ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КУРСКИХ ДРЕВНОСТЕЙ

авторы: А.В.Зорин,
Г.Ю.Стародубцев ,
А.Г. Шпилев

ЧАСТЬ I
История археологии

Глава 4.
Археологические экспедиции второй половины 1940 — первой половины 1970-х гг.

... Никогда и ничего не просите!
Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.

Михаил Булгаков
«Мастер и Маргарита»

Великая Отечественная война на время прервала процесс изучения археологических памятников Курского края. Приближение к городу немецких войск привело к эвакуации большинства советских учреждений, в том числе и Курского областного краеведческого музея. Но все фонды вывезти не удалось и многие бесценные для Курской истории экспонаты были спасены от гибели видным тамбовским краеведом П. Н.Черменским, во время оккупации занимавшем пост директора Курского областного краеведческого музея.

Пётр Николаевич Черменский родился 1 (13) октября 1884 г. в семье псаломщика села Чермные Темниковского уезда Тамбовской губернии (современный Кадомский район Рязанской области). Закончив в 1905 г. с золотой медалью Борисоглебскую гимназию, он поступает в Императорский Петербургский историко-филологический институт, после окончания которого в 1909 г. преподает историю и латинский язык — сначала в Санкт-Петербургской окружной гимназии (1909-1911), а затем в филологической гимназии при историко-филологическом институте (1912 г.).

Не прекращая учебы в историко-филологическом институте, П. Н. Черменский в 1907 г. становится слушателем Императорского археологического института. Там он прослушал курсы «первобытной и христианской археологии, юридических древностей, славяно-русской палеографии, исторической географии и этнографии России, нумизматики, дипломатики, архивоведения и археографии и по испытании в названных науках (8 мая 1911 г.) признан достойным звания действительного члена Императорского Археологического института» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л.4).

Следующие 1912-1916 гг. были заполнены преподавательской и научной работой. В 1913 г. выходит из печати книга «Город Лебедянь и его уезд в XVII в.», идет подготовка к сдаче магистерских экзаменов, которые П. Н. Черменский успешно выдержал в 1916 г.

16 февраля 1917 г. администрация историко-филологического института уведомила П.Н. Черменского, что «Министерство оставило Вас при институте для приготовления к профессорскому званию по русской истории на текущий год, по 1 января 1918 года, со стипендией в 1200 рублей из сумм Министерства. Конференция института... заслушав изложенное предложение, постановила просить профессора Русской истории П. Г. Васенко принять на себя руководство Вашими научными занятиями» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л.13).

Октябрьская революция прервала блестящую карьеру академического ученого. В 1919 г. он перебирается на родину жены в г. Лебедянь (современная Липецкая область), где, работая заведующим музейной секцией при Наробразе, основывает Лебедянский народный музей. С 1920 г. по 1928 г. живет в Тамбове, где работает директором Краеведческого музея, преподает историю в педагогическом институте, ведет активную деятельность по изучению прошлого Тамбовского края. В 1921 г. защищает при Московском университете магистерскую диссертацию. В 1928 г. П. Н. Черменского приглашают на работу в Воронеж и назначают ученым секретарем секции изучения производительных сил при Облплане ЦЧО.

Активная работа в Воронежской краеведческой организации привлекла к П. Н. Черменскому внимание ОГПУ. 4 февраля 1931 г. П. Н. Черменский был арестован оперуполномоченным следственного отдела ПП ОГПУ по ЦЧО И. Орловым. Любопытен список изъятого в ходе обыска у этого «матерого врага народа» — «1) Статья написанная Черменским «Что такое пятилетний план и зачем он нужен», 2) Тоже статья написанная Черменским «Из истории борьбы Тамбовских кр-н за землю в 1917 г.», 3) Журнал совместных заседаний Губ.план совещания и III Губ. краеведческой конференции от 7-10/III 1928 г., 4) Указатель к литературе по. Тамбовской губернии напечатанной и подготовленной к печати за 10 лет революции, 5) Адресная книга, 6) Переписка, 7) Журнал «Русское прошлое» издан. 1928 г. под ред. Платонова и др., 8) Учебник по русской истории Платонова» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л. 14).

В деле о Центрально-Черноземной «Контрреволюционной монархической организации «Краеведы» П. Н. Черменский играл одну из ведущих ролей. 5 июля 1931 г. заседание Коллегии ОПТУ осудило П. Н. Черменского «по статье 58 п. 10 и 11 УК РСФСР к заключению в ИТЛ на десять лет». После досрочного освобождения из Беломорско-Балтийского лагеря НКВД в феврале 1939 г. он вновь возвращается в Лебедянь. Недолго, проработав учителем немецкого языка в местном педучилище, П. Н. Черменский в 1940 г. переезжает в Курск, где преподает немецкий язык в школе взрослых г. Курска и заочно заканчивает специальное одногодичное переводческое отделение Центральных курсов заочного обучения иностранным языкам.

После захвата Курска фашистами, хорошо говорящий по-немецки П. Н. Черменский, назначается оккупационными властями директором вновь открытого в ноябре 1941 г. краеведческого музея. В период оккупации в музее работало лишь 4 человека: сам директор, его жена О. И. Черменская (экскурсовод), художник Г. Беседин и сторож К. Кузьменко. Положение их было довольно шатким. С одной стороны «культурное обслуживание оккупантов» отнюдь не приветствовалось советскими властями и неминуемо должно было создать работникам музея трудности после освобождения города. С другой же стороны сами оккупационные власти относились к музею с явной настороженностью, последствия чего могли быть самыми непредсказуемыми.

Так, 3 июля 1942 г. все сотрудники музея были внезапно арестованы «венгерцами ... по обвинению в шпионаже и подаче сигналов советским летчикам и [были приведены] ... в здание венгерской комендатуры на Пастуховской улице. Здесь в ночь на 4 июля во время дознания [их]... били и ставили к стенке для расстрела.» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л.6). Однако на сей раз всё обошлось и «после побоев и издевательства» сотрудников музея освободили. Разумеется, что вести в таких условиях какую-либо серьёзную исследовательскую работу было просто невозможно.

5 июля 1944 г. П. Н. Черменский был освобожден от должности директора Курского краеведческого музея и полностью сосредоточился на преподавании истории древнего мира в Курском педагогическом институте, в котором работал с 2 ноября 1943 г. по 18 августа 1947 г. В справке, выданной ему в 1944 г., отмечалось, что «старший преподаватель Курского Педагогического Института П. Н. Черменский имеет большую нагрузку в институте, где читает лекции студентам 1-го и 2-го курсов и ведет научную работу по изучению В. Отечественной войны и истории Курского край. Кроме того, он состоит профоргом месткома по группе профессоров и преподавателей истфака Пед. Института» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л.15).

Но и спустя десятилетия старый краевед не мог полностью освоиться с требованиями, предъявляемыми к советскому учёному. В резолюции заседания Ученого Совета Курского пединститута от 12 апреля 1946 г. говорится, что «заслушав отчет о работе ст. преподавателя кафедры Всеобщей истории т. Черменского Ученый Совет отмечает успешную педагогическую и научно-исследовательскую работу т. Черменского и рекомендует и в дальнейшем изучать классиков марксизма-ленинизма, в особенности, работы, относящиеся непосредственно к курсу, читаемому т. Черменским» (НА КГОМА. Д.VI-88/2, л.9). Полностью освоить марксистскую фразеологию Пётр Николаевич так и не сумел.

Помимо преподавательской деятельности П. Н. Черменский активно занимается изучением курских археологических памятников. Так, в 1946 г. Институтом истории материальной культуры ему был выдан «Открытый лист» на право «производства археологических обследований древней стоянки в городе Курске на берегу р. Тускори».

Во время раскопок у Ямского моста, произведенных воспитанниками Суворовского училища под руководством Ю. А. Липкинга, было найдено свыше трехсот каменных орудий (наконечники стрел, ножи, скребки, долота, проколки) близких «к инвентарю древних поселений на Северном Кавказе, на Харьковщине», кремневых отщепов, поделок из кости, и черепков глиняной посуды, вся поверхность которых была, покрыта веревочным орнаментом. Возле места раскопок «были обнаружены и предметы более близкого к нам времени. В их числе стеклянные витые браслеты и кольца, медные кресты, железные стрелы и гвозди. Эти предметы относятся к XI—XII векам, когда на Руси уже установился феодальный строй» (Черменский П. Н., 1947.) Но если активная деятельность Ю. А. Липкинга в Курском крае только начиналась, то для П. Н. Черменского эти раскопки стали последними исследованиями на курской земле.

В 1947 г. он покидает Курск, оставив работу в институте «по собственному желанию в следствие болезни». Сначала он переезжает в Ставрополь, где работает заведующим кабинетом истории в краевом пединституте (1948-1950 гг.), а затем вновь возвращается в Лебедянь и до самой пенсии преподаёт немецкий язык в Лебедянском сельскохозяйственном техникуме. После выхода на пенсию в 1956 г. П. Н. Черменский полностью посвятил себя научной работе, и в этом же году Географическое общество СССР избрало его своим действительным членом. Умер Петр Николаевич 10 сентября 1973 г. оставив после себя множество научных работ, до сих пор представляющих огромный интерес для историков и краеведов (НА КГОМА- Д.VI-88/2).

В том же 1947 г., когда П. Н. Черменский навсегда покинул Курск, в Судаке, на песчаной дюне «Дьяков бугор», был случайно обнаружен знаменитый Новосуджанский клад. Ныне он хранится в Курском областном краеведческом музее, куда его передал суджанский краевед Ф. П. Золенко. Благодаря сохралившемуся в фондах ГАКО письму, учительницы Ф. А. Сластеновой в редакцию «Курской правды», мы знаем обстоятельства находки этого уникального собрания предметов VI—VII вв. н. э. Следует, правда, иметь в виду, что, излагая эту историю, Ф. А. Сластенова стремилась лишь добиться получения «приличного вознаграждения» за ценную находку и потому краеведы и археологи, «обманувшие» ее надежды, выставляются ею в самом непривлекательном виде.

«Мой сын Сластенов Виталий Александрович,— говорится в письме,— по профессии тракторист. В 1947 г. при весенней пахоте под огороды на глубине 30-35 см выпахал клад, состоящий из всевозможных цепей, цепочек, пластинок плоских, выпуклых и фигурных, цепей, спиралей, фибул, колец, бус и проч. Бус было немного. 2 бусины были кроваво-красного цвета и 8 желтого. Далеко не все выпаханные вещи сын принес домой. Часть из них (цепи) взяли дети, игравшие в то время на лугу.

При посещении лекций в Доме Учителя, я встретила Золенко Ф. П., которому и рассказала о находке (к Золенко я .обратилась, как к руководителю краеведческого кружка...). Золенко очень заинтересовался и просил меня найденные вещи принести ему. Он обещал их сфотографировать и отослать в Курск и если эти вещи будут иметь ценность, то тогда он мне сообщит. Все найденные вещи я сложила в базарную корзину и полную отнесла Золенко.

Прошло некоторое время и вот рано утром, собирая сына на работу и собираясь сама, я услышала стук в дверь. Получив разрешение войти, ко мне в квартиру вошел гражданин и сказал, что он ищет тракториста, у которого мать учительница. Он отрекомендовался геологом Воеводским и говорил о том, что с экспедицией прибыл в Курск, а в то время Курский музей получил сообщение о находке клада в Судже. Вот он — Воеводский и приехал взять вещи — находки и вручить находчику вознаграждение пока в сумме 500 руб. [Он] ... вместе с сыном ходил на место находки ... После этого ... ходили к Золенко, чтобы взять вещи, но Золенко в это время не было дома, а жена Золенко сказала, что «без мужа я вещей не отдам». Не получив вещей, Воеводский конечно, не вручил и вознаграждения находчику Сластенову В. А. Вот так обстояло дело» (ГАКО. Ф.Р-3139, оп.8, д.370, л.182-183). Неизвестно, получил ли в конечном счете «находчик» свое вознаграждение, но найденный им клад был передан Ф. П. Золенко в дар Курском краеведческому музею и вскоре введен в научный оборот.

И Золенко, и заезжий «геолог» Воеводский выглядят в письме Ф. А. Сластеновой едва ли не жуликами. А между тем именно с деятельностью М.В. Воеводского связаны первые послевоенные крупномасштабные археологические исследования на территории Курского края.

С.Н. Замятнин.
Рис. 9.
1 — М. В. Воеводский. 1947 г.

Профессор МГУ, видный советский археолог, научный сотрудник Музея антропологии, заведующий лабораторией ИИМК АН СССР Михаил Вацлавович Воеводский (1903-1948) был автором более 40 научных работ. Основной областью его интересов было изучение каменного века на территории СССР, но Михаила Вацлавовича можно с полным основанием назвать ученым-энциклопедистом, занимавшимся и исследованием археологических памятников Средней Азии (от палеолита до мусульманского средневековья), и историей возникновения и технологии изготовления различных типов первобытной керамики и методикой ее изучения, и раскопками усуньских могил на территории Киргизии.

С.Н. Замятнин.
Рис. 9.
2 — Раскопки Авдеевской стоянки. 1947 г.
Слева М Д. Гвоздовер, справа М. В. Воеводский,
на заднем плане - Ю. А. Липкинг

Обаяние его личности было очень велико. Не случайно именно памяти М. В. Воеводского посвятил свою повесть «Кудеяров Стан» известный курский писатель, краевед и археолог Ю. А. Липкинг, начало археологической деятельности которого приходится именно на вторую половину 1940-х гг. Его же памяти посвящены многие научные и научно-популярные издания, в том числе первый том серии «Курский край» (Чубур А.А, Ахметгалеева Н.Б.. Щпилев А.Г., 1999).

С 1936 г. М. В. Воеводский возглавляет работу Деснинской экспедиции, перед которой ставится задача комплексного исследования памятников бассейна р. Десны от палеолита до средневековья включительно. В 1944 г., вместе с профессором В. И. Громовым, он руководит разведками и раскопками Рязанской экспедиции в бассейне рр. Оки и Цны (Студзицкая С. В., 1988, с.12)

В августе 1946 г. Михаил Вацлавович впервые посетил Курск. «Во время осмотра археологического отдела КОКМа было обнаружено много кремневых орудий классического солютре, добытых сотрудником Курского музея В. И. Самсоновым в 1941 г. Ввиду большого интереса было решено произвести обследование местонахождения» (ГАКО. Ф.Р-3139, оп.8, д.128, л. 82). Сопровождаемые В. И. Самсоновым, М. В. Воеводский и бывшие с ним сотрудники Деснинской экспедиции М. Д. Гвоздовер, О. Н. Мельниковская, В. Е. Звягинцева выехали в Авдеево. «Для выяснения условий залегания культурного слоя и сбора датирующих предметов нами, — писали в отчёте участники разведки, — был заложен на левом берегу р. Рогозны раскоп № 1 размером 5,5 х 10 м, ряд зачисток на берегу по обе стороны раскопа и несколько шурфов в глубину поймы — в сторону русла р.Сейма» (ГАКО. Ф.Р-3139, оп.8, д.128, л.83).

С.Н. Замятнин.
Рис. 10.
«Палеолитическая Венера».
Авдеевская стоянка.
(Октябрьский район).

Работы, проведенные Деснинской экспедицией в 1947-1948 гг., ознаменовали начало нового этапа в археологическом изучении Курской земли. Сотрудниками экспедиции проводятся широкомасштабные раскопки Авдеевской верхнепалеолитической стоянки (Воеводский М. В., 1946-1948 гг.; Гвоздовер М. Д., 1946-1947 гг.), исследуется Липинский археологический комплекс: селище (Розенфельдт Р. Л., 1948 г.), курганный (Засурцев П. И., 1948-1949 гг.) и грунтовый (Алихова А. Е., 1948 г.; Засурцев П. И., 1949 г.) могильники, городище (Розенфельдт Р. Л., 1947 г.; Засурцев П. И., 1951 г.); проводится шурфовка Шуклинского городища (Мельниковская О. Н., 1947 г.), обследуются селища скифского времени в районе Авдеева и Липина (Алихова А. Е., 1946-1948 гг.).

В 1948 г. у Михаила Вацлавовича начинает развиваться рак горла, поэтому организацию экспедиции берет на себя А. Е. Алихова. Все усилия было решено сосредоточить на раскопках Авдеево, по территории которой планировалось провести крупную ЛЭП. Силами пяти отрядов была вскрыта площадь в 420 мг и заложены многочисленные шурфы к юго-востоку от раскопа.)

Полевой сезон 1948 г. стал последним для М. В. Воеводского. 23 октября он скончался после операции по удалению горловой раковой опухоли. Однако со смертью М. В. Воеводского начатые Деснинской экспедицией исследования были продолжены целой плеядой выдающихся советских археологов.

Исследование Авдеевской палеолитической стоянки было завершено в 1949 г. выдающимся советским археологом-палеолитоведом, кандидатом исторических наук, сотрудником ИИМК Александром Николаевичем Рогачевым (1912-1984 гг.).

Александр Николаевич родился в с. Альдия Моршанского уезда Тамбовской губернии, в бедной крестьянской семье. В 1928 г. он поступил в Моршанский педагогический техникум, откуда благодаря успешной учебе был направлен на педагогический факультет Воронежского университета. Через два года, в 1931 г., Александр Николаевич переводится в ЛГУ, где начинает изучать археологию. После окончания Ленинградского университета — поступает в аспирантуру ГАИМК, где его научными руководителями становятся П. П. Ефименко и Ф. П. Кипарисов. В 1934 г. имеющий уже за своими плечами опыт раскопок городищ и курганных могильников Александр Николаевич отправляется в качестве помощника профессора П. П. Ефименко в Воронежскую область на раскопки стоянки Костенки-I, ставшей к тому времени эталоном палеолитического памятника. Раскопки предвоенных лет в Костенках — это цепь блестящих успехов: за Костенками-I следует Тельманская стоянка, затем Александровка, где были раскопаны жилища, близкие по времени, но совершенно различные по традициям домостроительства и кремневого инвентаря.

С.Н. Замятнин.
Рис. 11.
1 — А. Н. Рогачёв

В 1939 г. Александра Николаевича призывают на службу в Красную Армию, где его застает Великая Отечественная война, на фронтах которой он сражается до самой Победы. В 1947 г., после демобилизации, Рогачев возвращается в ИИМК, а год спустя успешно защищает кандидатскую диссертацию, посвященную стоянке Костенки-4.

С.Н. Замятнин.
Рис. 11.
2— В. П. Левенок

В 1949 г. Александру Николаевичу предлагают, как специалисту по костенковским памятникам, завершить исследования Авдеевской палеолитической стоянки. В работе Сеймско-Донской русско-украинской экспедиции, просуществовавшей всего один год, приняли участие Е. А. Векилова, М. Д. Гвоздовер,

И. И. Ильенко и геолог М. Н. Грищенко, уже работавший с А. Н. Рогачевым несколько лет в донских экспедициях. В качестве консультанта раскопки несколько раз посещал Ц. П. Ефименко.

Археологи исследовали территорию стоянки на площади 335 м2, при этом большой раскоп М. В. Воеводского был окаймлен со всех сторон, за исключением северо-востока, где культурный слой был полностью разрушен р. Рогозной. Всего в ходе четырехлетних раскопок было вскрыто 950 м2. Ученые обнаружили следы древних очагов, остатки хозяйственных ям и жилых сооружений, собрали богатую коллекцию орудий, украшений, предметов первобытного искусства, сделанных из камня и кости (Рогачев А. Н., 1953.С.137). В 1953 г. А. Н. Рогачев опубликовал «Исследование остатков первобытно-общинного поселения верхнепалеолитического времени у с. Авдее во на р. Сейм в 1949 г.», в которой обобщил итоги четырехлетних раскопок (в том числе и работы М. В. Воеводского) на этом уникальном археологическом памятнике.

В 1955 году А. Н. Рогачев совместно с палеогеографом А. А. Величко еще раз посетил Авдеевскую стоянку во время комплексного обследования палеолитических памятников центра Русской равнины. Это обследование было предпринято для подтверждения гипотезы о локальных археологических культурах в верхнем палеолите, на десятилетия определившей развитие мирового палеолитоведения. В 1963 г. А. Н. Рогачев успешно защитил докторскую диссертацию «Многочисленные стоянки Костенковско-Борщевского района и проблема развития культуры в верхнем палеолите». (Григорьев Г. П., Праслов Н. Д., 1985, С.302; Сообщение А. А. Чубура).

С.Н. Замятнин.
Рис. 12. Шуклинское городище. Курский район.
Раскопки О. Н. Мельниковой. 1948 г.
1 — наконечник стрелы; 2 — височное кольцо; 3 — бубенчик, 4 — гребень;
5 — рыболовный крючок: 6 — льячка; 7 нож с валютообразной рукояткой.

Летом 1947 г. ассистент Деснинской экспедиции Ростислав Леонидович Розенфельдт исследовал расположенное недалеко от Авдеева Липинское городище и заложил на его территории два разведочных шурфа площадью 8 м2. В первом были обнаружены кости животных, глиняное грузило яйцевидной формы, обломки лепных и круговых сосудов. Во втором на глубине 1,5 м располагалась ярко-желтая песчаная прослойка толщиной 2— 10 мм, оказавшаяся полом древнерусского жилища, посыпанного песком. Здесь же была исследована глинобитная печь с низким круглым сводом и обращенным на запад устьем. Внутри печи лежали черепки сосуда с линейным орнаментом XI —XIII вв. При осмотре селища Р, Л. Розенфельдт поднял два обломка стеклянных браслетов, костяную проколку и кусок железного шлака-(ГАКО. Ф.Р-3139, оп.8, д.127,л. 11-17).

В 1948-1951 гг. изучение Липинского археологического комплекса было продолжено. В 1948 г. небольшие разведочные работы на селище провел Р. Л. Розенфельдт, а два курганных могильника X—XII вв. исследовал в 1948-1949 гг. Павел Иванович Засурцев; Один из могильников, относящийся к X-XII вв., был раскопан полностью. На другом, содержащем погребения конца X — начала XI вв. было вскрыто только пять курганов. Материалы раскопок позволили установить на памятнике присутствие не только славянского, но и финно-угорского населения. Кроме того, П. И. Засурцев и А. Е. Алихова исследовали обнаруженный на окраине поселения грунтовый могильник, который они, датировали XIII в.

В 1951 г. Павел Иванович предпринял первые масштабные исследования Липинского городища. В его северо-западной части был заложен раскоп площадью 402 м2 (Архив ИА РАН, д. 927). В результате этих работ были выявлены временные рамки 4 этапов существования поселения на данном памятнике:

1. В эпоху бронзы (II тыс. до н.э.) — это было кратковременное поселение, не оставившее значительных следов.

2. В раннем железном веке (в IV—III вв. до н.э.) — здесь проживало юхновское население, оставившее после себя довольно значительные культурные напластования.

3. В роменское время (VIII—X вв. н.э ) — на городище были проведены работы по возведению новых и дополнительному укреплению уже имеющихся оборонительных сооружений. Культурный слой имеет наибольшую мощность и насыщенность.

4. К древнерусскому (или «великокняжескому», как писал автор раскопок) периоду относятся довольно незначительные напластования, что свидетельствует о том, что, по всей вероятности, оно в это время практически не используется, а основная жизнь города протекает на поселении.

Одновременно с Деснинской экспедицией на территории Курского края в 1947 г. работает крупный специалист в области славяно-русской археологии, доктор исторических наук, ведущий сотрудник Ленинградского отделения ИИМК Иван Иванович Ляпушкин (1902-1968). В 1947-1948 гг. он провел самые крупные до той поры разведочные работы на памятниках археологии Курского Посеймья, выявив несколько десятков неизвестных ранее объектов и уточнив культурно-историческую принадлежность большинства уже нанесенных на карту древностей области от ранНего железного века до русского средневековья. Результаты исследований вошли в его монографии: «Днепровское Лесостепное Левобережье в эпоху железа» (1961 г.) и «Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства» (1968 г.) (Стародубцев Г. Ю., Щавелев С. П., 1998, С.57-58).

В 1952-1953 гг. кандидат исторических наук, сотрудник ИА АН СССР Татьяна Николаевна Никольская исследует расположенное в 7 км от Курска Шуклинское городище. Еще летом 1947 г. на нем проводила раскопки сотрудник Деснинской экспедиции Ольга Николаевна Мельниковская. 15 августа 1947 г. «Курская правда» обобщала: «...археологи произвели раскопки в северной и южной окраинах городища и в его центре. Были обнаружены глинобитные полы жилищ, куски глиняной обмазки плетеных стен хижины, большое количество глиняной посуды. Анализ найденного материала позволяет сделать вывод, что городище было возведено во втором столетии до нашей эры для защиты от нападения кочевников- сарматов. Местом постоянного жительства для здешнего населения служил открытый поселок за рвом, а при нападении врагов жители укрывались в хорошо защищенном городище... Городище было обитаемо до II в. н. э. В его истории имеется пока еще не восполненный пробел. Оно заселено было вновь в VIII веке» (Курская правда 15.08.1947).

Исследования 1952-1953 гг. полностью подтвердили выводы О. Н. Мельниковской. Археологи обнаружили два культурных слоя: нижний относился к скифскому времени, верхний — оставили жившие здесь в VIII — X вв. роменцы-северяне. Кроме многочисленной керамики, костей животных (бобр, олень, лось, косуля, медведь, лисица, заяц, лошадь, корова, коза, овца, свиньи), птиц (куры) и рыб (щука, сазан) было найдено много предметов из кости, железа и бронзы: орудия труда (в том числе железный сошник), оружие (наконечники стрел), украшения (фрагмент костяного гребня, бронзовые кольцо и браслет), оставшийся от выплавки железа шлак. Ученые исследовали несколько жилищ-полуземлянок и остатки двух гончарных горнов, сооруженных из глины и кусков мергеля. Одной из интереснейших находок стал железный нож с волютообразным навершием ручки, найденный в землянке 5 и датирующийся концом VIII — началом X в.(Ковалевский В. Н., 1998, С.17), Он представляет собой железную пластину конусообразную в сечении и своей верхней части разрубленную. Концы этой «рукоятки» загнуты в виде колец, или «волют». Деревянной или костяной ручки у ножа не было. Некоторые исследователи склонны интерпретировать его, как предмет жреческого культа.

В западной части вала исследователи пробили разведочную траншею и установили, что защитное сооружение было сделано не из насыпанной земли, а сложено из больших кусков белого мягкого камня — мергеля. К западу от городища располагалось обширное неукрепленное поселение и курганный могильник, на котором местные обитатели хоронили своих мертвых. Ю. А. Липкинг раскопал один из Шуклинских курганов. В нем находилось несколько пещерок с раздавленными землей сосудами. В сосудах и рядом с ними — пепел сожженых людей без всякого сопроводительного инвентаря. Вокруг погребений, под полой кургана шла ограда из обгоревших дубовых плах (НА КГОМА. Д.VI-6/7, л.2; НА КГОМА. Д.VI-13/18, л.8-9).

В 1959 г. Т. Н. Никольская провела небольшие раскопки городища Кудеярова Гора, а в 1960 г.— соседнего с ним городища Лысая Гора (Никольская Т. Н., 1969, С. 14-23).

В 1950-е годы продолжает начатые еще при жизни мужа исследования кандидат исторических наук, сотрудник ИА АН СССР Анна Епифановна Алихова (Воеводская) (1902-1989). А.Е.Алихова родилась в Москве, в семье служащего, происходившего из крестьян Калужской губернии. После окончания средней школы поступила на физико-математический факультет Московского университета. С 1922 года увлеклась археологией, активно участвовала в проводимых университетом экспедициях. В 1930 году экстерном окончила МГУ по кафедре антропологии. До 1934 года работала сотрудником Московского областного музея, затем МОГАИМК, с января 1936 г. — ГИМа.

Во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации, А. Е. Алихова работает преподавателем средней школы. После возвращения в Москву (1947 г.) защищает кандидатскую диссертацию на тему «Мордовские могильники X— XIV вв.». С этого же года, до своего выхода на пенсию в 1963 году, работает в ИА АН СССР.

Анна Епифановна была неутомимым полевым исследователем, знатоком археологической методики, ярким представителем поколения, создавшего современную российскую археологию. Она участвовала в исследовательских работах при строительстве московского метрополитена и канала Москва—Волга, изучала мордовские древности.

Особое место в жизни А. Е. Алиховой занимало изучение археологических древностей Курского края. В 1946-1948 годах как участник Деснинской экспедиции она проводит разведки памятников раннего железного века в районе сёл Авдеево и Лилино под Курском. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. планомерно обследует городища скифского времени, проводя на многих из них разведочную шурфовку и разбивая небольшие раскопы (Кудеярова гора, Плаксино, Моисеево на Свале, Александровское, Марица, Сугрово на Сейме и др.) (Алихова А. Е. 1962).

 А. Е. Алихова.
Рис. 13.
1 — А. Е. Алихова.

В 1955-1961 гг. экспедиция Под руководством А. Е. Алиховой провела на городище «Кузина гора» стационарные раскопки, позволившие этому памятнику стать образцом юхновской культуры на Днепровском Левобережье. Раскопки обнаружили следы одного большого кольцевого строения, которое занимало всю площадь городища, оставляя внутри кольца пустую незастроенную площадку. По самому краю городища постройку дополнительно защищала высокая бревенчатая стена, от которой сохранились канавки шириной 35-40 см и глубиной до 1 м. С напольной стороны мыса строители городища возвели две стены, каждая из которых представляла собой два ряда частокола, между которыми была насыпана земля. Со временем частоколы сгнили или сгорели, земля осела и расплылась — получились валы.

Во время раскопок археологи обнаружили множество древних предметов — сделанные из бронзы или железа ножи, кинжал, наконечники стрел, топоры, серпы, долото, кольца, броши, серьги, глиняные тигли, каменные формы для отливки украшений, кварцитовые зернотерки, глиняные погремушки и большое количество осколков глиняных сосудов. Особый интерес у ученых вызвала находка нескольких фрагментов художественно расписанного чернолакового греческого сосуда-килика с четко различимыми головами воинов. Дело в том, что на юхновских городищах подобная находка была сделана впервые (НА КГОМА. Д.VI-13/18, л.16-17).

 А. Е. Алихова.
Рис. 13.
2 — Бронзовое украшение. Городище Кузина Гора
(Курчатовский район). Раскопки А. Е. Алиховой;

Сопоставление материалов, собранных А Е. Алиховой на древнейших укреплениях Курского края, позволили ей установить их относительную хронологию (IV—VI вв.), конструктивные особенности фортификаций, жилищ; состав керамики; характер производства и быта на поселениях северо-восточного ареала скифского мира, тем самым прояснился характер важной эпохи истории Посеймья. Свои работы по исследованию далекого прошлого нашего края она продолжала и в 1960-х — начале 1970-х гг., проводя археологические разведки и раскопки в разных районах Курской области (Смирнов К. А., 1990, С.295),

В 1962 г. А. Е. Алиховой были начаты исследования курганной группы около с. Средние Апочки (Горшеченский р-н), расположенный на правом берегу р. Апочки. В ходе раскопок одного из курганов была установлена хронология и культурная принадлежность группы — срубная культура эпохи бронзы. В одном из погребений обнаружен острореберный лепной сосуд, относящийся к абашевской культуре (НА КГОМА. Д.1 - 35, л.11).

В 1950-1960-х годах в Курской области начинается новый подъем краеведческого движения. Целой эпохой в развитии курского краеведения и археологии явилась деятельность Юрия Александровича Липкинга (1904-1983) — археолога-самоучки, талантливого педагога, писателя, человека с необычной биографией. В 1964 г. курский журналист М. Лейбельман писал о Липкинге: «Он родился в начале нашего бурного века и недавно отметил своё шестидесятилетие. Но когда смотришь на высокого, по-спортивному подтянутого человека, то никогда не дашь ему стольких лет. Правда, немного выдаёт седина. Но зато как удивительно молод взгляд его глаз! Ходит Юрий Александрович широко, быстро, в ногу с ним трудновато шагать даже человеку молодому ... Кем только не был Липкинг! Грузчиком, молотобойцем, слесарем ... И вдруг ему предложили сдавать экзамен на... юриста. Молодой рабочий решительно отказался — ведь за плечами только пять классов школы. Но молодой республике нужны были кадры, и слесарь стал юристом. И все-таки юриста из него не получилось. Романтик в душе ... Юрий Александрович уехал учительствовать в забайкальскую тайгу...

И вдруг несчастье — в районе началась эпидемия тяжкого заболевания. На год закрыли школу. Липкинг собрал артель старателей и отправился в тайгу промывать золото. Ему даже пофартило — открыл месторождение» (Лейбельман М., 1964).

Реальная биография героя этого очерка была, однако, ещё причудливее. Юрий Александрович Липкин (буква г на конце фамилии появилась у него много позже) родился в ноябре 1904 г. (или, по иным сведениям, 26 декабря) в Виннице в семье генерала-артиллериста. Помимо него в семье было ещё пятеро сыновей и дочь. Один из братьев, Владимир, полковник Генерального штаба, погиб на германском фронте в 1914 г.; другой, Александр, полковник артиллерии и выпускник Академии Генерального штаба, участвовал в Белом движении и вынужден был эмигрировать в Болгарию. Отец, Георгиевский кавалер, ветеран боёв в Восточной Пруссии, как писал позднее сам Липкинг, «у белых не служил и права голоса не лишался. При советской власти работал в качестве преподавателя в военном училище и позже в средней школе». Два других брата стали командирами Красной Армии в годы Великой Отечественной войны; последний из братьев — «член союза писателей СССР и член президиума союза писателей Средней Азии» — перебрался в Ташкент и увёз с собой овдовевшую мать; сестра Наталья вышла замуж за начальника Главсевморпути и была репрессирована в 1937 г. (но в лагерях выжила и после освобождения поселилась в одной из ставропольских станиц). Сам Юрий Александрович действительно не получил полного и систематического школьного образования, однако уровень его значительно превосходил те «пять классов», о которых писал позднее советский журналист. Он прекрасно играл на фортепиано, обладал способностями скульптора, проявил себя талантливым писателем и популяризатором науки, обладал обширной эрудицией в разных сферах знания.

После революции семья «бывших дворян» Липкиных перебралась в Каменец-Подольский, где Юрий Александрович и начинал свою трудовую биографию «молодого пролетария». В 1921-1925 гг. он работает в слесарно-кузнечной мастерской «ИМО» ведомства наркомата земледелия, а затем выдвигается профсоюзом «Металлист» сдавать экзамен на адвоката. Успешно сдав его, он работает несколько лет членом Коллегии защитников при Каменец-Подольском окружном суде, но затем, в 1930 г. неожиданно покидает Украину и появляется сразу на станции Могоча Восточно-Сибирского края (современная Читинская область) в качестве юрисконсульта главного приискового управления «Союззолото». Вряд ли этот спешный отъезд в столь отдалённые края был вызван лишь пробудившейся в душе романтикой. Вероятно, человеку с его социальным происхождением и «сомнительными» родственными связями стало просто опасно оставаться на прежнем месте жительства. Поэтому он и совершил этот бросок по Транссибирской железной дороге, сойдя с поезда почти на конечной станции. Но и в далёкой Могоче это прошлое, видимо, настигло его. В 1932-1934 гг. он уже не юрисконсульт «Союззолота», а учитель средней школы в таёжном посёлке Юхта. Учительство, похоже, пришлось ему по душе и следующие несколько лет Ю. А. Липкинг преподаёт географию в станице Ассиновской Чечено-Ингушской АССР, учится заочно на геофаке пединститута в Орджоникидзе (в 1936-1940 гг.) [Арх. КГПУ, ф. 1, оп. I, д. 4, л. 386-387об, 389].

1 сентября 1939 г. Юрий Александрович, как завуч и учитель географии, встретил в с. Нижнее Смородное Поныровского района Курской области. Именно к этому периоду относятся первые сведения, говорящие о интересе Ю. А. Липкинга к прошлому здешнего края. Вскоре после начала занятий пятиклассник Владимир Петьков принёс ему массивный каменный топор, который ещё летом нашёл в размытом водой овраге у своего дома в д. Матвеевке. По словам мальчика, «топор лежал не совсем ещё отмытый в своём гнезде ... глубиной от современной поверхности 11/2 -2 метра.» Прибыв на место находки, Липкинг не только осмотрел овраг, но и опросил местных жителей: «В указанном месте население находило много рогов, зубов и т. п. По рассказам, на противоположном берегу Сновы был найден кусок топора такого же типа ... У выхода из оврага, где найден топор, по словам учеников, найдено было много костей крупных животных (но не мамонта) ... овраг растёт быстро и первые сильные дожди могут унести продукты размыва в болото», Юрий Александрович передал находку в Курский краеведческий музей, настояв чтобы школьнику прислали специальное благодарственное письмо, что и было сделано. «Передачей находки музею, где её смогут видеть широкие массы трудящихся,— говорилось в письме,— ученик Петьков проявил большую сознательность и культурность. Пусть его примеру следуют все. Только таким путём можно создать музей, который правильно покажет прошлое и настоящее нашего края» (ГАКО, Ф. Р-3139, оп. 8, д. 19, л. 37-39об). Так называемый «топор из Смородного» до сих пор занимает почётное место в экспозиции Курского областного краеведческого музея.

Жизнь Ю. А. Липкинга на Курской земле складывалась удачно. В 1940 г. он перебирается в Новый Оскол завучем, а затем директором школы. С началом войны в 1941 г. его не призвали в армию по состоянию здоровья. Областное школьное начальство отмечало в 1942 г., что «т. Липкинг проявил себя хорошим руководителем, умело организовал работу школы в военное время, в результате чего учащиеся на весенних проверочных испытаниях дали успеваемость 85-90 % ... добился 98 % успеваемости по преподаваемому им предмету — географии... обеспечил высокое качество своей отрасли работы, в результате чего Новооскольская школа № 2 была отмечена в республиканском соревновании на лучшую школу» (Арх. КГПУ. Ф. 1, oп. 1, д. 4, л. 388-388об). В июне 1942 г. он уходит добровольцем на фронт.

Автоматчиком танкодесантной роты 194 мотострелкового батальона 245 танковой бригады Юрий Александрович участвует в обороне Сталинграда. Был тяжело ранен, но после излечения вновь подаёт заявление о зачислении в часть. После вторичного ранения на Курской дуге его признают негодным к строевой службе и по путёвке Курского обкома ВКП(б) направляют в местное Суворовское училище преподавателем географии (Арх. КГПУ, Ф. 1, oп. 1, д. 4, л. 389-390). С женой и 11-летней дочерью оседает Юрий Александрович в Курске. Именно тогда и начинает разворачиваться его активная деятельность по изучению археологии Курского края.

Помимо обширных разведок по всей, практически, территории Курской области (по р. Сейм и ее притокам — рекам Свапа, Тускарь, Рать, Прутище, Большая Курица и Суджа), Ю. А. Липкинг проводит раскопки раннеславянских могильников у с. Лебяжье и хут. Княжий(Липкинг Ю. А., 1974, С.136-151). Кроме того он приложил немало усилий для возрождения интереса к отечественной истории, краеведению в Курской области. Под псевдонимом «Юрий Александров» им были написаны несколько художественных и научно-популярных книг об историческом прошлом края. С 1943 г. он преподаёт в КГПИ на почасовой основе вначале географию, а затем историю. Став в 1963 г. штатным преподавателем истории и археологии в Курском пединституте, Ю. А. Липкинг в течении ряда лет возглавляет археологическую практику студентов 1-го курса, тесно сотрудничая со многими видными археологами, проводившими раскопки на территории области. Среди них — М. В. Воеводский, А. Е. Алихова, Т. Н. Никольская, Э. А. Сымонович, А. И. Пузикова, П. И. Борисковский.

«Мне показалось, что он не любил стационарных раскопок, душа его пела в разведке, там он оживал, глаза светились радостью, в речи проскальзывал юмор, ноги летели, как на крыльях,» — вспоминает о Юрии Александровиче его многолетний сотрудник по экспедициям А. Н. Макарский (Макарскйй А Н., 1998, личн. сообщ.). Картину типичного разведочного похода Липкинга может дать его поездка к с. Большой Каменец - месту находки знаменитых Суджанских кладов. Она была описана им самим дважды — в официальном отчёте и позднее, в книге «Далёкое прошлое соловьиного края».

В путь Ю. А. Липкинг обычно отправлялся с одним-двумя спутниками — студентами или школьниками. В тот раз его сопровождал «толковый молодой помощник, выпускник одной из курских школ» — десятиклассник школы № 13 Анатолий Морозов (Липкинг Ю. А., 1971, С.59; НА КГОМА. Д. 1-29, л. 34). Причиной поездки послужило письмо, полученное от Жителя с. Большого Каменца Д. П. Вытовтова (через Академию наук!), который сообщал, что ему известно местонахождение городища близ вышеназванного села в лесу Кучугуры. Выехав из Курска 7 августа 1961 г., оба разведчика автобусом добрались до с. Большесолдатского, оттуда прошли пешком вдоль р. Суджи к её верховьям, мимо Скороднянского леса пришли в с. Скородное, оттуда 8 августа вошли в лес Кучугуры и, выйдя оттуда на грейдерную суджанскую дорогу, поймали автобус, на котором и вернулись обратной Курск. «До Большого Каменца ещё дойти не успели, как попались нам следы первого поселения I тысячелетия нашей эры,— вспоминал Ю. А Липкинг спустя десять лет.— На краю Новосёловки, километрах в пяти — шести (по прямой) от Большого Каменца, удалось открыть интересное селище с великолепной чернолощёной керамикой ... Продолжая разведки вверх по реке, мы обнаружили сперва следы неолитической стоянки, потом две стоянки бронзового века и километрах в трёх от Каменца ещё одно селище Черняховской культуры» (Липкинг Ю. А., 1971, С.59-60). Помимо перечисленного, тогда были обнаружены два кургана возле х. Бараний Рог, три кургана у с. Скородного и обследовано несколько мест, где, предположительно, могли находиться древние поселения (НА КГОМА. Д. 1-29, л. 34-37);

«Уже в сумерках достигли мы наконец устья ручья Каменца,— пишет далее Липкинг — .. В тот день нам не пришлось больше ничего искать. Совсем стемнело, стало прохладно, собирался дождь. Мы заметили скирды на высоком левом берегу Суджи, перебрели через болотце и реку, развели костёрчик, в котелке сварили из концентратов ужин. Поели и закопались в скирду» (Липкинг Ю. А. 1971, С.60).

Встретившись с автором письма Д. П. Вытовтовым, Ю. А. Липкинг и его спутник обнаружили, что пойти с ними и точно указал, место городища тот не может «ссылаясь на слабость»). Другие местные жители наперебой указывали самые различные места, где, якобы, и находится искомое городище. Обследовав три из указанных возвышенностей, разведчики не нашли ни на одном культурного слоя. Однако Юрий Александрович тщательно записал всё, что ему удалось узнать от старожилов, - даже если это напрямую и не относилось к археологии: «в лесу Кучугуры... есть ещё возвышенность, именуемая тоже городищем. На этой возвышенности будто бы хорошо видны валы и «двое ворот: северные и южные»... Место, называемое «Площадка» в лесу Скороднянском ... интересна тем, что, на ней с незапамятных времён собирались жители нескольких окрестных сёл, «на Вознесение» и проводили празднества (отголосок языческих, подобно тем, которые проводились в Рыльске в честь Ярилы). На празднествах этих пели песни и играли на старинных инструментах. Большим знатоком этих песен («лелёшных») и обрядов, по словам местных жителей, является житель с. Рыбница, восьмидесятилетний Горбатых Пётр Алексеевич» (НА КГОМА. Д. 1-29, л. 37). Подобного рода разведки предшествовали и проведению Ю. А. Липкингом раскопок у с. Лебяжье, под х. Княжий, на Замощанской дюне.

В 1963-1964 гг. около х. Княжий и в 1967-1968 гг. около с. Лебяжье им были исследованы грунтовые могильники второй половины VI — начала VIII вв. н.э., относящиеся к колочинской культуре (Тихомиров Н. А., 1990, С. 145). Все погребения в могильниках совершены по обряду кремации. При работах удалось обнаружить 22 погребения на Княжинском и 110 — на Лебяжинском. Материалы погребений свидетельствуют, что некоторые из них принадлежали дружинникам. Кроме элементов поясных наборов (пряжки, ложные пряжки, прорезные накладки, наконечник пояса), об этом говорят находки наконечников дротиков, фрагментов кольчуг и позвонок человека, в котором глубоко застряла железная стрела (Славяне Юго-восточной Европы в предгосударственный период. Киев, 1990, с. 218.). Данные могильники являются наиболее полными памятниками такого рода в Юго-Восточной Европе, дающими представление о погребальном обряде местных племен третьей четверти I тысячелетия н. э.

Результатом многочисленных разведок и раскопок Юрия Александровича стали публикации книг и статей об археологических памятниках Курской области, причем как научных, так и научно-популярных. В конце 1950 — начале 1970-х гг. из под его пера вышли прекрасные своды «Городища эпохи раннего железного века в Курском Посеймье» и «Могильники третьей четверти I тысячелетия н.э. в Курском Посеймье» (Липкинг Ю. А., 1962; он же, 1974), а также научно-популярные книги «О чем рассказывают курганы» и «Далекое прошлое соловьиного края» (Липкинг Ю. А., 1966; он же, 1971), которыми пользовались многие поколения школьных учителей истории, руководителей краеведческих и туристических кружков. Талант исследователя сочетался с писательским даром. Следствием этого явились замечательные художественные произведения «Кудея-ров стан» и «Сварожье племя» (Александров (Липкинг) Ю. А., 1957; он же, 1966). Третья книга трилогии — «В горниле», рассказывающая о полной опасностей судьбе людей, населявших юго-восточное порубежье Руси, до сих пор не издана. Рукопись романа хранится в Государственном архиве Курской области.

О.Н. Андреев
Рис. 14.
1 — О. Н. Андреев.
Ю. А. Липкинг
Рис. 14.
2 — Ю. А. Липкинг — преподаватель
Курского суворовского училища.
1940-е гг.

Рукопись другой крупной неизданной работы Ю. А. Липкинга «Археологические памятники Курской области», хранится в архиве Курского государственного областного музея археологии. Она посвящена интереснейшим памятникам, расположенным по берегам рек Рать, Тускарь, Сейм, Псел и Свала. На основании данных, полученных в результате разведок и раскопок, автором был высказан ряд гипотез — о времени прекращения жизни на Липинском городище, о Переверзевском городище как укрепленной усадьбе знати — подтвержденные более поздними раскопками (НА КГОМА. Д. VI — 13/18, лл.11, 13).

Ю. А. Липкинг первым, после Л. Н. Соловьёва, исследовал культурный слой Курска. Правда, исследования эти носили весьма поверхностный характер и по сути были всего лишь наблюдением за ходом земляных работ. Весной 1960 г. при строительстве жилого дома на Красной площади рабочими было обнаружено скопление человеческих костей. Позднее Липкинг будет безоговорочно утверждать, что это «костище» является братским захоронением курян, погибших при разгроме города татаро-монголами. Обосновывать это он будет тем, что «среди костей обнаружено, несколько черепков домонгольской славянской керамики, изготовленной уже на гончарном круге, и, следовательно, относ.нцихся к Х-ХIII вв.» (Липкинг Ю. А:, 1971, с. 108). В отчёте, написанном непосредственно после осмотра места находки, он, однако, был более осторожен с выводами: «Скопление было двумя гнёздами: одно в 5-6 метрах севернее южного угла здания, другое в нескольких метрах севернее первого. Сплошным слоем вперемешку лежали кости и череп. Толщина слоя до 30 см. Зачисткой удалось найти при скоплении несколько фрагментов гончарных сосудов явно славянских. Из-за недостаточности материала затрудняюсь определить, относятся они к домонгольским или послемонгольским временам. В первом случае скопление можно определить, как братскую могилу жертв монгольского нашествия. Во втором это следы перезахоронения останков с ликвидируемого кладбища, вошедшего в зону застройки... Возможно, что специалист по славянской керамике и по собранному незначительному материалу сможет точнее датировать памятник» (НА КГОМА, VI-6/14). Позднее, ко времени написания «Далёкого прошлого..», толщина скопления выросла «до полуметра», а длина увеличилась до «более двадцати метров», что создавало впечатление целой траншеи, заполненной останками (Липкинг Ю. А., 1971, С. 108). В данном случае писатель Ю. Александров явно взял верх над археологом Ю. А. Липкингом. Правда, следует отметить, что в 1999 ,г. один из курских старожилов в разговоре с сотрудником Курского государственного областного музея археологии А. Г. Шпилевым уверял, что некоторые черепа из этого скопления были сильно повреждены (пробиты или порублены), а в позвонке одного скелета намертво засел железный наконечник стрелы. Если это было действительно так, а не является более поздним вымыслом, то остаётся лишь пожалеть, что этот позвонок не попался на глаза Юрию Александровичу.

Не раз в Ю. А. Липкинге краевед брал верх над исследователем-археологом. «Чаще всего он ограничивался достаточно приблизительным установлением местонахождения памятника и выявлением основных культурных напластований в нём. С точной привязкой объекта к карте местности, фотографированием, рисованием, а тем более с нивелировочными планами дело у него обстояло гораздо хуже. Уникальная для одного человека широта и энергичность археологического поиска оборачивалась поверхностностью описания найденного» (Щавелев С. П., 1995, С.216). Тем не менее, несмотря на эти недостатки, значение деятельности Ю. А. Липкинга в изучении древнего прошлого Курского края трудно переоценить.

Ю. А. Липкинг
Рис. 15.
Ю. А. Липкинг на городище
Льгово-Монастырище (г. Льгов).
1970-е гг.

В своих исследованиях он не был одинок. Редкие изыскания, предпринимаемые отдельными краеведами в 1930-1940-е гг., сменились в этот период активной и обширной деятельностью по изучению истории своего края, района, города, села. Этой работой, как правило, руководили педагоги городских и сельских школ . Ее широко освещали на страницах областной прессы. Примером может служить опубликованная «Курской правдой» в 1953 г. заметка А. Веселова «Находка школьников». В ней корреспондент сообщает, что «на днях группа учащихся Обоянской средней школы вместе с учителем П. И. Музалевым в овраге вблизи города обнаружила останки ... мамонта, а также рог оленя. Захватив с собой олений рог, части черепной коробки, позвоночника, бивня и некоторые кости мамонта, тов. Музалев доставил их в Курский областной краеведческий музей. Музей направил в Обоянь своих представителей, которые обследовали место находки и взяли еще несколько костей скелета, а также найденные здесь обработанные камни различной конфигурации» (Веселов А., .1953).

Не раз совместно с Ю.А. Липкингом в археологических разведках участвовали ученики курской школы № 12 во главе со своим преподавателем В. Е. Шулем. Несмотря на то, что по своей специальности Вениамин Ефимович Шуль был учителем физики (и хорошим учителем), история стала для него подлинно вторым призванием. Увлечение археологией привело его к знакомству с Ю. А. Липкингом и совместному с ним участию в расколках. Так, например, в июне 1963 г. В. Е. Шуль обследовал окрестности с. Афанасьевка Солнцевского района, где на берету р. Хон им была выявлена «куполообразная возвышенность», которую местные старики называли «Курган», а «ребятишки называют её Коврижкой и Корвижкой, очевидно, потому, что напоминает она хлебную булку». Собранную керамику он показал П. И. Борисковскому и Ю. А. Липкингу, которые «независимо друг от друга» определили принадлежность её к эпохе бронзы (НА КГОМА, 1-31/25). Однако более охотно участвовал В. Е. Шуль не столько в разведках, сколько в стационарных исследованиях, которые проводили Ю. А. Липкинг и московские археологи.

Одним из наиболее ярких учителей-краеведов был Олег Николаевич Андреев (1918-1995), который родился в г. Льгове, в семье известного художника Н. Н. Андреева. Во время учебы в семилетней школе, под влиянием учителя Е. В. Баталина Олег Николаевич увлекся изучением местной истории. В июне 1941 г. он окончил исторический факультет Льговского учительского института и по мобилизации был призван в действующую армию. В составе 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса участвовал в Сталинградской и Курской битвах, форсировании Днепра, освобождении Белоруссии и Прибалтики. Трижды ранен, награжден орденом Отечественной войны I степени, орденом Красной звезды, медалями «За оборону Сталинграда», «За отвагу», и «За победу над Германией».

В феврале 1945 г. демобилизовался из армии и вернулся во Льгов, где на протяжении 32 лет преподавал историю сначала в семилетней школе, а затем в средней школе № 1. За плодотворную педагогическую деятельность Олег Николаевич был награжден званием «Отличник народного просвещения».

С конца 1930-х до начала 1980-х годов О. Н. Андреев вел активную краеведческую работу, долгие годы возглавлял работу школьного кружка, побывав со своими учениками практически на всех археологических памятниках Льговского района. В 1940-х годах совместно с Е. В. Баталиным он провел разведки по Сейму, Пруту и Свале. Олегом Николаевичем были открыты и обследованы Нижнедеревенское и Марицкое городища, Воронинское дюнное поселение, Кудинцевский могильник.

На протяжении многих лет объектами его исследований были дюнное поселение эпохи бронзы «Старообрядческое кладбище» под Льговом, историческое место бывшего Льговского монастыря, Городенское, Коробкинское и Сугровское городища, Люшинский археологический комплекс. Собранные во время разведок коллекции послужили основой для действующего до сих пор в средней школе № 1 г. Льгова музея при кабинете истории, среди экспонатов которого кости ископаемых животных, фрагменты древних сосудов, украшения, орудия труда и оружие различных исторических эпох.

Свое великолепное знание местного материала Олег Николаевич не только использовал на уроках истории, но и щедро делился им при работе с изучающими Льговский район археологами — И. И. Ляпушкиным, О. Н. Мельниковской, А. Е. Алиховой, В. П. Левенком, Ю. А. Липкингом, А. И. Пузиковой (Остроухов С. А., 1999, личн. сообщ.).

Около полутора десятков лет проводил вместе со своими учащимися разведки в Горшеченском районе руководитель краеведческого кружка, директор Нижне-Дороженской восьмилетней школы Н. В. Мартынов. Среди находок, сделанных кружковцами, не только кости ископаемых животных, но и кремневые наконечники дротиков (Н. Набережных в 1959 г.), каменные топоры (в 1959 г. В. Петров около д. Нижне-Дорожное; Г. Рыженко в русле р. Оскол близ с. Ястребовки) и даже греческая амфора, найденная в 1965 г. во время похода кружковцев шестиклассником В. Грецововым в р. Оскол близ х. Акуловка.

Нередко находки школьников вызывали интерес у археологов. Так, в 1954 г. около с. Средние Апочки М. Чаркин обнаружил два бивня мамонта. На месте находки Ю. А. Липкинг произвел раскопки. В результате которых обнаружено два ребра мамонта и клык саблезубого тигра. В 1959 г. нашедший кремневый наконечник дротика пятиклассник Н. Набережных передал его профессору П. И. Борисковскому, а во время проведения археологических раскопок кургана около с. Средние Апочки, благодаря сообщениям кружковцев, Ю. А. Липкингом были зафиксированы две стоянки бронзового века у д. Нижне-Дорожное и с. Правороть (Мартынов Н. В., 1967, с.118-124). Многое из своих находок и находок своих учеников Н. В. Мартынов передал Курскому областному краеведческому музею. Одним из последних таких подарков стала глиняная кубышка с 24 серебряными копейками 1613-1718 гг., обнаруженная ученицей Среднедороженской 8-летней школы при копке огорода в 1965 г;

Продолжавшиеся в 1950-х гт. археологические исследования курских памятников каменного века в первую очередь связаны с деятельностью В. П. Левенка и П. И. Борисковского.

Личность Всеволода Протасьевича Левенка (1906-1985) — человека весьма одаренного и жизнелюбивого заслуживает того, чтобы рассказать о ней более подробно, несмотря на его относительно скромный вклад в исследование памятников Курщины. Он родился 19 июня 1906 г. в уездном г. Трубчевске (совр. Брянская обл.) в семье учителя. С 1925 по 1930 гг.— учеба в Воронежском Художественном техникуме на живописном отделении. В 1928-1934 гг. художник Воронежского краеведческого музея и одновременно учитель рисования одной из школ г. Воронежа.

Однако главным призванием для него становится история. В 1934 г. он возвращается в г.Трубчевск, где с 1935 г. становится директором местного краеведческого музея. В этот период он принимал участие в работах Деснинской экспедиции М. В. Воеводского (отряд В. А. Хохловкиной), Навлинской экспедиции Смоленского музея, разведках К. М. Поликарповича, вел собственные разведки. В эти же годы заочно учился в Институте культуры им. Н. К. Крупской (Ленинград) на отделении музееведения.

С началом Великой Отечественной войны Всеволод Протасьевич остается на посту директора музея, который занимал до сентября 1943 г. При отступлении фашистов он был отправлен в качестве остарбайтера в Восточную Пруссию. С сентября 1944 г. по март 1945 г. находился в лагере для перемещенных лиц под Кёнигсбергом. После освобождения из лагеря во время наступления советских войск, В. П. Левенок недолгое время находился на передовой, за что был насажден медалью «За победу над Германией». Затем контузия и, как следствие, временная слепота.

После войны он ненадолго вновь вернулся в Трубчевск, участвовал в работах Деснинской экспедиции и раскопках К. М. Поликарповича. С 1947 г. Всеволод Протасьевич работает в ИИМК (Ленинград) у П. И. Борисковского и М. И. Артамонова, одновременно учась на кафедре археологии в ЛГУ.

В январе 1951г. он был арестован и осужден по статьям 58-10, часть1 (агитация и пропаганда) и 57-3 (измена Родине) Воронежским военным трибуналом (дело № 2192). В вину ему инкриминировали то, что в 1941 г. музей не был эвакуирован, а при отступлении был вывезен и разграблен. Отбыв наказание в лагере, В. П. Левенок с 1956 г. (до ухода на пенсию в 1973 г.) вновь работает в секторе палеолита ИИМК — ЛОИА. В 1963 г. заканчивает кафедру археологии ЛГУ, а в 1970 г. защищает кандидатскую диссертацию «Неолит Верхнего Дона и его место среди неолитических культур лесной зоны Европейской части СССР» (Архив ИИМК. Ф.35, оп.5, да. 181, 362).

По воспоминаниям его старого друга, доктора исторических наук Л. М. Тарасова, Всеволод Протасьевич был человеком весьма одаренный и жизнелюбивый. Сочетал в себе дарования поэта, художника. Его живописные выставки проходили в 1960-е гг. в Липецке, военные стихи хранятся у бывшего директора Трубчевского музея Н. Г. Тихонова. Его исследования зачастую проводились за собственный счет (как например разведки в Курской области в 1958 г.), являя собой яркий пример подвижничества и преданности науке.

Летом 1958 г. он обследовал верхнее течение р. Сейм. Разведками было охвачено оба берега речной долины от с. Хвостово под Курском до с.Кудинцево около Льгова, обнаружено и обследовано свыше 40 памятников, среди которых более половины относились к эпохе неолита, в том числе и очень перспективная стоянка у д. Воронине (Льговский район) (НА КГОМА. Д. I — 31/29). Осенью 1958 г., в ходе проведения обследования сотрудниками Курского государственного областного музея археологии и ЛьгоЬского краеведческого музея разрушаемых памятников области, установлено, что в настоящее время дюнная стоянка практически полностью уничтожена, карьером, часть ее площади используется для хранения песка, намываемого земснарядом.

В это же время (в 1958-1959 гг.) профессор ЛГУ, доктор исторических наук, научный сотрудник ГАИМК — ИИМК, ЛОИА АН СССР Павел Иосифович Борисковский проводит археологические разведки по р. Оскол в пределах Курской и Белгородской областей, однако новых памятников каменного века на территории нашего края тогда обнаружить не удалось. Но вскоре ситуация изменилась. Осенью 1962 г. первые стоянки первобытных людей были обнаружены на территории самого Курска.

Проживающий на ул. Полевой П.З. Калугин, копая у своего дома хозяйственную яму, обнаружил на глубине 1,5 м какие-то странные кости. Он отнес их в Курский областной краеведческий музей, где их определили, как кости мамонта, а во время осмотра места находки были обнаружены и сделанные из кремня орудия труда. О находке немедленно сообщили в Ленинградский зоологический институт Академии наук СССР. Вскоре от старшего научного сотрудника института кандидата биологических наук В. Е. Гарутта пришел ответ: «С большим интересом узнал я о том, что на месте костей мамонта были обнаружены остатки каменных орудий. Таким образом, на территории нашей страны найдена еще одна палеолитическая стоянка! По поводу этой стоянки я рассказал нашему ленинградскому археологу, специалисту по палеолиту, Павлу Иосифовичу Борисковскому, который страшно заинтересовался этой находкой и захотел приехать ... к Вам в Курск ... ознакомиться с ней на месте. Он будет в Курске в самом начале ноября месяца и я очень просил бы Вас оказать Павлу Иосифовичу необходимое содействие» (ГАКО. Ф. Р-3139, оп.8, д.370, лл.67, 67 об.).

П. И. Борисковский (1911-1991) действительно был одним из виднейших палеолитоведов в СССР. Коренной петербуржец, он в 1927 г. поступает в Ленинградский университет, где занимается под руководством основателя советского палеолитоведения П. П. Ефименко. После окончания университета П. И. Борисковский в 1930 г. становится аспирантом ГАИМК, заявив в качестве диссертационной необычную и крайне сложную тему: проблема формирования человека современного физического типа на базе археологических источников. Диссертация, получившая название «Исторические предпосылки оформления так называемого Homo sapiens», была успешно защищена в 1934 г. В ней П. И. Борисковский сформулировал положения об этапе «первобытного стада» и о возникновении родовых отношений, что, по мнению одного из современных ведущих палеолитоведов Н. Д. Праслова, послужило основой подхваченной антропологами, философами и этнографами концепции двух скачков в истории первобытного общества. Вся его дальнейшая научная деятельность оказалась связанной именно с обсуждением глобальных проблем и методологии первобытной истории.

Впрочем, это нисколько не преуменьшает заслуги Павла Иосифовича, как первоклассного исследователя-полевика, обнаружившего и исследовавшего множество интереснейших палеолитических памятников. Как раз после защиты диссертации он начинает полевые работы в бассейнах рр. Десны и Оки, затем его внимание привлекает палеолит Украины. В это же время П. И. Борисковский становится преподавателем Ленинградского государственного университета, где более 40 лет — с 1934 по 1980 годы (исключая годы войны) читает курс по каменному веку.

Начавшаяся в июне 1941 г. Великая Отечественная война надолго отрывает ученого от любимой работы. В составе 10-й стрелковой дивизии он сражается под Ораниенбаумом, вместе с однополчанами пробивался из Петергофского «котла» и 3 декабря 1941 г. был тяжело ранен в бою под Невской Дубровкой. После госпиталя Павла Иосифовича направляют в Ашхабадское военно-пехотное училище преподавателем социально- экономического цикла, но и здесь он не теряет времени и собирает первые сведения о палеолите Туркмении, ставшие основой местного палеолитоведения.

В сентябре 1946 г. Павел Иосифович возвращается в Ленинград и возобновляет прерванную научную и педагогическую работу. Тема исследований та же — палеолит Украины, но район работ уже другой: бассейн р. Днестр, где открывает раннепалеолитическую стоянку Лука-Врублевецкая. Затем раскопки стоянки первобытных охотников на бизонов в Амвросиевке (Донецкая область). В феврале 1952 года успешно завершена докторская диссертация — «Палеолит Украины. Историко-археологические очерки», а уже через год она выходит в свет в виде монографии, ставшей видным событием в отечественной археологии.

В 1948 году Павел Иосифович принимает участие в раскопках стоянки Авдеево (Курская область) в составе Деснинской экспедиции. Уже став профессором ЛГУ, он проводит в 1953, 1955-1957 гг. обширные раскопки в Костёнках, открыв там две новые стоянки (Костенки 17 и 19), исследует жилище и погребение палеолитического человека на стоянке Костенки 2. В процессе раскопок Павла Иосифовича заинтересовала проблема источника кремневого сырья Костенковских стоянок. В итоге — разведки по р. Оскол (на востоке Курской и Белгородской областей), которые выводят его на богатейшие месторождения кремня в Валуйках, окруженные многочисленными стоянками-мастерскими эпохи камня.

В 1962 г., к моменту открытия Курских стоянок, Павел Иосифович только что вернулся из длительной командирошеи во Вьетнам, где помимо чтения лекций в Ханойском университете он проводил полевые исследования и сумел открыть первые памятники палеолита на этой территории. Отложив работу над трудом «Первобытное прошлое Вьетнама», П. И. Борисковский отправился в Курск.

Исследовав местонахождение и заложив, при участии Ю. А. Липкинга, несколько разведочных шурфов, учёный предположил, что здесь около 11000 лет назад располагалась стоянка первобытных людей.

Еще будучи школьником в исследовании курских стоянок принимал участие и известный курский краевед А. Н. Макарский, который так вспоминал свое первое знакомство со знаменитым археологом: «Придя однажды домой я обнаружил записку, которую оставил Юрий Александрович [Липкинг]. В ней он сообщал, что приехал Павел Иосифович и завтра они с ним начинают работы на улице Полевой. Не помню в котором часу я пришел на Полевую, но около указанного в записке дома уже был размечен шурф и немолодой человек в синем берете один копал лопатой верхний дерновый слой. Я подошел к нему и спросил о раскопках и Юрии Александровиче. В ответ узнал, что Липкинг увел детей купаться на речку.

Рядом с шурфом лежало бревно, на котором я и устроился. Никак не ожидал, что и этот человек присядет рядом и спросив, интересуюсь ли я археологией, предложит прочитать его книгу. Это была книга о раскопках Костенковской стоянки и на обложке стояла фамилия автора — П. И. Борисковский. Я вскочил на ноги, так как не мог предположить, что знаменитый профессор будет один вскрывать дерновину. Мы познакомились, и я тут же предложил продолжить работы вдвоем. Примерно около часа мы -работали с Павлом Иосифовичем, ведя неспешную беседу и только с приходом других школьников он вместе с Юрием Александровичем удалился на бревно. Непосредственно в раскопках стоянки Курск-1 я участия не принимал, так как в основном работал в разведке по улице Котлякова, но хорошо помню, что ни разу Павел Иосифович не доверил никому разметку шурфа или его привязку. Как правило, на шурфе мы работали вдвоем, но постоянно около него появлялся то П. И. Борисковский, то Ю. А. Липкинг. После выхода на культурный слой Павел Иосифович лично руководил его исследованием. В работе его отличала огромная педантичность и точность. Характер у Павла Иосифовича был тяжелый и работающим с ним иногда сильно доставалось. Особенно Борисковский был резок во время зачисток, когда даже перепад в 0,5 см вызывал у него очень бурную реакцию, обычно заканчивавшуюся изгнанием с раскопа» (Макарский А. Н., 2000, личн. сообщ.).

Рис. 16.
1 — Г. В. Григорьева; В. И. Беляева
и П. И. Борисковский на раскопках
стоянки Курск-1. 1963-г.
Рис. 16.
2 — А. И. Пузикова.

В следующих, 1963-1964 гг., экспедиция ЛОИА под руководством П. И. Борисковского (в ее состав входили Ю. А. Липкинг, научный сотрудник ЛОИА Г. В. Григорьева и студентка ЛГУ В. И. Беляева) провела на ул. Полевой раскопки. Археологи обнаружили культурный слой, в котором древние обитатели стоянки оставили кремневые орудия, осколки камней, кости мамонта, угольки и следы охры, вероятно, использовавшейся в каких-то религиозных обрядах.

Опираясь на анализ полученного материала, П. И. Борисковский считал Курск I охотничьим стойбищем, куда первобытные люди приносили для разделки куски мамонтовых туш и в котором изготавливали, ремонтировали или правили кремневые орудия (Борисковский П. И., 1963. Отчет...; Борисковский П. И., 1965, с.32-33).

В 1962 г. в 400 метрах от первой курской стоянки было открыто еще одно стойбище первобытных людей. Его обнаружил шестилетний Володя Батурин, увидевший выкопанные при прокладке водопроводной траншеи каменные орудия и сообщивший о них Ю. А. Липкингу. Разведочные шурфы, заложенные на этом месте в 1962-1964 гг., также принесли ученым коллекцию кремневых орудий, кости мамонта, угольки, крупинки красной и желтой охры.

В 1964 г. научный сотрудник экспедиции Г. В. Григорьева провела на территории Дмитриевского и Рыльского районов разведку археологических памятников каменного века. Во время осмотра палеолитической стоянки Октябрьское I (Рыльский район, впервые исследована С. Н. Замятиным в 1930 г.) была проведена контрольная шурфовка с целью выяснения возможностей её дальнейшего изучения.

Пятнадцать лет П. И. Борисковский возглавлял сектор (в последствии отдел) палеолита в ЛОИА, бывший главным центром изучения древнекаменного века в СССР. За свою жизнь он воспитал целое поколение археологов-палеолитоведов в России, Вьетнаме, Шри-Ланке, Румынии, Средней Азии, не забывающих внимательного, глубоко интеллигентного, поражающего своей эрудицией и всегда доброжелательного наставника (Праслов Н. Д., 1992.; Столяр А.Д., 1994, сообщение А. А. Чубура, 1999 г.).

Зима 1965 г. принесла новую интересную находку — на юго-западной окраине с. 2-я Воробьевка (Золотухинский район), прямо перед зданием сельского клуба, на незаснеженном бугре местные школьники случайно обнаружили несколько серебряных арабских дирхемов. Весной дети провели здесь настоящие раскопки, при которых было найдено не менее 1000 монет (по сведениям Ю. А. Липкинга), а также серебряные украшения и темнокрасные призматические сердоликовые бусы. Несколько десятков дирхемов было доставлено в КО КМ учителем истории 2-й Воробьевской 8-летней школы Николаем Федоровичем Синькевичем. На место находки выехал Ю. А. Липкинг, обнаруживший при осмотре еще 6 монет. Кроме этого исследователь собрал у ребят 91 дирхем, 3 бусины и разломанный на три части серебряный браслет с утолщающимися концами (Липкинг Ю. А., 1965. НА КГОМА. VI-13/23). Всего в краеведческий музей им было сдано 17 целых дирхемов, 158 обрезанных в кружок и 1 обломок (из них: Аббасиды — 2, Бувейхиды — 2, Саманиды - 162, подражания саманидским дирхемам — 9. Древнейшая монета — саманидский дирхем Исмаила ибн Ахмада с именем халифа ал-Му’тадида, чеканенный не позже 279 г.х. — 892/893 г., младшая монета — саманидский дирхем Мансура ибн Нуха 365 г.х.— 975/976 г.) и два обломка браслета (Кропоткин В. В., 1971, С.81). По сведениям А. В. Кашкина часть монет была сложена стопкой и скреплена бронзовой проволокой через пробитые в них отверстиях. Снаружи эту стопку охватывала бронзовая пластина (Кашкин А В., 1998, С. 190). Несколько сотен дирхемов осталось на руках у воробьевских детей, а в школе — обломки одного браслета, несколько сердоликовых и стеклянных бусин. В 1968 г. на месте находки клада Сейминским отрядом Восточно-Белорусской экспедиции ИА АН СССР под руководством С. С. Ширинского был заложен раскоп площадью 82 м2. Археологи обнаружили арабские дирхемы (2 целых, 42 обрезанных в кружок, 22 обломка), обломок серебряного семилучевого височного кольца, 1 сердоликовую и 6 стеклянных бус, бочонковидную гирьку, многочисленные фрагменты керамики X в. В местной школе и у жителей села удалось собрать 2 целых и 30 обрезанных в кружок дирхемов и серебряный браслет с расширяющимися концами. Некоторые монеты имели отверстия для привешивания (Кропоткин В. В., 1971, с.81).

С 1967 т. возобновляет свои исследования на территории Курской области кандидат исторических наук Ольга Николаевна Мельниковская. В течение 1967-1971 гг. она провела исследование памятников VI — IV вв. до н. э. (юхновская культура) на различных участках по течению рр. Сейм и Псёл, осуществила раскопки у с. Жадино и поселения у д. Авдеева (Стародубцев Г. Ю., Щавелев С. П., 1998, С.64).

С 1967 г. к систематическому изучению памятников раннего железного века по рекам Сейм, Тускарь, Прутище, Свапа и Вабля приступает кандидат исторических наук Анна Ивановна Пузикова (род. 1932 г.). Как вспоминает она сама, «в августе 1967 г., когда из Курского музея пришло в ИИМК письмо с предложением небольшой суммы денег на исследование памятников скифского времени на территории Курской области, П. Д. Либеров, мой научный руководитель по работам в Воронежской и Белгородской областях, предложил мне заняться и сопредельной Курской областью. Я согласилась, и таким образом, в августе 1967 показалась в Курске. Отряд был небольшим: в него, кроме меня и двух студентов из Москвы, входили сотрудница КОКМ Лидия Яковлевна Беляева и Юрий Александрович (Липкинг) с семью студентами КГПИ, которые по разным причинам не смогли принять участия в общей археологической практике. Занимались мы обследованием городищ скифского времени и курганных групп на территории Обоянского и Суджанского районов. Все курганы оказались более раннего времени и относились к эпохе бронзы. За неимением скифских мы раскопали две насыпи в курганной группе у с. Средние Апочки (Горшеченский район), относящиеся к срубной культуре» (Пузикова А. И., 1998, личн. сообщение).

В двух курганах (№№ 2 и 3) было вскрыто 10 погребений, восемь из которых относились к срубной культуре эпохи бронзы. Несколько особняком стоит погребение 7 из кургана № 3 с широкогорлым орнаментированным сосудом, принадлежащим абашевской археологической культуре. Погребение 3 из этой же насыпи было впускным и находилось в центральной части насыпи. Рядом с погребенным, лежащим на спине в скорченном положении (при этом руки покойного, вероятно, были заведены назад и связаны), зафиксированы останки лошади. Судя по наличию этих костей, обнаруженное захоронение является кочевническим. Однако из-за отсутствия инвентаря определить культурную принадлежность и датировать данное погребение не представляется возможным (Пузикова А. И., 1967, лл.7, 11).

После окончания стационарных работ на могильнике А. И. Пузиковой была предпринята разведка по верхнему течению р. Псёл. Ее целью было выявление памятников раннего железного века. Во время разведки обследовано два городища, известных еще К. П. Сосновскому, побывавшему на них еще в 1909 г. По материалу, собранному в качестве подъемного и обнаруженного в трех шурфах, Анна Ивановна датировала Чернецкое городище V — III вв. до н.э.

Второй из обследованных памятников расположен на левом берегу р. Псёл в 2-3 км к югу от х. Курочкин (городище «Круглое»). Зачистка береговых склонов недалеко от городища дала самую различную керамику — от ямочно-гребенчатой до роменской. В ходе шурфовки на самой площадке городища было обнаружено темное пятно овальной формы, ориентированное по линии северо-восток - юго-запад. В заполнении пятна зафиксированы: тонкое несомкнутое бронзовое колечко, мелкие кальцинированные кости, мелкие фрагменты лепной керамики, раздробленные кости животных и кусок сильно коррозированного железного предмета. А. И. Пузикова интерпретировала яму как погребение с трупосожжением, а городище как сторожевой пункт Гочевского археологического комплекса, расположенного на противоположном высоком коренном берегу реки на расстоянии 2 — 3 км к северу от «Круглого» (Пузикова А И., 1967, лл. 11-15). Однако небольшие размеры памятника (30 х 25 м), характер его укреплений (кольцевой вал и отсутствие въезда) и топография расположения (материковый останец в пойме) заставляют усомниться в верности данного предположения. Подлинное его назначение мы сможем узнать только после полномасштабных исследований.

В последующие годы ею были проведены раскопки городищ раннего железного века у д. Нартово (Курский р-н) (Пузикова А И., 1978, с.49-55), д. Переверзево (Золотухинский р-н) (Пузикова А. . И., 1975, с.91-97), а также полностью исследовано Марицкое городище (Льговский р-н) (Пузикова А. И., 1981).

На последнем из перечисленных городищ Анна Ивановна проводила раскопки с 1973 по 1976 гг. Всего за четыре года работы было вскрыто 3950 м2.

Для поселения древние строители выбрали один из длинных мысов коренного берега, с запада и востока ограниченного глубокими оврагами, которые, сливаясь на юге в один, широкой ложбиной спускаются на юге к правому притоку Сейма р. Прутище. Длина самого мыса с юга была уменьшена при помощи вырытой перемычки, землю из которой использовали для сооружения вала в этой части городища. С северной стороны также были возведены укрепления в виде рва и вала. При раскопках вала обнаружены остатки деревянного частокола.

На площадке городища обнаружены следы жилищ — наземных построек с фундаментами, углубленными в материковый суглинок на двадцать — сорок сантиметров. Стены таких построек представляли собой плетеный каркас, обмазанный сверху глиной и обожженный. Отапливались дома открытыми очагами, расположенными чаще всего в центре помещений. Удалось проследить и планировку поселка: постройки располагались в восточной части площадки городища, следуя цепочкой друг за другом с севера на юг.

Население занималось земледелием и скотоводством. Разнообразный набор орудий труда, оружия, украшений говорит о ремесле, носившем домашний характер (прядение, ткачество, железоделательное и керамическое производство). Находки обломков греческих амфор, а также украшений специфических форм (бронзовых булавок), бывших в употреблении у племен, обитавших в это же время по берегам Днепра, говорят о торговых связях с античным миром и соседними племенами синхронных культур.

На зафиксированном на городище могильнике были обнаружены восемь захоронений, датирующиеся IV — III вв. н.э. Только два из них были одиночными, в пяти находилось по два погребенных, а в одном — четыре, лежащих «валетом», по два головами в разные стороны. Инвентарь погребений чрезвычайно скуден (бронзовое и железное колечки и миниатюрный сосудик). Лишь в погребении с четырьмя покойниками были обнаружены два железных наконечника стрел с плоским пером и черенком, раздвоенным в виде «ласточкиного хвоста». По этим наконечникам могильник датируется IV — III вв. до н.э. (Пузикова А. И., 1981, С.33-40).

Материалы, полученные из культурного слоя городища, и могильник, обнаруженный на его территории, позволили более четко датировать вещевые комплексы двух групп населения, оставивших памятники лесостепных скифоидных и юхновской культур, проследить их взаимосвязь и последовательность распространения.

Дело в том, что в течение; долгого времени Посеймье считалось классической территорией распространения юхновской культуры. Несмотря на то, что многие исследователи (И. И. Ляпушкин, А. Е. Алихова, В. А. Ильинская, Т: Н. Никольская, О. Н. Мельниковская, П. И. Засурцев, Н. К. Лисицына и др.) обращали внимание на скифоидную керамику, встречающуюся в небольших количествах в нижних пластах городищ, однако ее присутствие объяснялось внешними факторами (Пузикова А. И., 1981; С.98).

После раскопок Марицкого городища А. И. Пузиковой было высказано предположение о некоторых особенностях заселения территории Курского Посеймья в раннем железном веке. По ее мнению, «начиная с VI в. до н.э. многие городища были заняты населением, принадлежащим к кругу лесостепных культур скифского времени. К ним относятся городища: Кузина Гора, Моисеевское, Плаксинское, Кудеярова Гора, Липинское, Марицкое, Лысая Гора, Переверзевское, Нартовское, Шуклинское, Шатохинское, Ратманское и многие другие». В середине V .в, до н.э., вероятно под натиском юхновских племен, происходит постепенная смена населения. Однако этот уход происходил в сравнительно спокойной обстановке — на памятниках не отмечается ни пожарищ, ни следов осады, среди остеологического материала не встречено ни одной человеческой кости.

После ухода скифоидного населения жизнь на некоторых городищах типа Марицы прекратилась. На многих она продолжала существовать (Кузина Гора, Кудеярова Гора, Лысая Гора, Моисеевское, Липинское, Шуклинское, Переверзевское I и II, Ратмановское и т.д.), но заселенное юхновским населением. Некоторые городища с чистым юхновским слоем (Александровское, Жадинское, Тимохинское, Сугровское, Малое Иванинское, Быкановское, Березуцкое и т.д.) возникли после смены населения. Все они датируются IV—III вв. до н.э. Именно в это время Марицкое городище юхновское население использует под свой могильник (Пузикова А. И., 1981, с.100-101).

С начала 70-х гг. в Курской области работает крупный археолог доктор исторических наук Эраст Алексеевич Сымонович. Являясь одним из ведущих специалистов по Черняховской культуре (III—V вв. н.э.), он открыл и исследовал группу наиболее северных ее памятников по берегам рр. Сейм, Тускарь, Снова и Моркость. Среди них — поселения Воробьевка 1, Воробьевка 2, Колосовка, Комаровка, Снагость, Тазово (Сымонович Э. А., 1971, с. 70-72). Являлся последовательным сторонником гипотезы о славянской этнической принадлежности черняховцев.

В 1970 г. руководимый им Сейминский отряд ИА АН СССР проводил разведку в окрестностях Авдеевского селища (Октябрьский р-н). В ходе работ был обнаружен и частично исследован бескурганный могильник с трупосожжениями. Шурфовка выявила четыре захоронения на глубине 0,3—0,6 м. Три из них представляли собой скопления кальцинированных костей и мелких обломков керамики, ссыпанные в ямы диаметром менее 1 м. Четвертое содержало пережженные кости, насыпанные в два рядом стоящих сосуда. Около одного из них была найдена бронзовая прямоугольная пряжка с Железным язычком. Э. А. Сымонович датировал этот могильник третьей четвертью I тыс. н.э.

В ходе раскопок на, открытом в Ю. А. Липкингом и обследованном в 1968 г. С. С. Ширинским и А. В. Кузой (Ширинский С. С., 1969, С.68-69), поселении Воробьевка 2 (Золотухинский р-н) была определена его площадь. При вскрытии культурного слоя (а всего было вскрыто около 400 м2) выявлены разновременные постройки. Было установлено, что жизнь на поселении продолжалась в черняховское время (IV — V вв. н.э.), во второй половине I тыс. н.э. и в эпоху Киевской Руси. Стратиграфически культурный слой не разделяется, стерильных прослоек не зафиксировано Это говорит о том, что жизнь на поселении продолжалась без значительных временных перерывов около семи веков. Среди наиболее интересных находок, относящихся к раннесредневековому времени, хотелось бы выделить браслет балтийского типа с массивными расширяющимися концами, орнаментированными насечками и врезками; трапецевидную бронзовую подвеску и амулет, изготовленный из челюсти животного (Сымонович Э. А., 1971, С.70-72; 1974, С.153-158).

В 1971-1973 гг. кандидат исторических наук Андрей Васильевич Куза (1939-1989) возглавил экспедицию, ведущую раскопки Большого Горнальского городища на р. Псёл (Вознесенская Г. А., Куза А. В., Соловьева Г. Ф., 1972, С. 95-96; Куза А. В., 1981, С. 6-39). В работе экспедиции принимали участие известные археологи А. В. Кашкин, А. А. Узянов и другие. В результате этих работ была исследована площадка городища, на которой стратиграфически зафиксировано несколько периодов застройки, а также уточнено время его существования.

Горнальские городища привлекали внимание уже первых исследователей, работавших в окрестностях г. Суджи, — А. И. Дмитрюкова и Д. Я. Самоквасова,— но всесторонние археологические раскопки были предприняты тут лишь в 1971-1973 гг. Малое Горнальское городище («Фагор») описывалось А. И. Дмитрюковым, как «круглое, меловое утёсистое возвышение, более 10 сажен высоты, к верху суживающееся, в виде широкого отрезанного конуса и имеющее площадь около ста квадратных сажен» (Дмитрюков А. И., 1863, С. 506). С напольной части его защищает ров глубиной до 7 м. Мыс, на котррбм расположено Большое Горнальское городище, возвышается над р. Псёл на 35—40 м и имеет подгреугольную форму. Городище занимает площадку 180 на 70 м, отрезано с напольной части валом и рвом, по ту сторону которых раскинулось селище-посад площадью примерно 150 на 400 м, также защищённое валом и рвом (ныне распаханы), а с запада и востока — глубокими оврагами. Раскопки, произведённые на Большом городище, позволили во многом прояснить не только историю собственно этого древнего поселения, но, отчасти, всего региона в целом (Кашкин А. В., Узянов А. А. 1994, С. 16-17; Куза А. В. 1981, С.6).

Впервые городище было заселено ещё в скифскую эпоху (V — IV вв. до н. э.). В культурном,слое этого времени археологи обнаружили керамику зольничной культуры, бронзовые трёхгранные наконечники стрел, ажурное листовидное навершие булавки. До прихода славян поселение долгое время пустовало. Славяне, обосновавшись на крутом и высоком мысу, возвели мощный вал, эскарпировали склоны для придания им ещё большей крутизны. Внутри укреплений по краю городища расположились жилые постройки — небольшие полуземлянки с глинобитными печами и двускатными крышами, покрытыми дёрном. Центр городища оставался свободным — там, возможно, проводились племенные собрания, языческие ритуалы. Раскопки вскрыли следы пожара, после которого вал был досыпан, а на городище появились новые жилища. Возможно, это говорит о набеге врагов, после которого часть населения окрестных неукреплённых селищ перебралась под защиту стен городища. Если так, то противнику удалось предать поселение огню, но не удалось уничтожить его. Напротив, в истории городища наступает новый период.

В начале X в. в жизни Горналя наступает расцвет. Площадка городища нивелируется, появляются наземные жилые постройки, со слегка заглублённым в землю полом, прослежено существование ремесленных мастерских. При жилых домах открыты обширные ямы-хранилища. Среди находок этого периода — боевой топор, наконечник копья, пряслица из розового овручского шифера, детали сложного лука, кистень, наконечники стрел и сулиц, косы, серпы, пила, наковальня, остатки меднолитейного производства, а также украшения (бусы, браслеты, перстни, височные кольца). Важной датирующей находкой явились серебряные монеты — арабские дирхемы первой половины X в. и отчеканенные на месте подражания им, относящиеся к 60-70 гг. того же столетия. Поселение приобретает городские черты, о чём свидетельствует появление ключей и замков. О уровне культурного развития обитателей Горналя говорит находка астрагала с вырезанными на нём буквами Н и М, а о верованиях — языческие амулеты (просверленные звериные клыки). Середина городища, ранее свободная для проведения общеплеменных церемоний, теперь застраивается. Здесь, на возвышении, обнаружена большая двухкамерная постройка с шестью крупными ямами-хранилищами, явно принадлежавшая некоему знатному лицу (жилище 1). Об этом говорят и необычная конструкция постройки, и обнаруженные там вещи, среди которых набор женских украшений — серебряные височные кольца, браслеты и перстень. Большое внимание жители городища уделяют его обороне — вал перестраивался не менее 4 раз, увеличиваясь в высоте и в ширине основания насыпи. При третьей перестройке внешний скат вала был облицован мощными дубовыми плахами. Вал и ров защищало и расположенное за пределами городища селище. Судя по всему, в тот период городище представляло собой центр одного из локальных племён, входивших в состав мощного союза северян.

Но никакие могучие укрепления не спасли Горнальского городища от гибели и запустения. Жилые и оборонительные сооружения несут на себе следы страшного пожара. Находки позволили приблизительно определить дату гибели - конец X в. Вначале этот разгром связывали с набегом кочевников-печенегов. Позднее утвердилось мнение, что следы пожарища, уничтожившего Большое городище, как и целый ряд подобных северянских укреплений, связаны с присоединением этих земель к Киевской державе. Иногда гибель Горналя напрямую связывается с Восточным походом князя Святослава: двигаясь против хазар через земли вятичей, знаменитый воитель заодно привёл к покорности и оказавшихся у него на пути ещё независимых от Киева северян (Петрухин В. Я. 1995, С. 103). Возможно, городище погибло несколько позже, в эпоху Владимира I. Но в любом случае, княжеские дружинники сожгли крепость покорённого племени, уничтожив старый центр племенной власти и лишив новых данников опорного пункта на случай восстания.

Позднее материалы раскопок как городища, так и курганного могильника в Горнале были комплексно проанализированы Е. А. Шинаковым, который пришёл к выводу, что основная масса исследованных захоронений оставлена местным славянским населением в XI в. При этом им была особо отмечена ничтожная степень влияния на это население как «инорегиональных элементов в инвентаре, так и христианской обрядности» (Шинаков Е. А., 1980, с. 58). Этот вывод представляется особенно важным в связи с общепринятой датировкой гибели Большого Горнальского городища (конец X в). Тот факт, что могильник продолжал активно функционировать и после запустения городища является ещё одним свидетельством в пользу теории непосредственной преемственности между роменским (северянским) и древнерусским населением данного региона. Подпав под власть киевских князей, местное северянское население лишилось укреплённого опорного пункта, но отнюдь не было истреблено и заменено переселенцами из других областей Руси, как то представлялось некоторым исследователям (Григорьев А. В., 1990, С. 84-87). Оно продолжало обитать на прежнем месте, всё ещё сохраняя на протяжении долгого времени свои племенные традиции.

С 1972 г. на территории Авдеевской палеолитической стоянки возобновляются раскопки, которыми руководит известный советский археолог-палеолитовед, один из крупнейших специалистов в области изучения виллендорфско-костенковского культурного единства, научный сотрудник НИИ и Музея антропологии МГУ имени Дм. Анучина Марианна Давыдовна Гвоздовер.

Родилась Марианна Давыдовна 2 июня 1917 г. в семье московского инженера, мать была домохозяйкой. В 1936 г. поступила на исторический факультет МГУ. Научная деятельность Марианны Давыдовны на первом этапе связана с работой в составе Деснинской экспедиции под руководством профессора МГУ М. В. Воеводского. В конце 1930-х г— начале 1940-х гг. она участвует в исследованиях Пушкаревского палеолитического района близ Новгород-Северского, в том числе стоянок Погон и Бугорок. В 1941 г. М. Д. Гвоздовер окончила МГУ и профессор М. В. Воеводский предложил ей поступить в аспирантуру в Киеве. Однако началась Великая Отечественная война и Марианна Гвоздовер уходит на фронт и до самого конца войны работает медсестрой в Военно-Морском госпитале. Старшина медицинской службы, демобилизовавшись, Марианна Давыдовна поступает на работу к М. В. Воеводскому, в НИИ антропологии.

Начиная с 1946 г. Деснинская экспедиция возобновляет свою работу, но уже в Курском Посеймье. Исследования ведутся за счет средств НИИ антропологии МГУ, ИИМК АН СССР и ИА АН УССР; Одним из основных объектов исследований становится открытая непосредственно перед войной Авдеевская палеолитическая стоянка. Именно ее и раскапывает Марианна Давыдовна под общим руководством М. В. Воеводского в 1946-1947 гг. В 1948 г. в связи с рождением дочери Марианна Давыдовна не смогла принять участие в раскопках Авдеевской стоянки.

В этом году археологи вскрыли около 600 м2., поскольку по территории стоянки планировалось провести крупную ЛЭП и на раскопки разрушающегося памятника были брошены все силы и средства экспедиции. М. В. Воеводский был тяжело болен раком горла и организацию экспедиции взяла на себя А. Е. Алихова. В итоге Марианна Давыдовна так и не смогла впоследствии получить для работы документацию по раскопкам Авдеево в 1948 году - полевые дневники не сохранились.

После смерти М. В. Воеводского руководство раскопками переходит к А. Н. Рогачеву, под руководством которого Марианна Давыдовна завершает раскопки первого жилого комплекса Авдееве. Итогом исследований стала кандидатская диссертация «Авдеевская стоянка и ее место среди других памятников позднего палеолита», успешно защищенная ею в 1958 году. Одна из публикаций по теме диссертации — «Обработка кости и костяные изделия Авдеевской стоянки» по сей день является своеобразным пособием для археологов, изучающих первобытные технологии (Гвоздовер М. Д., 1953).

В 1953 г. М. Д. Гвоздовер работает в Костенковской экспедиции, начальником которой тогда был П. И. Борисковский, участвует в разведках Н. О. Бадера (до 1972 г.), подтверждает открытие работниками Ростовского музея стоянки Мураловка на нижнем Дону, в 1955-1956 гг. исследует грот Староселье.

В 1957-1971 гг. Марианна Давыдовна возглавляет экспедицию МГУ, исследующую группу открытых ею палеолитических стоянок Каменная Балка в Ростовской области (Приазовье). В 1957 г. судьба сводит М. Д. Гвоздовер с Г. П. Григорьевым, проводившим разведки поблизости от места раскопок. Последний принимает участие в раскопках Каменной Балки (1970-1971 гг.). Однако климат южнорусских степей плохо сказывался на здоровье Марианны Давыдовны и в 1972 г. она возвращается в Авдеево.

Поводом послужило сообщение Ю. А. Липкинга о начале строительства Курской АЭС. В 1971 г. Марианна Давыдовна предлагает Г. П. Григорьеву, как специалисту, знакомому с памятниками виллендорфско-костенковской культурной общности, посетить Авдеево на предмет возможности продолжения работ.

Осмотр показал перспективность работы на территории стоянки и с председателем колхоза была достигнута договоренность о неиспользовании ее площади в хозяйственных целях. Однако, когда в следующем году ученые прибыли на место раскопок их глазам предстала огромная 100-метровая траншея.

В отвалах валялись поделки из мергеля, кремневые орудия, кости и т.д. Несмотря на потрясение, археологи использовали стенки канавы для выяснения стратиграфии стоянки и на ее основе выработали нужную методику раскопок. Затем по обе стороны траншеи был заложен раскоп и вскоре стало ясно, что обнаружен новый жилой объект (Авдеево-В). Комплекс представлял собой овал с поперечником около 15 м и длиной около 30 м, окруженный по периметру «землянками» и хозяйственными ямами. По длинной оси площадки располагались 5 очагов, окруженных многочисленными ямками и западинами. При раскопках было обнаружено большое количество кремневых орудий (ножи костенковского типа, наконечники с боковой выемкой, резцы, пластинки с притупленным краем, листовидные острия, скребки) и поделок из кости (мотыги, лопаточки, тесла, шилья, булавки, подвески), новые статуэтки человека и животных, среди которых — уникальное изображение женщины с проработанными деталями лица и прически — древнейший из известных портретов. В культурном слое были обнаружены и многочисленные кости животных — мамонта, бизона, шерстистого носорога, лошади, северного оленя, волка, росомахи, песца, бурого медведя, пещерного льва, сурка, зайца, мелких грызунов и птиц (Ахметгалеева Н. Б., Чубур А. А., Шпилев А. Г., 1999, С.210-211).

С 1982 г. Авдеевскую экспедицию возглавил один из крупнейших современных палеолитоведов, ведущий научный сотрудник ИИМК РАН Геннадий Павлович Григорьев (род 26.01.1937 г.).

Геннадий Павлович родился в Ленинграде в семье служащих. В 1955 г. поступил на исторический факультет ЛГУ, который окончил в 1960 г. С 1962 г. учился в дневной аспирантуре, окончив которую в 1965 г. успешно защитил кандидатскую диссертацию «Начало верхнего палеолита и происхождение Homo sapiens», изданную в 1968 г. в виде монографии.

Опыт полевых исследований Г. П. Григорьева богат и разнообразен. До 1960 г. он работал в составе Костенковской экспедиции под руководством А. Н. Рогачева и в экспедиции НИИ и Музея антропологии МГУ под руководством М. Д. Гвоздовер.

В 1962 г. он участвовал в раскопках стоянки Юдиново в Брянской области (руководитель В. Д. Будько), в 1963 г. изучал неолит средней Волги в Марийской археологической экспедиции, а в 1964 г. самостоятельно проводил археологическую разведку по Волге. Затем, в 1965 году, в экспедиции М. П. Грязнова на Енисее принимает участие в раскопках могильника бронзового и раннежелезного веков. В 1966 году — раскопки Ереванской пещеры (мустьерский памятник, ранний палеолит), в 1970 г.— раскопки Тогларской пещеры (мустье, Азербайджан) в Закавказье.

Рис. 17.
1 — Г. П. Григорьев. 1981 г.

В 1957 году, как отмечалось ранее, судьба сводит Геннадия Павловича с М. Д. Гвоздовер. Проводя разведки, он побывал в районе Каменной Балки и собрав подъемный материал, привез его в Москву, чтобы показать Марианне Давыдовне. В 1970-1971 годах Г. П. Григорьев работает в Каменнобалковской экспедиции у М. Д. Гвоздовер, после чего совместно с ней приступает к исследованиям Авдеевской стоянки (Октябрьский р-н), где с 1982 г. сменяет М. Д. Гвоздовер на посту руководителя экспедиции. Весной 1980 г. Геннадий Павлович защищает докторскую диссертацию — «Палеолит Африки». Монография на этот раз вышла до защиты — в 1977 г.

Основное (но далеко не единственное) направление работы Геннадия Павловича — типология палеолитических каменных изделий. Он один из немногих российских палеолитоведов, лично побывавших на большинстве опорных памятников древнекаменного века Европы, Африки, Америки: Виллендорф (верхний палеолит, Австрия), Брассомпуи (верхний палеолит, Франция), Дольни Вестонице, Павлов (верхний палеолит, Чехия), Консо-Гардула (ашель, Эфиопия), Боксгроу (ашель, Великобритания), Блекдроу (финальный палеолит, США), Талиенте (мустье и верхний палеолит, Италия), Мальгрету (мустье и верхний палеолит, Бельгия).

Рис. 17.
2 — М. Д. Гвоздовер.
1980-е гг.

Еще одна стоянка каменного века была открыта в Курской области в 1975 году. Работавшие на строительств очистных сооружений сахарного завода им. Карла Либкнехта (п. Пены Курчатовский р-н) бульдозеристы обратили внимание на появившиеся из земли кости и каменные орудия. Прораб Г. И. Климов и рабочий Г. В. Сазонов сообщили о находке в Курский областной краеведческий музей..

Директор КОКМ Л. В. Струкова срочно отправляет письмо в Ленинград: «Уважаемый Павел Иосифович! При постройке очистных сооружений для Пенского сахарного завода (50 км от Курска) с глубины 120 см бульдозером срыт слой с большим количеством костей мамонта, рогами первобытного быка. Там же найдены полая кость со следами обработки и много обработанного кремня. Администрация Пенского сахзавода просит дать заключение о возможности продолжения работ на месте находок» .(ГАКО. Ф. Р-3139, оп. 8, д. 463).

Вскоре из ЛОИА для осмотра местонахождения прибыли ученые. Помимо прибывших из Ленинграда Г. В. Григорьевой и А. К. Филиппова в состав экспедиции вошли научный сотрудник КОКМа В. И. Склярук, преподаватели КГПИ Ю. А. Липкинг и К. Ф. Сокол.

Рис. 18.
1 - Г.В. Григорьева на раскопках Пенской стоянки
(Курчатовский район). 1975 г.
Рис. 18.
2 - А. А. Узянов (сидит в центре) на раскопках городища Переверзево-II
(Золотухинский район). 1980

К их приезду бульдозеры уже расчистили огромную площадку и сняли слои земли и суглинка, скрывавшие до этого стоянку. При исследовании уцелевших от разрушения при земляных работах участков культурного слоя археологи обнаружили следы заполненного костной золой и углями древнего кострища. Дно очага, достигавшего 51 см в ширину и 12 см в толщину, было немного углублено в слоистый песок. С южной стороны очага была сделана оградка из костей мамонта, лошади и северного оленя, очевидно, предохранявшая костер от задувания. Кости были вкопаны по краю и обгорели со стороны кострища. С западной стороны лежала, прикрыв угольную массу, лошадиная лопатка. Рядом с очагом был обнаружен вертикально вкопанный обломок бедренной кости мамонта, вокруг которой лежало множество обломков кремня и отщепов. Вероятно, это была «наковальня» древнего мастера, который около 20 тысяч лет назад пользовался ею при изготовлении каменных орудий. Помимо кремневых орудий ученые нашли сделанную из лошадиной кости отбойник-колотушку, обломок шила из бивня мамонта и кость с длинным Продольным разрезом. До 1975 г. такие находки были сделаны лишь при раскопках Авдеевской стоянки (Григорьева Г. В., Филиппов А. К., 1978).

Изучение археологических материалов Пенской стоянки позволило ученым предположить, что ими были обнаружены следы жилища первобытных охотников, но провести на территории памятника повторные раскопки в настоящее время невозможно, так как она полностью уничтожена при строительных работах.

В целом вторая половина 1940-х— первая половина 1970-х гг. представляется как период заметной активизации исследовательской работы на территории Курской области и прилегающих регионов, проводимой в основном силами экспедиций центральных научно -исследовательских учреждений страны ИИМК (ИА АН СССР), ЛОИА, МАЭ. В эти годы здесь работают исследователи, составляющие цвет отечественной археологии — А. Е. Алихова, П. И. Борисковской, М. В. Воеводский, М. Д. Гвоздовер, А. В. Куза, И. И. Ляпушкин, О. Н. Мельниковская, Т. Н. Никольская, Э.А. Сымонович и другие. Уникальным явлением этого времени был также археолог, краевед, неутомимый исследователь прошлого Ю. А. Липкинг — «последний романтик краеведческой археологии» (Щавелев С. П., 1995, с.213).


СОДЕРЖАНИЕ


Ваш комментарий:



Компания 'Совтест' предоставившая бесплатный хостинг этому проекту



Читайте новости
поддержка в ВК


Дата опубликования:
21.05.2015 г.
См. еще:

"КУРСКИЙ КРАЙ"
в 20 т.

1 том.
2 том.
3 том.
4 том.
5 том.
6 том.
8 том.

 

сайт "Курск дореволюционный" http://old-kursk.ru Обратная связь: В.Ветчинову