Петром I. Сенатским Указом от 7 октября 1803 г. (№20.968) губернское начальство и земская полиция окончательно лишались права без позволения владельца земли делать «розыскания и следствия» о кладах, если и подлинно узнают, что в земле частного владельца находятся какие-либо сокровища. В 1834 г. было дополнительно постановлено, что без дозволения местного начальства никто не имеет права искать древности и на землях общественных или казенных (ПСЗРИ., 1887. Спб. Т.Х:,ч.1. С.91).

К сожалению, мы пока не располагаем сведениями о кладах, найденных на территории нашего края в XVIII столетии. Косвенным свидетельством того, что их поиски продолжаются и в это время, может служить сообщение посетившего в августе 1781 года Курскую губернию известного географа В.Ф.Зуева, отметившего в своих «Путешественных записках», что с западной стороны Курска «множество курганов... стоят будто кучками... Из них, которые я видел, все были уже рыты могиляками» (Путешественные записки..., 1787. С. 154). Такую же картину В.Ф.Зуев наблюдал и под Обояныо, где «в пашенной степи... стоял один нарочитой величины курган, который на ровном поле виден был издалека; он по одиночеству своему заслуживает примечания, да не избыл также примечания и гробокопателей, кои видно покушались в нем найти сокровища не с одной стороны»(Путешественные записки..., 1787. С.168);

Таким же косвенным свидетелем деятельности кладоискателей выступает и «кладовая книжка», отрывки из которой в 1902 г. опубликовал курский помещик Е.Л. Марков. Книга была случайно найдена среди бумаг одного разорившегося помещика Щигровского уезда и представляла собой «два листа» синей бумаги, сложенных вчетверо и составивших 14 страниц. Сверку надписано «копия» и вместо заглавия поставлен «1611 года». В нижнем углу первой страницы отмечено «Кудбяр». На последней странице написано: «конец грамоте». Переписана 1736 года апреля 9 дня» (Марков Е.Л., 1902. С.1). Это была снятая в 30-х годах XVIII века копия с более ранней «кладовой росписи» содержащей сведения о нескольких десятках кладов, укрытых разбойниками в разных местах Южной России, в том числе и на территории современной Курской области.

Такие рукописи на территории России получили в XVII — XIX веках самое широкое распространение, а поиски укрытых сокровищ затронули все слои русского общества, в том числе и представителей высших сословий. Е.Л. Марков упоминает фамилии двух курских помещиков-кладоискателей. Один из них, обоянский землевладелец Юматов, очень деятельно занимался отысканием кладов и потратил на это значительную часть своего состояния. Другой - помещик Щигровского уезда Шеншин, уговорившись с одним «знатном», искал клад в принадлежащем ему лесу «Куньи Верха», где «когда-то дуванили свой дуван татары, возвращавшиеся с добычей из Московской Руси». Находку было условлено поделить пополам, но в одно утро старик исчез неведомо куда, а в разрытой им яме оказался отпечаток вынутого оттуда сундучка (Марков Е.Л.,1902. С. 1).

По свидетельству Е.Л.Маркова «кладовые» рукописи обычно были написаны в виде письма к близкому человеку, своего рода духовным завещанием на схороненные сокровища, на случай смерти или полона их владельцев. «И ты, братец, ежели Господь тебе даст и поживешь, той казны и с многими товарищами и тую мы казну хоронили, что думали из Крыму возвратиться назад опять» (Марков Е.,1902. С.6). Этому близкому человеку они открывают все тайные подробности, без знания которых укрытые клады могли бы пролежать в земле целые столетия или случайно попасть в чужие руки. А так, в случае счастливого возвращения владельцев сокровищ у «своего» человека была бы сбережена и памятка о кладах, да и сами сокровища, если бы даже он успел выкопать их. Вероятно, именно поэтому «кладовые-росписи» переполнены такими точными, до мелочи тщательными указаниями, как найти зарытый клад: «...вечные наши признаки два камня на воротах положены, а промеж камней, братец, 3 сажня или 4; на тех камнях выбита книга складная, а на другом камне сагайдак (колчан для лука и стрел), а куда стрела наложена и ты, братец, туда помни, смотря на признаки, и против стрелы курганец, а в том кургане винный котел денег. А промеж камней пивной котел денег, да наметано посуды ломаной и целой... на том камне положена лохань медная жемчугу полна насыпана, и под тем камнем, где книга выбита, стол золотой, а под другим камнем, что выбито сагайдак, ...казна, винный котел денег и напрестольный крест животворящий обвит бархатом черным» (Марков Е.Л.,1902. С.6-8).

По наблюдению Е.Л.Маркова, одной из самых распространенных примет для отыскания укрытых сокровищ были вырезанные на коре деревьев изображения церквей, священников («поп в ризах»), священных предметов (паникадило, «крест серебряной Сергиева монастыря») и икон. «Часто вместо нарезки ставилась настоящая икона. Нужно думать,— пишет Е.Л. Марков,— что священные предметы выбирались для этого с той целью, чтобы никто не решился тронуть их из присущего темному люду суеверного страха. Этим обычаем зарывателей кладов, быть может, следует объяснить себе почему в старину нередко у нас находили в необитаемых лесах икону на каком-нибудь дубу или ясени; эти высокопочитаемые народом чудесные находки обыкновенно вызывали основание на том же месте какой-нибудь иноческой пустыни, более всего привлекавшей к себе потом богомольцев чудесно найденною иконою и ее священным деревом» (Марков Е.Л., 1902. С.9).

Имелись в принадлежащей Е.Л.Маркову рукописи и описания кладов, якобы зарытых на территории современной Курской области. Это были разбойничьи сокровища, закопанные на берегах реки Штевец и в урочище «Плоская Поляна». «Первая встреча липа, а у липы верх ссечен, сковородою накрыто, а в нем [кладе] седмь..., осмая в 70 рублей, да золотой ларец с росписками бумажными на всю [Плоскую] поляну» (Марков Е.Л.,1902. С,6-7). «Да на Штевце колодез сто семьдесят возов соли, а накрыли соленой курган подошвенными кожами и серед соли сундук железный золота, да роспись железная книжка, да меж 12 дубов курган на четверо разрыт, коя часть от Штевца, в той части железная книга, тоя книга укажет на Красное городище и на все станы; в той книге написаны имена рекам и колодезям», «...а вверх того же Штевца колодезя камень лежит с русским письмом, под ним пивной котел денег, да сбочи того озера ... трое сошники и под ними селитренный казан денег» (Марков Е.,1902. С.7-8). По мнению Е.Л.Маркова, «Плоская Поляна» располагалась в Щигровском уезде уд. Плоская или Плотская: Речка Штевец также протекала по территории Щигровского уезда, а старинное село Рождественское на Штевце стояло на большом Московско-Ливенском шляху, шедшем на Белгород и носившего в старину название «посольского». «На этом же когда-тo бойком шляху стоит хорошо известный всем курянам и старым извозчикам, возившим некогда товары тройками из Москвы на Коренную ярмарку «Темный лес» прискорбной славы,— где, не только по рассказам стариков, но еще и на моей памяти, бывало вся дорога была усеяна разбитыми коробами, и днем не было видно солнца» (Марков Е.Л., 1902. С. 10).

О широком распространении в XVIII — XIX вв. на территории Курской губернии «кладовых росписей» свидетельствует и случай, произошедший в начале XIX в. с один из первых курских археологов-любителей А.И. Дмитрюковым. В 1863 г. он вспоминал, что лет за 30 до того «один из жителей г.Суджи показал мне записку, составленную со слов старика, бывшего в партии Кулика ещё несовершеннолетним, уверявшего, что близ ... кургана на дороге Льговец зарыт клад, состоящий из денег, а в близлежащих оврагах, в устроенных тогда «лёхах», т.е. погребах; зарыты тяжёлые вещи, железные, медные и проч. Как не поверить молве, а особливо обещающей богатство! Рано утром ... в числе трёх человек был я на кургане и, согласно указаниям записки, стал лицом на восход солнца, сошёл с кургана, отступил три шага, начал рыть продолговатый ров ..., но там ничего не нашёл, а разрывая самый курган, нашёл глиняную расколотую черепушку, в которой обыкновенно простолюдины трут табак» (Дмитрюков А.И.,1863).

Е.Л. Марков сообщал, что даже в начале XX века у живших в Щигровском уезде стариков-однодворцев «..до сих пор сохраняются хотя и в большой тайне «железные книжки» на клады; народ, конечно, знает эту их наследственную тайну и прямо указывает На тех, у кого хранятся кладовые книжки. Но к великому горю их обладателей, те камни, «дубы ветеватые», колодези и даже ...курганы, которые их прадеды наивно почитали за «вечную признаку» своих кладов — давно исчезли с лица земли и не дают больше возможности даже и при помощи железной книжки открыть доступ к зарытым сокровищам» (Марков Е.Л., 1902. С.7);

Преградой На пути кладоискателей было и законодательство Российской Империи. Статья 430 гласила: «Клад (сокрытое в земле сокровище) принадлежит владельцу земли, и без позволения его не только частным лицам, но и местным начальством отыскиваем быть не может. В губерниях Черниговской и Полтавской (на их территории действовал оставшийся со времен польского владычества Литовский статут) клад, отысканный самим владельцем в своей собственной земле, весь и сполна принадлежит ему; но когда клад отыскан кем-либо случайно на чужой земле, то из найденного одна половина отдается тому, в чьей земле клад отыскан, а другая поступает к отыскавшему клад» (ПСЗРИ., 1887. Т.Х., ч.1. С.91).

Лица, уличенные в сокрытии найденных на чужой земле сокровищ, строго наказывались. Дела попадали в раздел угог ловных, как «преступления и проступки против собственности частных лиц». В статье 2273 читаем: «Кто утаит или присвоит себе найденные им случайно деньги или какие-либо вещи, зная, кому оные принадлежат, тот за сие приговаривается: в первый раз к денежному взысканию вдвое против утаенной им суммы... и обязан, сверх того, возвратить хозяину утаенные деньги или вещи, или цену сих последних, и вознаградить его за все понесенные им от того убытки. На сем же основании подвергается наказанию и тот, кто утаит и присвоит себе найденный им, на чужой земле или в иной чужой собственности клад.» (ПСЗРИ, 1857. Спб. Т.15. С.584). В том случае, когда человек привлекался по этой же статье вторично, наказание становилось более жестоким. Если сумма укрытого не превышало 30 р., осужденный приговаривался к лишению прав и ссылке в отдаленные губернии, кроме Сибири, отдаче в рабочий дом от 3 до 6 месяцев или наказание розгами от 40 до 50 ударов. «...От 30 до 300 рублей ... лишение прав и ссылка в Томскую или Тобольскую губернии, наказание розгами (от 50 до 60 ударов) ... и отдаче в исправительные арестантские роты гражданского .ведомства на время от 1 до 2 лет. ...Свыше 300 рублей... к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ и к ссылке на житье в губернию Томскую или Тобольску»}, с заключением на время от 1 года до 2 лет, или, буде он по закону не изъят от наказаний телесных, к наказанию розгами (от 00 до 70 ударов)... и к отдаче в исправительные арестантские роты гражданского ведомства на время от 8 до 10 лет» (ПСЗРИ, 1857. Т.15. С.584). Вероятно, именно суровость законодательства заставляла кладоискателей XVIII — XIX вв. тщательно скрывать свою деятельность. А.Н. Александров, обследовавший Большое Ивановское городище (современный Рыльский район) в 1909 г. писал, что «глухое положение городища и циркулирующие о нем предания и сказки поражают народное воображение и доселе. В селе указывают нескольких человек из типа кладоискателей, которых всю жизнь преследует мания обогащения при посредстве разбойничьего золота и которые изыскивают всевозможные пути к открытию таинственных погребов. Какие эти господа предпринимали раскопки р неизвестно, так как кладоискание вообще обставляется в этих местах большою таинственностью» (Александров А. Н., 1910. С.4).

Но понимая, что в борьбе с укрывателями кладов нельзя обходиться одними репрессиями, правительство принимает в 1837 г. закон, призванный усилить желание людей сдавать найденные клады. «Лица, представившие начальству найденные старые монеты или другие древности, получают всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из коего они сделаны» (ПСЗРИ., 1887. Т.Х., ч.1. С.91). В случае, если монеты не представляли нумизматического интереса, их или переплавляли на Монетном Дворе (с обязательной уплатой стоимости металла), или возвращали обратно находчику.

В 1850 г. крестьянин князя Барятинского Стефан Рябченков, копая в своем дворе яму, обнаружил 1152 старинные серебряные копейки XVII — XVIII вв. Льговский земской исправник передал находку в канцелярию Курского губернатора, откуда ее переслали в Департамент Полиции Исполнительной (г.Санкт-Петербург). По указанию директора Департамента А.А.Гвоздева статский советник В.Григорьев осмотрел монеты и определил, что они принадлежат «...ко времени правления царей Иоанна V и Петра I». Так как, по мнению эксперта, в находке не было «ничего замечательного в нумизматическом отношении», по распоряжению министра внутренних дел Л.А. Перовского клад был отослан в Курскую губернию и возвращен находчику.

Рис. 39. 1 — Фибула. Гапоновский клад

Рис. 39. 2 — Женский убор VI-VII вв по материалам Гапоновского клада. Реконструкция О.А Щегловой. Художник Л. В. Шамшева

После создания в 1859 г. Императорской Археологической Комиссии (далее ИАК) все клады и предметы древности в обязательном порядке должны были проходить экспертную оценку ее сотрудников. Наиболее уникальные находки предоставлялись на рассмотрение императора, определявшего, что останется в коллекциях Эрмитажа, а что будет передано «в другие высочайше назначенные места».

На местах первыми представителями власти, в руки которых попадал клад, были нижние полицейские чины, от служебного усердия которых зависела полнота информации об обстоятельствах находки и степень сохранности клада. Согласно статье 792 «Свода губернских учреждений» «в случае, когда где-либо в стане будут найдены ...старые монеты и другие древности, или особенно замечательные произведения природы, становой пристав, узнав о том и получив сии древности ..., представляет оные в Полицейское Управление, для отсылки к губернскому начальству, и для объявления о забытых или потерянных вещах через Губернские ведомости. Становой пристав с тем вместе объявляет представившим ...найденные древности, что они непременно получат следующее им за то вознаграждение, по мере ценности представленной ими вещи, а именно:...за древности всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из коего они сделаны» (ПСЗРИ., 1892. Т.П., ч.2. С. 164) .

Сложившуюся к началу XX в. практику хорошо иллюстрирует хранящееся в фондах ГАКО дело о находке в д. Дугиной (Рыльский уезд) клада русских серебряных монет XVI—XVII вв.

В составленном 30 сентября 1907 г. протоколе приставом 3 стана Рыльского уезда зафиксировано, что «сего числа явился Ко мне крестьянин деревни Дугиной Бобравской волости Василий Алексеев Киктев и представил небольшого размера старую глиняную кубышку наполненную мелкими старинными серебряными монетами, неправильной формы овала, и объяснил, что эту кубышку с деньгами он вчерашний день выпахал на своем огороде, в то время, когда выпахивал из земли картофель. Вследствие чего деньги эти мною, приставом, были приняты от Киктева и взвешены в присутствии ...двух понятых и денег этих оказалось без одной осьмой два фунта. При осмотре мною места, где был выпахан этот клад, оказалось, что он был зарыт приблизительно на глубине шести вершков и на расстоянии тринадцати саженей от дома Киктева, в этом месте усматривается небольшое углубление, очевидно, была когда-то ямка, которая засыпана землею с примесью диких камней, глиняных черепков, угля, дровяной золы и разного мусора. При розыске как на этом месте, так и около него другого клада не оказалось. Постановил: взвешенный клад запечатать в той же кубышке и представить на распоряжение в Рыльское Уездное Полицейское Управление» (ГАКО. Ф.4., Оп.1., Д.125). Отправленные в ИАК монеты были определены как русские серебряные копейки «времени Михаила Федоровича с небольшой примесью экземпляров предыдущих царствований с Ивана IV» (Отчет ИАК за 1907 г., 1910. С.113). ИАК за рубль приобрела кубышку, в которой находился клад (отправлена в Императорский Русский исторический музей) и одну монету (в Императорский Эрмитаж), остальное было возвращено находчику как не «представляющее никакого нумизматического интереса».

Наибольший размах кладоискательское движение приобрело в конце XIX — начале XX вв., после передачи больших земельных массивов в собственность крестьянским обществам. В поисках сокровищ поселяне сносили на своей земле курганы, уничтожали городища, разрывали древние могилы.

В начале XX в. крестьянами д. Люшенка (совр. Льговский р-н) был раскопан стоявший поблизости курган, в котором кладоискатели пробили шурф глубиной в 4 м. На дне обнаруженной погребальной камеры в гробовине из обернутых берестой дубовых плах крестьяне нашли человеческий скелет, бронзовые пластины и два ножа «большой и маленький» (вероятно, сабля с кинжалом). У головы погребенного лежал конский череп. По сообщению льговского краеведа С.В Лагутича в 1936 г. у подножия кургана был обнаружен бронзовый ковш, вероятно, также входивший в состав сопроводительного инвентаря или оставленный в земляной насыпи во время проведения погребальной церемонии. Летом 1993 г. Люшинский курган был исследован сотрудниками Курского государственного областного музея археологии, обнаружившими в нем остатки разрушенного погребения воина-кочевника XI — XII вв.

Член Щигровского уездного отделения общества краеведения А.Т.Петрушин, осматривавший в октябре 1924 г. т.н. «Курган» у д.Курская Ольховатка (совр.Щигровский район), в посвященной этому археологическому памятнику заметке сообщал, что в 1902 г. арендовавший его у местного Помещика крестьянин А.М.Гнедых «при вспашке холма плугом... натолкнулся на камень больших размеров. Молва о «кургане» среди жителей шла, и ...Гнедых ночью сам произвел раскопку. Что он там нашел неизвестно, но говорят, что им найден латинский молитвенник, какие-то монеты и угли... Камень ...Гнедых разбил, привез к себе и положил под амбар... В 1912 году, по размежеванию землемером Легиным, обследованный участок достался Курской-Олъховатке... помещик Н.Н.Марков и инженер Игнатьев просили на сходе приговора о разрешении обследовать участок и произвести раскопку. Первое было разрешено, на раскопку же согласия не дано. Братья Рябкины Михей и Никита Михайловичи, получивши землю на холме, ночью сами произвели раскопку — обнаружили еще три больших камня... К братьям Рябкиным присоединились еще девять домохозяев и ими было извлечено до 1 ¹/₂ куб. саж. камня. В холме остался выглядывающим в наклонном положении в раскопанной яме камень... безусловно являющийся свидетелем какой-то человеческой работы» (Петрушин А.Т, 1929. С.80-81).

Курский краевед Л.Н. Соловьёв, совершивший в 1919-1920 гг. ряд археологических разведок в окрестностях Курска, также сталкивался со следами кладоискательских раскопок курских археологических памятников. «Липинские крестьяне (с.Липино, совр. Октябрьский район Курской области — А.Ш.) убеждены, что городище насыпное и имеет внутри большой погреб. Смельчак, который проберется в подземный ход, ...найдет две кареты с золотом, по другой версии — золотого коня. В виду этого они временами усердно раскапывают площадь городища и уже сильно попортили юго-восточный его угол. Конечно, они ничего не находили, кроме массы черепков, золы и костей животных... Всё это спускалось под гору с откоса городища» (Соловьев Л.Н., 1927).

Нередко волна кладоискательских раскопок возникала под влиянием археологических исследований, проводящихся в том или ином уезде Курской губернии. В 1910 году член КГУАК К.П.Сосновский сообщал: «Под влиянием слухов о ценных находках при раскопках, производившихся проф.Самоквасовым в августе месяце (1909 г.) на Гочевском городище (современный Беловский район Курской области) крестьяне (с.Нижнего-Реутца, современный Медвенский район) начали искать клады. Начали они с того, что на острове вырыли несколько рвов длиною в 2 аршина, шириною и глубиною по одному аршину, но ничего не нашли. Тогда они начали раскалывать курганы и вскрыли шахтами 12 курганов. Так как клад дается человеку в руки, по поверью крестьян, только ночью, то раскопки производились при лунном свете. Поэтому кладоискатели могли видеть только крупные предметы. По их рассказам, они находили погребения с 2 — 5 костяками в каждой могиле, в одной было 7 костяков; в каждой могиле стояли большие и малые глиняные сосуды и лежали скелеты небольших зверьков (скелеты кротов или слепышей?); погребения были на материке и в грунтовых ямах без гробов и в гробах из толстых бревен; по-видимому, некоторые погребения были в сидячем положении. Все сосуды были разбиты крестьянами» (Сосновский К.П., 1911.C.320).

Наиболее оригинальной фигурой среди курских кладоискателей того времени был проживавший в с.Филатово (современный Обоянский район) Иона Никитич Есипов. Потеряв в детстве зрение, он вынужден был жить на подаяние сострадательных земляков. Но желая, вероятно, как-нибудь поправить своё материальное положение, он «часто приходил к курганам (у с. Гочево современного Беловского района) и ощупью раскалывал землю, надеясь найти что-либо» (Резанова Е., 1911).

Свои странные занятия он объяснял тем, что ему «часто наяву одному, в особенности в торжественные праздники является человеческий Глас, который просит какого-то освобождения» (ГАКО Ф.2.Оп.1.Д.21). Иногда ему не давало покоя некое «привидение во сне и наяву лет около 18-ти, [говоря] , что будто бы в этой горе есть какие-то сокровища (и), что я должен раскопать и вскрыть пленников каких-то» (ГАК0.Ф.2.Оп.1.Д.21). Ведомый таинственными видениями и раздающимися из-под земли стонами, Есипов в течение семи лет, работая зимой и летом, часто ночами, вырыл внутри одного из оборонительных валов расположенного поблизости древнерусского городища огромную пещеру примерно 12 метров длиной, 1,1 метра шириной и 1,8 метра высотой. Но наградой ему была лишь сложенная из камней печка, забитая костями рыб и птиц.

Деятельности Ионы Никитича Есипова продолжалась и в первые годы Советской власти. Исследовавший перед Великой Отечественной войной одно из гочевских городищ Б.А. Рыбаков в своем «Отчете» за 1937 год писал: «Помимо раскопок, ведшихся с научной целью, городище Крутой Курган разрушалось одним религиозным шарлатаном «старцем Ионою», который около 30 лет (до 1927 года) рыл на территории городища «пещеры», в которых жил и устраивал молебствия. По счастью, его колодцы и ходы залегали обычно глубже культурного слоя, в грунте и потревожили лишь часть городища (тыльный вал и прилегающие к нему участки)» (Рыбаков Б.А., 1937. Отчет... Л. 192). По рассказам местных жителей, жизнь свою слепой кладоискатель закончил в одной из таких пещер, погребенный внезапным обвалом.

Но подавляющее большинство известных кладов обнаружены не в результате целенаправленных поисков, а, как правило, совершенно случайно: при земляных работах, после сильных дождей, весенних разливов, или при сломе старых построек. Иногда вес найденного достигал довольно внушительных размеров. Так, в 1901 г. у крестьянина д.Дроняевой (современный Курский р-н) был куплен клад медных монет XVIII в., весивший более 6 пудов (96 кг), а семь лет спустя, в апреле 1908 г., под Курском крестьяне при распашке заброшенной дороги обнаружили около пуда (16 кг) серебряных джучидских монет XIV — XV вв. (Горохов A.T., 1927. C.42-43).

Один из первых декретов Советской власти — Декрет о земле (26 октября 1917 г.) ликвидировал частную собственность на землю и декларировал, что «все недра земли ...переходят в исключительное пользование государства» (Декреты.., 1957).

В соответствии со статьей 102 Уголовного Кодекса РСФСР (1925 г.) за сокрытие подлежащих регистрации, учету и передаче в госхранилища коллекций, памятников старины и искусства виновные карались -принудительными работами на срок до одного года с конфискацией скрытого имущества (Уголовный кодекс РСФСР., 1925. С.152-153), признанные же бесхозными ценности и металлические деньги направлялись в Гохран. Если клад имел не только материальное, но и научное значение, его обычно передавали в местные музеи для научной обработки, хранения и экспонирования.

На территории Курского края одно из наиболее громких «кладоискательских» дел относится к концу; 1920-х годов» 29 октября 1927 года в овраге у д.Большой Каменец Льговского уезда (современный Большесолдатский район) играющими детьми была сделана взбудоражившая местных жителей находка. Спустя 42 года рассказ одного из непосредственных участников тех событий — Екатерины Сергеевны Комовой — был опубликован на страницах «Курской правды». Автор заметки описывал эту встречу так: «Екатерина Сергеевна Комова ведет меня к месту... находки. От деревенской школы — крутой спуск к роднику, из которого жители берут воду. Метрах в трех от тропинки, под горой, моя спутница указывает на глубокую глиняную промоину. Вот здесь,— говорит она,— я, тогда девятилетняя школьница, пробегала вниз по тропинке вместе со своим братом Никитой и вдруг увидела на краю промоины сверкавшую цепочку. Взялась за конец и стала тянуть. Цепочка легко поддавалась, но оказалась очень длинной — почти три метра [2,5 м]. С диковинной находкой мы побежали по деревне. Цепь оказалась тяжелой для моей детской руки и мы с братом тащили ее по земле. В тот же день односельчане выкопали в этой яме другие предметы из золота [гривну и браслеты]. Запомнилось два массивных кольца с замками в виде змеиных голов» (Арсенов Г., 1969). Браслеты вскоре были проданы перекупщикам, а гривна и цепь попали в Льговский уисполком, где сокровища по весу металла оценили в 4000 рублей. О находке сообщили в Оружейную палату. В феврале 1928 г. из Москвы за найденными предметами было командировано несколько научных сотрудников, но во Льгове они столкнулись с упорным сопротивлением местных властей, желавших оставить и цепь, и гривну в местном краеведческом музее. Лишь вмешательство Наркомпроса РСФСР и лично коменданта Кремля сломили упрямство уездных руководителей, передавших найденные в Большом Каменце сокровища московским ученым.

Между тем, в ходе общения сотрудников Оружейной Палаты с жителями д. Большой Каменец вскрылись новые интересные подробности. Во-первых, они узнали о проданных перекупщикам браслетах, а во-вторых, оказалось, что подобные вещи уже попадали в руки каменчан около десяти лет назад. К делу срочно подключился Курский Уголовный розыск. Браслеты скоро нашли и передали ученым. А тем временем крестьяне, «охотно делившиеся своими воспоминаниями» с оперативниками, поведали следующую историю.

Весной 1919 года один из местных жителей добывал камень для своих строительных нужд. Рядом стояла запряженная телега, в которую он складывал выломанные куски. Вдруг лошадь по шею провалилась во внезапно образовавшуюся яму, извлечь из которой стоило её хозяину огромных усилий. Заглянув в провал, крестьянин ничего там не обнаружил, кроме земли, глины и кусков камня. Но через несколько дней игравшие около протекавшего поблизости родника дети увидели, как из наполненной водой ямы течение выносит множество тонких золотых блёсток. Ребятишки стали копаться в грязи и вскоре нашли серебряную бляху-фалар, прикрывавшую горлышко стоявшего в бронзовом ведре серебряного кувшина. Вскоре к месту находки подоспели и взрослые. «Крестьяне копали долго и неоднократно принимались за раскопки и позже. Ими было срыто значительное число кубов земли, так что даже профиль места совершенно изменился» (Мацулевич Л.А., 1934). Кладоискателями было найдено множество уникальных предметов, входивших в состав погребального инвентаря богатого захоронения времен «Великого переселения народов» (IV — V вв.н.э.). Находку держали, в секрете и о том, что, в древнем захоронении обнаружено много предметов из золота и серебра знал, ограниченный круг людей. Судьба вещей из «клада» была различной. Камни склепа использовали как строительный материал. Найденные в яме кости и бронзовое ведро, не имевшие в глазах крестьян никакой ценности, были ими разломаны и выброшены. Мощный череп и челюсть с зубами стали игрушками Каменецкие детей так же, как и многочисленные нашивные бляшки, сделанные из тончайшей золотой фольги. Серебряный фалар применялся для тушения самоварных углей, стакан и блюдце, пока они не разбились, использовали при чаепитиях, золотой перстень переделали по руке одного из находчиков, а серебряный кувшин, гривну и браслеты из золота продали перекупщикам.

Лишь благодаря усердной и кропотливой работе учёных, сотрудников милиции и органов власти удалось сласти часть вещей из первого «Старосуджанского клада» (фалар, кувшин, блёстки, обломок ведра), хранящихся теперь в Оружейной палате Московского Кремля. Но общая картина полностью уничтоженного в результате кладоискательских раскопок уникального захоронения восстановлению уже не подлежит. Ясно лишь одно — ближайшие аналогии этому археологическому памятнику сегодня известны лишь в Румынии и на Крымском полуострове.

Одним из направлений деятельности кладоискателей можно считать осквернение могил, в которых, согласно народной молве, были укрыты значительные материальные ценности.

В ноябре 1923 г. в помещенной «Курской правдой» статье «Гробокопатели» сообщалось, что в с.Гуторове (Рышковская волость, Курский уезд) «какие-то неизвестные лица, забравшись ночью в церковную ограду, отрыли в целью, как предполагают, грабежа могилу, в которой несколько лет тому назад был похоронен священник. На днях такой же случай был в с.Рышкове (совр. Курский район). Также ночью неизвестные лица, забравшись в церковную ограду, разрыли склеп, где была похоронена лет двадцать тому назад помещица Шпанова, и также, конечно, с целью грабежа» (Курская правда, 16.11.1923).

В 1930-е годы осквернение могил проходит уже днем и при большом стечении народа. Свидетелем одного из таких «деяний», совершенного весной 1934 г. жителями с.Ивня (совр. Белгородская область), стал малолетний Тимур Гайдар, живший там вместе с матерью по партийной мобилизации направленной в колхоз им. Тельмана на должность редактора газеты «За урожай»; «Что хотели найти, вскрывая могилы графов Клеймихилей, не знаю; Но народу собралось много. Принесли ломы, лопаты; Сдвинули каменную плиту. Лопаты легко врезались в промокшую весеннюю землю. В толпе возник спор. «Нельзя поднимать, рассыплется!» «Ну да, толкуй, рассыплется... Он же свинцовый!». Гроб оказался обычный, деревянный. Полусгнившие доски, трухлявая щепа табачного цвета, какие-то мокрые, полуистлевшие тряпки... Острое любопытство, заставившее меня, как и других мальчишек, протиснуться, несмотря на ворчание старших, к самому краю могилы, вдруг пропало. Пятясь, я выбрался из толпы и пошел домой. Вечером не мог уснуть. За окнами комнаты темнели деревья бывшего графского парка и прорисовывался раздетый, решетчатый, без железных листов купол заколоченной церкви» (Гайдар Т.А., 1988. С.204). Два года спустя, в 1936 г. была разрушена семейная усыпальница и осквернено 19 гробниц членов княжеского рода Барятинских в Покровской церкви села Ивановского (совр.Рыльский р-н Курской области). И таких примеров множество.

Несмотря на то, что за утаивание найденных ценностей Уголовным Кодексом РСФСР предусматривалось довольно серьезное наказание, известны случаи, когда находчики, не страшась уголовной ответственности, использовали обнаруженные клады по собственному разумению. Так, в одной из деревень Большесолдатского р-на в 1980-х гг. был найден клад, припрятанный местным церковным ктитором у овина. Клад состоял из более чем 2000 билоновых (металлический сплав, чистый вес серебра в котором составляет менее 50 %) копеек 1921-1930 гг. и 50 золотых царских червонцев. Нашедшие клад рассудили, что они лучше распорядятся найденными сокровищами. В итоге из червонцев местное население понаделало себе золотых коронок, а серебряные монеты были использованы в качестве прокладок под гвозди при покрытии шифером крыши председательского дома.

Не прекращались в это время и поиски «легендарных» сокровищ. К 1950-м годам относится сообщение курского археолога Ю. А. Липкинга о кладоискательских раскопках на «Кудеяровой горе» (современный Курчатовский район) — городище скифского времени. «Один служащий из соседнего села, человек, увы, образованный, пробил на городище яму в 6 метров глубиной, далеко углубившись в нетронутый от веков материк — мергель. Человека этого уже нет в живых. Поэтому нет смысла приводить его фамилию» (НА КГОМА. Д.13/18). Не названный Ю. А. Липкингом кладоискатель безуспешно искал золотую карету Екатерины II, якобы похищенную местными разбойниками и, согласно бытующей в этой местности легенде, закопанную на городище где-то «под тремя дубами».

Примерно в это же время в соседнем Большесолдатском районе кладоискатели разыскивали тайники разбойников-кудеяров, лет за 200 до того захвативших обоз с подарками от австрийского императора все той же Екатерине II. Как и полагается разбойникам, все награбленное они тут же закопали в растущем недалеко от с.Большое Солдатское «Кудеяровом» лесу.

Похожие сообщения поступали и из г.Рыльска, где в 1950-1960 гг. на «Горе Ивана Рыльского» упорно искали сокровища, укрытью местными боярами при приближении к городу войск хана Батыя. А серединой 1970-х годов датируются последние сообщения из Льгова о кладоискательских раскопках в расположенном у бывшего имения князей Барятинских лесном массиве, где, согласно местной легенде, во время Гражданской войны были спрятаны фамильные драгоценности этой семьи.

Рис. 40. Следы кладоискательских раскопок в заброшенной церкви Александро-Мариинского скита. (д. Шуклинка, Курский район) 1998 г.

После распада СССР ситуациях кладами и кладоискательством резко обострилась. Основными причинами этого стала законодательная неразбериха и появление в свободной продаже сравнительно недорогого поискового оборудования. Выпускается даже «специальная» литература для кладоискателей, содержащая не только технические характеристики различных типов металлоискателей, но и дающая практические советы по поведению в различных ситуациях, возникающих при поиске кладов. Вот как, например, по мнению авторов вышедшей в 1999 г. книги «Металлоискатели для поиска кладов и реликвий. Теория и практика» следует вести себя в отношении случайных свидетелей кладоискательских поисков: «...прежде всего нужно решить, полезен зритель при поиске или вреден. Однозначного ответа нет. Зритель полезен, видимо тогда, когда проявляет искренний интерес и любознательность к процессу или вам лично. А вот если интерес только к количеству золота, которое вы нашли за сегодняшний день, то нужно освежить в памяти раздел «вопросы безопасности»...Однако эти примеры — скорее исключение. Наибольшее число «встреч со зрителями» приходится на обычных жителей деревенской глубинки, пастухов и огородников, которые впервые видят металлоискатель и только самые смышленные догадываются что «это прибор для поиска мин». С ними общаться проще всего. Прикиньтесь человеком от науки: почвоведом, радиометристом, геологом и т.д. Главное — со знанием дела заявить, что здесь, в этой местности обстановка нормальная, радиации нет и огурцами с огорода можно закусывать безбоязненно. Нагруженный подобной информацией зритель радостно убегает поделиться ею с соседом, а вы спокойно продолжаете заниматься любимым делом.

Если деревенские зрители маленькие, лет до 15-ти, то тут, напротив, лучше рассказать поправдоподобнее — какие и когда здесь жили люди, и что после них можно найти. Любознательный ребенок после этого может целый день носить за вами лопату и помогать в процессе раскопок. Простая монета века восемнадцатого, подаренная ему в благодарность за помощь, не обеднит вас, а мальчишка будет хранить ее как реликвию и вспоминать «дядю археолога» добрым словом. Пустяк, а приятно» (Щедрин А., Осипов И.,1999 С.26-27).

Сейчас на территории Курской области действует несколько хорошо организованных и оснащённых групп. Изменилась и цель поисков. Если раньше главной целью были закопанные «кудеярами» груды серебра, золота и драгоценных камней, то теперь это предметы, которые можно выгодно сбыть состоятельным коллекционерам. Не страшась предусмотренного за такие «подвиги» тюремного заключения, эти люди «работают» на территориях старинных усадеб и заброшенных церквей, исследуют места сражений и воинских захоронений, грабят курганы и могильники, производят шурфовку на археологических памятниках, разрушая тем самым культурный слой древних поселений. Найденные во время таких «мероприятий» предметы, как правило, уходят по хорошо налаженным каналам за границы Курской области, а нередко и за пределы России.

К счастью, период беспомощного наблюдения за беззастенчивым разграблением исторического достояния нашего народа подходит к концу. С одной стороны ужесточаются наказания за самовольные раскопки на археологических памятниках, а с другой — принят новый закон о кладах (См. «Приложение V»), призванный как-то легализовать этот вид деятельности и вывести его из того полукриминального состояния, в котором он находился последние 80 лет.