авторы: А.В.Зорин,
Г.Ю.Стародубцев ,
А.Г. Шпилев

ЧАСТЬ I
История археологии

Глава 3.
Деятельность Курского губернского общества краеведения в 1920-х—1930-х гг.

После установления Советской власти деятельность по охране и исследованию памятников истории и археологии Курской области велась как музейными работниками, так и краеведами. Ещё в 1919 г. при губоно (губернский отдел народного образования) был создан губмузей, как «комитет по охране памятников искусства, старины и природы.» Но положение этого комитета и подведомственных ему музеев оставалось самое жалкое. Деятели из губоно практически игнорировали его существование, а в начале 1922 г. и вовсе ликвидировали эту «лишнюю» структуру.

Поворот в отношении губоно к губмузею начался с августа 1923 г., когда на недопустимость оторванного положения губмузея обратил внимание зав губоно Флодин. Им был поднят вопрос в Главнауке и губисполкоме о слиянии этой организации с отделом народного образования. 15 февраля 1924 г. появилось постановление ГИКа о вхождении губмузея в губоно на правах подотдела (ГАКО, ф.Р-3139, оп.1, д.16, лл.1-2). В его состав в 1923 г. входили: В. М. Васильков — заведующий губмузеем и музеем искусств; М. В. Васильков — заведующий Историко-археологическим музеем; А. Т. Пашина — инструктор-секретарь; Ф П. Залевский — служитель в музее искусств и И. А. Стариков — служитель в историко-археологическом музее. Особенность ситуации заключалась в том, что названные сотрудники, являясь служащими подотдела и музейными работниками , одновременно воплощали в своем лице фактически всех действующих в эти годы краеведов.

Приблизительно до середины 1922 г. продолжала существо вать КГУАК при п/отделе по делам музеев и охраны памятников искусства и старины, постепенно терявшая своих старых членов (А. А. Кандауров, Л. А. Квачевский, Н. И. Златоверховников, С. В. Быков) и пополнявшаяся новыми сотрудниками п/отдела.(М. В. Васильков, В. М. Васильков, Е. И. Иванова, Д. Ф. Скорнякова), а также не служившими в п/отделе краеведами (И. Г. Клабуновский и др.).

Последним председателем Комиссии был заведующий п/от делом М. В. Васильков, а товарищем председателя Георгий Иль ич Булгаков (в это время сотрудник-специалист по истории п/отдела). Собрания краеведов в 1920-1922 гг. были редки. Доклады, которые на них делались, носили «культурно-исторический уклон» — об экскурсии на дюнную стоянку в окрестностях Моквы в июле, 1921 г., о доме бояр Ромодановских (Булгаков Г. И., 1927, С.3-4).

В Курске в то время было два музея — музей искусств* и научный историко-археологический музей. Общий штат их обоих состоял из 5 человек. В 1919-1921 гг. они были подчинены Губмузею, причем передача в подчинение формально проведена не была, т.к. лица, возглавлявшие музей выбыли из Курска в годы гражданской войны (Н.И.Златоверховников и др.). Средства музеев были общие. Пополнение фондов осуществлялось в основном за счет поступлений от губернского отдела уголовного розыска, а также от Реквизиционной комиссии. При этом необходимо отметить, что поступающие предметы, довольно часто оказывались в плохой сохранности. Так, например, 30 января 1919 г. подотдел по делам музеев, охране памятников искусства и старины сообщал в губернский отдел уголовного розыска о том, что «в находившихся между вещей футлярах от золотых и серебряных вещей, ни в одном из них вещей не оказалось. Что же касается фарфора и стекла, то большая часть его оказалась побитой и не вошла в опись, как не подлежащая приему»(ГАКО, ф; Р-3134, д.5, л.47).

Экскурсии по археологии края проводил специалист по доисторической археологии М. Н. Еськов. Необходимо отметить, что фамилия этого человека встречается в материалах о курских краеведах единожды (в статье Г. И. Булгакова «Четыре года краеведческой работы в Курской губернии» в «Известиях КГОК», № 6, 1927). В списках сотрудников музея эта фамилия не обнаружена.

Положение музеев было самое бедственное. В 1924 г. музейные работники писали в губоно: «От прежнего Губмузея, охватывавшего своею деятельностью территорию всей губернии, осталось только 3 культурных работника, коим при недостаточности отпускаемых центром средств едва-едва под силу было справиться с двумя большими музеями г. Курска, которые распоряжением губисполкома и того же губоно перебрасывались из одного помещения в другое и в силу этого много раз свертывались, развертывались и опять свертывались, не имея вовсе средств ни на транспорт, ни на необходимую физическую силу» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д.16, л. 1-2).

В хронике жизни научного историко-археологического музея его заведующий Матвей Васильевич Васильков отмечает в числе прочих такую, типичную для обстановки Гражданской войны, веху, как пожар, вспыхнувший в. декабре 1919 г.: «Причина пожара — неосторожность в обращении с огнем красноармейцев, размещенных в том же здании во 2 этаже» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 1, д.17, л.3).

Ещё более плачевно было состояние уездных музеев, как то хорошо показывает пример Белгорода. В декабре 1924 г. ему было предоставлено всего две комнаты, которые в мае 1925 г. отобрали под квартиру для некоего гражданина Закройщикова, причем «экспонаты были выброшены в библиотеку детдома и частью испорчены или похищены.» В июне музею всё же выделили девять комнат — «из них одна темная без окон и 3 полутемных». Но хуже было другое: «Музей имеет тяжелое и даже опасное соседство детдома беспризорных. В январе и феврале совершено было нападение на музей со взломом ряда дверей и замков. Беспризорные разоряют крышу здания, потолки во многих местах мокрые, окна побиты, вырваны в дверях все замки и большинство ручек, разгромлены две церкви, взятые на учет Главнаукой. Беспризорные брошены на произвол судьбы, они бродяг где попало, делают что им вздумается. За ними нет никакого даже элементарного надзора. Положение здесь недопустимое по своей халатности, прямо преступное по бездеятельности. Не может, конечно, Главнаука поставить вокруг храмов цепь часовых, охраняющих эти церкви от нападения беспризорных» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. 32, л. 126-127).

С конца 1922 г. в среде местной интеллигенции зреет мнение о необходимости создания краеведческой организации для продолжения исследовательской работы. Неоднократно проводились заседания, созданной в это время, инициативной группы, на которых обсуждались вопросы организационной структуры будущей организации, планы ее работы, взаимодействия с Губмузеем.

Осенью 1922 г. в доме Санпросвета собралась инициативная группа (М. В. Васильков, А. А. Вирский, Е. К. Введенский, Г. И. Булгаков, А. Н. Чернович, Э. И. Черномордик) для обсуждения устава будущего Общества. Разработка его основных положений была поручена А. А. Вирскому и А. Н. Черновичу.

После завершения этой работы 29 августа 1923 г. состоялось организационное собрание с участием Совпартшколы (Шушман и др.), на котором был принят устав и избран совет Общества, представляющего собой городское объединение краеведов (ИКГОК, 1927. №6, с. 96-97). В состав совета вошли: председатель Г. К. Прядченко (председатель губисполкома), товарищи председателя — И. Г. Клабуновский (заведующий губернским музеем) и Е. К. Введенский (заведующий губстатбюро), казначей — Г. И. Булгаков (заведующий школой 1 и 2 ступени) (Переписка..., 1923-1925, л. 21). Однако необходимо отметить, что в источниках по данному вопросу имеется некоторое расхождение. В заметке от 2 октября 1923 г. «Курская правда» сообшала, что «29 сентября состоялось первое общее собрание учредителей. Председателем общества избран Г. К. Прядченко (председатель губисполкома), заместителями его — М. В. Васильков (председатель педагогического общества) и Е. К. Введенский (заведующий губстатбюро), членами совета — А Н. Черневич, А. А. Вирский, Г. И. Булгаков и Шушман (представитель партшколы), причем на тов. Вирского возложены обязанности казначея, а на тов. Шушмана — секретаря. Советом общества в непродолжительном времени будет собрано второе общее собрание членов для организации секций и ближайших работ» (Общество краеведения, 1923). Вероятнее всего более ранний источник, которым является в данном случае заметка из «Курской правды», точнее отражает ситуацию. К тому же не исключено, что «Известия КГОК» освещают факт образования общества так, как это стало необходимо в изменившейся внутриполитической обстановке того времени.

Однако вернемся к самому обществу. Оно состояло из четырех секций: культурно-исторической, естественно-научной, экономической и педагогической; и имело семь филиалов в уездных центрах Белгороде, Борисовке, Короче, Старом Осколе, Щиграх, Рыльске и Дмитриеве (Переписка..., 1923-1925, л. 24; Протоколы..., 1923-1925, л. 1-2).

Вскоре после организационного собрания состоялась первая губернская краеведческая конференция. На ней присутствовало около 200 человек. Было заслушано 40 докладов по природе, экономике, истории, культуре и школьному краеведению.

В начале 1924 г. КГОК установило тесные связи с губмузеем. Музейные работники официально вступают в Общество и начинают активно участвовать в его деятельности. Работа курского городского объединения краеведов в этот период была направлена в первую очередь на создание программ-инструкций исследовательских работ. Помимо этого за заседаниях, которые теперь проводились регулярно не реже чем раз в месяц, заслушивались доклады по различным темам, в том числе по истории и археологии края. «История Курского края» (М. В. Васильков), «О заселении Курского края в древности» (Г. И. Булгаков), «О Грайвороне (от основания до середины XVIII в.» (Л. Н. Поздня-ков). «К вопросу о заселении северо-западной части Курском губернии» (Н. П. Сенаторский), «О Старо-Оскольском тайнике XVI в.» (М. В. Васильков), «Корочанский уезд в археологичес-ком отношении» (М. П Парманин), «О стоянках и городищах окрестностей Курска» (Л. Н. Соловьев) (Булгаков Г. И., 1927, С.99).

К середине 1924 г. наметилась необходимость реорганизации Общества из городского объединения в губернское. И. Г. Клабуновский, Е. К. Введенский и А. А. Вирский переработали устав, который был принят на второй губернской краеведческой конференции 28 октября 1925 г. Курское губернское общество краеведения (КГОК) представляло собой объединение с координационным, руководящим и методическим центром в Курске и филиалами в лице уездных, районных и волостных отделений, а также первичных ячеек, начиная с кружков численностью 5 человек.

В сферу деятельности Общества входило:

• открытие краеведческих музеев, библиотек и исследовательских станций (биологических, метеорологических и других);

• организация исследовательских краеведческих работ;

• издание научных трудов, брошюр, журнала Общества;

• организация съездов, конференций, публичных лекций, экскурсий и выставок;

• проведение охранных мероприятий по сохранению памятников края, установка охранных зон и заповедных участков и

т.д. (ГАКО, ф. Р-2633, оп.1, д.51, л.106).

В середине 1927 г. численный состав КГОК вместе с 8 отделениями составлял 669 человек:

Курское городское отделение — 50; Льговское уездное отделение — 242 (из них 200 человек — члены ячеек в уезде); Рыльское уездное отделение — 80 (из них 19 г— члены Кореневского отделения); Старооскольское уездное отделение — 49; Суджанское волостное отделение — 30; Дмитриевское волостное отделение — 59; Беловское районное отделение — 24; Борисовское районное отделение — 61 (ИКГОК, 1927. №6, с. 111).

Несмотря на многочисленные трудности — острый недостаток материальных средств, нехватку времени для работы у членов КГОК, отсутствие достаточной заботы со стороны органов Советской власти и т.д.- к немаловажным заслугам КГОК, несомненно, необходимо отнести попытки наладить методическую помощь создаваемым уездным краеведческим отделениям и ячейкам. Для своих филиалов совет Общества закупал топографические карты, методическую и краеведческую литературу в Московском краеведческом бюро (Протоколы заседаний Совета..., 1923-1925, л. 9-10; Ляпушкин И.И., 1961), краеведческие сборники (Курский край. 1925; Курский край. 1926).

Сотрудники общества в течение 1924 г. принимали участие в работе губернской комиссии по учету и охране памятников старины (Протоколы заседаний Совета..., 1923-1925, л. 14-15), в съездах, конференциях и выставках, проводившихся в различных городах: 22-25 июня в Воронеже (организатор — Воронежское организационное бюро союза обществ краеведения), 15 сентября — в выставке «Книга по краеведению за период 1917-1922 гг.» (Москва), 25 сентября — 4 октября — во втором Всесоюзном съезде по краеведению (Москва) (ГАКО, ф. Р-2633, оп.1, д.1, лл.11-13).

Из полевых работ необходимо отметить экскурсию с раскопками на Липинское городище (совр. Октябрьский район), проведенную под руководством Г. И. Булгакова и А. А. Вирского, и разведки места, называемого «Курган», около д. Курская Ольховатка Нижне-Теребужской волости Щигровского уезда, проведенную членами местного уездного отделения общества А. Т. Петрушиным, М. Н. Исаевым и И. И. Платоновым. Относительно последних работ хотелось бы отметить тот факт, что они были проведены на месте дореволюционных грабительских раскопок произведенных местными крестьянами — А. М. Гнедых (1902 г.). М. М. Рябкиными Н. М. Рябкиным (1912 г.). Несмотря на то, что в результате раскопок не было обнаружено погребений, благодаря этим исследованиям до нас дошло описание размеров и строения насыпи, а также некоторых из находок. (Петрушин А.Т., 1928, с.80-81).

Кроме того, в течение 1924 г. музейными работниками были произведены разведки археологических памятников губернии: «с этой стороны полностью обследованы Курский, Щигровский и Корочанский уезды и в значительной части Дмитриевский, Белгородский и частично другие... О случаях хищнических самовольных раскопках сведений не поступало. По незнанию существующего положения о производстве раскопок таковая была допущена Дмитриевским музеем без ведома губмузея. Вещи поступили в Дмитриевский музей. Прекращена деятельность кладоискателей в Щигровском уезде» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 1, д.16, л.3, 6).

Упомянутые «самостийные» раскопки Дмитриевского музея проводились с начала 1920-х гг. Начало было положено находкой кости мамонта и черепа носорога в районе Ольховки и Старого Города в 1922 г. Осматривая места находок, сотрудники музея обнаружили и описали целый ряд новых памятников — курганный могильник у с. Гнань, городище у сл. Михайловки, Арбузовское городище и др. На городище у с. Городище, где берег был подмыт р. Свапой, были найдены полуразрушенные погребения в истлевших гробах и без гробов, а также «пять каменных ядер, величиной с гусиное яйцо, гладко обточенные яйцевидной формы. Сделаны ядра из глины и потом обожжены... черепки посуды примитивной лепки, остатки проржавевшего меча и хорошо сохранившееся дно горшка» (Преображенский А., 1928, с.15).

Следует отметить, что местные крестьяне отнеслись к археологическим изысканиям Дмитриевских музейщиков «весьма недружелюбно». Они не без оснований опасались, что после осмотра и сбора подъемного материала придёт черед «раскопок и связанной с ними передряги». Особенно опасался вторжения археологов «гражданин села Меньшиково Андрей Клиндухов», который поселился на территории городища в трёх верстах от села и даже успел завести на нём правильный севооборот. Его пашня особенно привлекала Дмитриевских краеведов, поскольку там, «как обычная вещь», не раз выпахивались различные древние предметы: «ядра, посуда, статуэтки, медные и бронзовые вещи.» Сам гр-н Клиндухов на подобные находки внимания не обращал и лишь статуэтки дарил детям вместо игрушек. Когда же его пытались расспросить о внешнем облике находок, он «давал такие объяснения, из которых ничего понять было нельзя» (Преображенский А.,1928, С.15-16). Для строительства своей избы, крестьянин снимал землю у подножия холма и А. Преображенский осмотрел это место, обнаружив остатки очагов, похожих, по его мнению, на те, что встречаются у крымских чабанов Чатыр-Дага. В одном из них обнаружился кусок челюсти дикого кабана. Часть очага была А. Преображенским вырезана и доставлена в музей.

В целом члены Дмитриевского краведческого общества видели в этих городищах остатки цепи славянских укреплений, но не исключали возможности присутствия на них и следов более древней культуры. «Наш край,— писал А. Преображенский,— был заселен ещё до прихода Северских славян каким-то народом, вероятно, финского племени. Во всяком случае, «Свала» — корень финский. Дмитриевские городища так расположены, что древние насельники края никак не могли минуть этих мест, и, может быть, глубокие подпочвенные слои и воскресят нам эту древнюю культуру» (Преображенский А., 1928, С.17). Надо сказать, что гипотеза о финских предшественниках славян пользовалась популярностью среди тогдашних курских краеведов. Так М. П. Парманин (1855-1956) говорил о финнах, как обитателях Шуклинского городища, оставивших по соседству с ним погребальные курганы.

В течение 1925-1926 гг. продолжались разведочные работы Л. Н. Соловьева (1894-1967) и Г. И. Булгакова (1883-1945) в окрестностях Курска, причем поселение «15» в Мокве при повторном посещении в 1926 г. было обнаружено заносимое леском (Соловьев Л. Н., 1927, С.22). Рекогносцировочные работы по договоренности с КГОК на ряде памятников губернии были проведены известным русским археологом В. А. Городцовым (ГАКО Ф. P-2633, оп. I, д. 2, л. 53-54). Проводились раскопки Шуклинского городища и кургана (Г. И. Булгаков), а также дюнной стоянки около д. Моква, начатые еще в 1924 г. (Л. Н. Соловьев). Были закуплены топографические карты издания НКВД для рассылки на места для проведения летних исследовательских работ (ГАКО, ф.Р-2633, оп.1, д.1, л.45).

При раскопках Шуклинского городища был сделан разрез вала, причем были обнаружены «обгоревшие брёвна, быть может следы оборонительного частокола». Среди находок, сделадных на городище, встречались «черепки древней посуды, глиняные пуговки, железные ножи и обломки когтей» (Соловьев Л. Н., 1927, с. 22, 29; ГАКО Ф. P-26.33, on. I, д. 2, л, 35-36).

Позднее, в 1927 г., Л. Н. Соловьёв отмечал, что в лесу на расстоянии 0,5 км от края оврага, ограничивающего с, юга и юго-запада Шуклинское городище, находится «группа курганов, числом около 10». Согласно его описанию, курганы представляли собой «высокие (насыпи) полушарной формы около Юм в диаметре». Ниже по течению р. Тускарь, «среди дубового леса», отмечалось наличие ещё одной группы — «3-4 кургана с низкими расплывчатыми насыпями». Все курганы, согласно наблюдениям Л. Н. Соловьёва, носили на себе следы грабительских раскопок (Соловьёв Л. Н.,1927, с. 28-29).

К тому же периоду относится и начало научного исследования данного памятника. В 1925 г. экспедицией Курского губмузея под руководством М. В. Василькова был раскопан один курган. Результаты исследования «указали на трупосожжение с урной» (ГАКО, ф. Р-2633, оп.1, д. 24, л.21). Ко второй из описанных Л. Н. Соловьёвым групп насыпей относятся сохранившиеся сведения о «раскопках кургана у д. Поповка», предпринятых Курским губмузеем в 1930 г. В ходе исследований был раскопан курган, из которого в музей поступили «три горшочка культуры северян IX-X веков» (ГАКО, ф. Р-3139, оп.1, д.52, л. 412). На уцелевших нескольких фотографиях видна необычно сложная для региона Посеймья структура насыпи. Исследования аналогичного погребения на этом же могильнике, осуществленные в 1998 г. научным сотрудником Курского государственного областного музея археологии А. В. Зориным, позволяют датировать памятник концом X в. В 1936 г. окрестности Шуклинского городища осматривались краеведом М. П. Парманиным, который отметил, что «на высоком берегу над р. Тускарь... в глубине леса видны 7-8 курганов — места поселения финнов, бывших здесь более 1000 лет назад» (Курская правда, 1936, 10 мая). Осмотреть вторую группу насыпей ему не удалось, поскольку она в то время находилась на территорий опытного хозяйства НКВД.

Но, к сожалению, у краеведов и музейных работников не всегда находились возможности для обследования выявленных местонахождений. Так, на запрос губмузея от 25.8.1926 г. о «нахождении остатков мамонта в слободе Слоновка» сотрудники Старооскольского музея сообщали, что им об этой находке известно, «но отсутствие средств и дальность расстояния не дают возможности как здесь, так и в с.Михайловке произвести раскопки, хотя имеется предположение, что в последней найдены части от целого скелета (челюсти, клыки, лопатка и пр.). Находки костей мамонта в районе Старо-Оскольского уезда довольно часты, неимение же помещения заставляет часто оставлять найденные кости на месте ... делая отметки на карте о месте нахождения» (ГАКО. Ф.Р-3139. Оп.1. Д.42Л.21).

1 — Г. И. Булгаков. 1910-е гг.

2—4 июня 1925 г. состоялось губернское совещание музейных и краеведческих работников, обсудившее организационные вопросы. Особое внимание было уделено связям отделений общества с музеями, «ибо без органической связи музеев с краеведческими организациями, работа музеей немыслима», а также негативным явлениям, начазшим проявляться в краеведческой работе. Среди них были отпечены: факт закрытия Корочанского отделения, стоящее на грани закрытия Белгородское отделение, «откол Рыльского отделения, объявившего о самостоятельности» (ГАКО, ф.Р-2633, оп.1, д.2, лл.35-36). В числе главных причин бедственного существования местных отделений общества краеведения назывались:

- отсутствие необходимой материальной базы;

— недостаток активных работников;

- отсутствие краеведческих традиций в жизни некоторых уездов;

— отсутствие периодического печатного органа общества и т.д. (ГАКО, ф.Р-2633, оп.1, д.2, л.41).

С января 1927 г. началось издание журнала «Известия Курского губернского Общества краеведения», на страницах которых публиковались статьи об истории, археологических памятниках, природе, этнографии и полезных ископаемых Курской губернии, а также по истории изучения края (Парманин М. П., 1927, С. 14-15). Там же сообщалось о различных интересных находках на территории губернии в предыдущие годы: о раскопках и разведках Д. И. Багалея, В. Е. Данилевича, Д. Я. Самоквасова в начале XX в.; о находке в 1922 г. в одном из овражков, прилегающих к д. Курская Ольховатка Щигровского уезда, при рытье глины у подошвы черноземного слоя погребения в гробу (ИКГОК, 1928, №4-6, С.81). В состав редколлегии, выпустившей за трехлетний период существования «Известий КГОК» 18 номеров журнала, входили в разные годы Г. И. Булгаков, И. М. Варгафтик, В. А. Ефремов, А. А. Комаров, М. В. Лухин, В. Л. Маригодов, А. С. Молчин, М. А. Рязанцев, Э. И. Черномордик, А. Я. Якобсон, И. Д. Яковлев.

2 — В. И. Самсонов ведет экскурсию в краеведческом музее. 1940-е гг.

За период с 28 октября 1925 г. по 1 мая 1927 г. было проведено 35 заседаний КГОК. На них было сделано более 50 докладов, в том числе: М. П. Парманина «Историко-археологические памятники г. Корочи» и «О своевременности археологических раскопок в бывшем Корочанском уезде», М. Н. Орловой «Палеолитические и неолитические стоянки по материалам Курского музея», В. М. Василькова «Археологические материалы по Курскому краю, хранящиеся в Московском историческом музее», С.Н. Ефременко «К вопросу о заселении бывшего Тимского уезда», Н. П. Сенаторского «К истории заселения северо-западного района Курской губернии», Л. Н. Позднякова «Город Грайворон от его основания до середины XVIII в.», Г. И. Булгакова «Курск в прошлом» (Булгаков Г. И., 1927а, с.83-84).

В 1925 г. была обнаружена первая стоянка первобытного человека на территории нашего края. Осенью этого года крестьянами д. Сучкино (современное с. Октябрьское Рыльского района), копавшими яму для ссыпки картофеля, была найдена в земле крупная кость мамонта, которую они доставили в Рыльский краеведческий музей. Выехавший в д. Сучкино инструктор музея А. П. Андреев*, обследовав выкопанную землю и зачистив стенки ямы, помимо обломков костей обнаружил три кремневых орудия.

В конце 1925 года заведующая Рыльским краеведческим музеем С. К. Репина* сообщила о находке в Ленинград, переслав в Государственную академию истории материальной культуры (ГАИМК), рисунки найденных кремней и просьбу провести проверочные работы на месте их нахождения. Но лишь через пять лет, в 1930 г., в д. Сучкино смог приехать командированный туда научный сотрудник ГАИМК. Им оказался Сергей Николаевич Замятнин (1899-1958), ставший в ближайшем будущем одним из виднейших палеолитоведов страны. С 1915 г. по 1920 г. работает в Воронежском краеведческом музее. В 1922 г С. Н.Замятнин проводит первые после революции раскопки b Костенках на Дону (стоянки Борщево 1 и Костенки 1). С 1923 года самостоятельно и в составе различных экспедиций он исследует палеолит Русской равнины, Причерноморья, Северного Кавказа и Закавказья. Но самые значительные исследования приходятся на Костенковский палеолитический район под Воронежем (только в 1927 г. исследовались стоянки Костенки 2 и 3, разведывались Костенки 4, 6, 20, обследован ряд местонахождений древней фауны) и на стоянку Гагарино на верхнем Дону (1926-1929 гт.). С 1926 г. Сергей Николаевич становится аспирантом ГАИМК.

В 1930 г. он проводит раскопки у д. Сучкино, в которых принял участие и А. П. Андреев (23-25 сентября 1930 г.). В непосредственной близости от места первой находки, расположенного у ворот усадьбы Б. П. Золотарева, были заложены четыре небольших, примыкающих один к другому, разведочных шурфа, общей площадью около 18 м². Культурные остатки состояли из оббитых кремней (около 2000 экземпляров) и осколков костей, принадлежавших одной особи мамонта. Оббитые кремни в основном представляли собой мелкие осколки и чешуйки (около 1000 чешуек), являющиеся отходами при изготовлении орудий. Среди орудий — нуклеусы (2), отбойники (2), ножевидные пластины (81), резцы (10), скребки (2) и восемь пластин со сбитым или стесанным ударным бугорком. Весь характер сделанных находок позволил С. Н. Замятнину считать исследованную стоянку кратковременным охотничьим лагерем, в котором разделывали тушу убитого первобытными людьми мамонта (Замятин С. Н., 1940, с.96-101).

Исследованный С. Н. Замятиным памятник в настоящее время известен как стоянка «Октябрьское 1», поскольку неподалёку от неё, уже после переименования деревни из Сучкино в Октябрьское, была обнаружена ещё одна стоянка эпохи палеолита,

В 1933 г. С. Н. Замятнин возглавил отдел археологии музея антропологии и этнографии (МАЭ), руководителем которого оставался до самой своей смерти. Находясь на этом посту он исследует местонахождение Шубное под Воронежем (1933 г.), стоянку Сухая Мечетка на окраине Сталинграда (начало 1950-х гг.) и местонахождение Яштух в Абхазии (начало 1950-х гг.).

С. Н. Замятин стал основоположником концепции этнокультурных различий древнекаменного века. С годами все полнее раскрывается потенциал его научных предвидений, касающихся процессов взаимодействия и взаимопроникновения культур лесного неолита Европейской России. Многие работы Сергея Николаевича не теряют актуальности и по сей день. Поистине энциклопедичен был круг его знаний и интересов — каменный век, эпоха бронзы, скифское и славянское время. Проявил себя С. Н. Замягнин и как историограф, переиздав с комментариями грамоту 1679 г. о находке костей «волота» (мамонта) на территории Курского воеводства (Сообщение А. А. Чубура).

14-15 мая 1927 г. состоялась третья губернская конференция КГОК. На ней присутствовало 53 делегата (из них 11 от уездных отделений). Был избран новый Губсовет общества в составе:

B. М. Васильков, В. А. Ефремов, А. А. Комаров, А. Я. Минаев, C. К. Репина, Д. М. Рождественский, А. В. Соколов, В. Ф. Шалаев (члены), Я. А. Берестецкий, М. В. Лухин, А. Я. Науменко, Н. М. Черников, Э. И. Черномордик (кандидаты) (Известия КГОК, 1927, №3, с.78).

Несомненно 1927-1928 гг. были годами наибольшего расцвета в деятельности общества краеведения. В это время активно велась исследовательская и просветительская работа, образовывались кружки и школьные секции, росла численность отделений общества в уездах.

На 1 января 1928 г. КГОК насчитывал 459 членов:

Курское отделение — 71 (юнсекция — 117 школьников); Дмитриевское отделение — 42; Борисовское отделение — 44; Старооскольское отделение — 49; Белгородское отделение — 40; Рыльское отделение — 79; Беловское отделение — 23; Льговское отделение — 42; Суджанское отделение — 33 (Черномордик Э.И., 1928, 6.74-76).

Культурно-историческая секция на 1 января 1928 г. насчитывала 21 членов: С. Ф. Баранов, И. И. Безлепкин, Г. И. Булгаков, В. М. Васильков, А. П. Вонсович, О. А. Виноградова, С. Н. Ефременко, А. П. Ефимов, А. А. Комаров, Н. П. Конаков, А. С. Никитина, М. Н. Орлова, М. П. Парманин, Е. В. Постников, Е. И. Резанова, Н. П. Сенаторский, И. М. Сильвестров, М. С. Слабкина, Л. Н. Соловьев, Н. И. Спасский, Э. И. Черномордик (ИКГОК, 1927, №6, с.111).

В течение 1927-1928 гг. М. Н. Орловой были проведены разведки в бассейне р. Оскол и раскопки Белгородского городища и могильника (ИКГОК, 1927, №3, С.73-75; ИКГОК, 1927, №4, С.3; ИКГОК, 1927,; №6, С.102), разведочные, работы в бассейне р. Псёл от устья р. Суджа до устья р. Илёк — М. Н. Орловой, Л. Н. Соловьевым и В. И. Стрельским (ИКГОК, 1928, № 3 (9), С.78), А. Преображенским в Дмитриевском уезде (ИКГОК, 1928, №2 (8), С. 11-17). В 1928 г. известными археологами В. А. Городцовым (1860-1945) и Л. А. Мацулевичем (1886-1959)* проводятся раскопки у с. Каменца Суджанского района Льговского округа на месте находки Суджанского клада (Мацулевич Л. А, 1928, С.78).

Помимо перечисленных исследователей в обследовании территории губернии в меру своих сил принимают участие местные отделения КГОК: члены Льговского уездного отделения провели разведки около с.Конышевка, Суджанское волостное отделение вело раскопки - достатков мамонта и орудий труда древнего человека» в окрестностях г.Суджи, разведочные работы курганов Дмитриевской волости были осуществлены силами местного волостного отделения, сотрудниками Белгородского отделения в уезде были проведены раскопки «остатков мамонта» и т. д. (ИКГОК, 1927, №3, С. 81; ИКГОК, 1927, №6, С 102).

О результатах исследований делались доклады на заседаниях КГОК (в том числе и о результатах дореволюционных исследований памятников Курской губернии Д. И. Багалея, Д. Я. Самоквасова, А. А. Спицына, В. А. Городцова, В. Е. Данилевича) (ИКОГК, 1927, №4, С. 72-73; ИКГОК, 1927, №6, С. 100; Протоколы заседаний совета..., л. 13; ИКГОК, 1927, №3, С. 14-15; ИКГОК, 1927, №1-2; С. 83-84; Переписка..., 1923-1925, С. 62-63). Организовывались экскурсии на археологические памятники: Липинское городище (Протоколы заседаний Совета..., л. 9-10), Ратское городище (ИКГОК, 1927, №6, ИКГОК, 1927, №5, С. 82-83), по р.Свале в с.Кремяное (для поиска палеолитической стоянки) (ИКГОК, 1927, № 5, С. 86).

Подобная деятельность краеведов не всегда находила понимание среди местного руководства, имевшего свои представления о месте и смысле их работы. Заместитель председателя КГОК И. Г. Клабуновский жаловался в 1925 г., что «в нашей среде, особенно партийной среде, до сих пор не, изжиты предрассудки ... Слова «губмузей», «губархив», «краеведческое общество» вызывают неизменную улыбку и жест не то отчаяниия, не то сожаления»(И. К(лабуновский). 1925. С. 90). На краеведов смотрели подчас как на бездельников, которых следует приставить к общественно-полезному труду. Подобное отношение наглядно проявилось в мае 1925 г., когда Г. И. Булгаков в своём выступлении на губернском совещании музейных и краеведных работников назвал целью краеведения «накопление и распространение сведений о современном и прошлом состоянии природы и населения края и его материальной и социальной культуре». В ответ завуч педтехникума П. Ф. Хлопин «предостерег от того широкого толкования задач краеведения, которое дает докладчик. Планы работ краеведческих организаций, - заявил он,— должны быть строго увязаны с производством и из рамок производства не выходить, иначе это заведет учительство в глубокие дебри» (ГАКО, ф. Р-2633, оп.1, д.1, л.35об-36; Щавелев С. П. 1998. С.200). Булгакову поневоле пришлось признать, - что «вся краеведная работа должна получить производственный уклон».

В 1925 г. в Уголовном кодексе РСФСР впервые появляется статья, в которой говорилось о запрещении производить любые действия, разрушающие целостность археологических памятников, о проведении раскопок исключительно на основании Открытых листов, выдаваемых Отделом по делам музееев Главного Управления научных учреждений Академического, Центра Народного Комиссариата Просвещения, а также об учете и охране памятников искусства, старины и природы. Нарушители привлекались по ст.99, 102 и 107 Уголовного Кодекса РСФСР (УК РСФСР с постатейно систематизированными материалами, 1925, С.186).

В связи с появлением этого законодательства в 1927 г. выходит статья Г.И.Булгакова* «К вопросу об учете археологических памятников Курского края», в которой автор обращает особое внимание на выявление и учет различных видов памятников силами уездных отделений КГОК и их филиалами с одной стороны и специальными экспедициями с другой. Учет памятников рекомендовалось вести по следующим вопросам: «где в данном районе есть а) городища; б) курганы; в) песчаные россыпи; г) валы; д) старые шляхи; е) старые церкви; ж) старые помещичьи дома и вообще частные дома (старше 100 лет); з) древние иконы и древняя церковная утварь; и) старинное оружие и старинная домашняя утварь и одежда» (Булгаков Г.И., 1927б, с. 4). При сборах подъемного материала рекомендовалось его тщательно упаковывать в бумажные пакеты и вкладывать в них сопроводительные записки с отметками о месте находки материалов. Местонахождение городищ и курганов необходимо было наносить на карту (копию трехверстки Генштаба, имеющуюся в уездных отделениях Общества). Самовольные раскопки без разрешения центра и без участия специалистов категорически запрещались.

В ноябре 1927 г. юнсекцией Курского отделения общества была организована краеведческая выставка, одной го частей которой был археологический отдел. Там были представлены планы Ратского и Липинского городищ, планшеты с подъемным материалом, карта местонахождения костей мамонта, палеонтологические находки.

Не всегда гладко складывались отношения между краеведами и музейными сотрудниками, что наглядно показывает пример заведующего Белгородским музеем П. И. Барышникова. Выпускник Московских музейных курсов, бывший заведующий музеем в Пензе и Пятигорске, способный литератор, у которого только за период 1891-1906 гг. вышло восемь учебных пособий для школьников, он долго и безуспешно боролся за создание уездного музея в Белгороде, о плачевном состоянии которого уже говорилось. Общество краеведения в Белгороде было создано в июле 1924 г., а в марте 1925 г. в «Курской правде» появилась заметка о том, что «сонное правление общества не обнаруживает никаких признаков деятельности и жизни». Это возмутило белгородских краеведов. Дальнейшие события хорошо изложены самим П. И. Барышниковым:

«Три лица, составляющие Правление, будучи глубоко обижены этой статьёй и предполагая по догадкам, что она написана будто бы мною, постановили 4 марта «снять» меня с места зав. музеем. Но из этого ничего не вышло, т. к. музей Правлению Краеведов не подчинён. На общем собрании Краеведческого общества 17 мая бездеятельность Правления подтвердилась. Старое Правление было забраковано и избрано новое, Это ещё более подлидо масла в огонь и раздражило отставных краеведов. Озлобленная кучка лиц, не зная, как вытеснить меня из музея, объявила, что я контр-революционер, что меня следует лишить избирательных прав и что новое Правление краеведов тоже контр-революционеры и т. д. Словом, началась травля, когда люди с больным самолюбием не брезгают никакими средствами» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. .32, л. 156).

П. И. Барышникова обвиняли в том, что он служил у белых и «погубил» некоего Тимофеева. На это сам заведующий музеем отвечал, что в июне 1919 г. действительно был взят на службу Белгородской Земской управой в качестве инспектора народных училищ, но прослужил лишь две недели, успев только раздать частным лицам книги, конфискованные у них красными при обысках в 1918 г. После этого он был уволен возвратившимися в Белгород старорежимными чиновниками — «Мухановым, Говорухой-Отроком и прочими зубрами». Тимофеев же, «известный всему городу взяточник, вымогатель», в августе 1919 г. и вовсе находился под следствием по обвинению в «бандитизме и разгроме на 300000 р. имущества из квартиры Волконских» и Барышникова привлекали как свидетеля. Более того, разоблачения махинаций Тимофеева, связанного с чинами из белой администрации, которые публиковал Барышников в местной прессе, привели к тому, что губернатор выслал его сроком на год за пределы Курской губернии, как «человека неблагонадежного».

Однако, невзирая на все оправдания, Белгородский Уислолком 10 июля 1925 г. снял Барышникова с его поста, порекомендовав УОНО подыскать ему замену. Губмузей, не желая терять ценного работника, 28 июля опротестовал это решение. Но уже 12 августа УОНО разразилось новым постановлением: «Губмузей, ссылаясь на какой-то стаж и теоретические познания тов. Барышникова всеми мерами старается удержать последнего на работе в музее во вред делу... Гр-н Барышников выказал полную безграмотность и отсутствие всяких организационных способностей в деле организации. Музей в настоящее время представляет пустое место» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. 32, л. 169). В итоге вместо бесполезного «теоретика» Барышникова УОНО выдвинуло на место заведующего «практического работника» — инструктора музея товарища Скипенко.

В целом 1924-1928 гг. предстают как период возрождения и расцвета краеведения, его активной деятельности. Тем не менее спорадический, характер исследовательских работ не был до конца преодолен. О сплошном изучении Курской губернии в археологическом отношении еще не могло быть и речи. Возможно это стало бы реальностью через несколько лет при условии дальнейшего подъема и развития движения в совокупности, с помощью и под руководством исследовательских академических научно-исследовательских учреждений. Но, начавшийся в конце 20-х — начале 30-х гг. кризис и упадок краеведения вследствие реорганизации обществ, лишения их опытных специалистов в результате неоднократных «чисток» и осуждения «чуждых элементов», быстро привел к свертыванию всей работы, несмотря на отдельные попытки ее продолжения.

В июле 1928 г. КГОК было реорганизовано в Курское окружное общество краеведения (далее КООК). Причиной этого преобразования стал преход страны на областное, окружное и районное административное деление. 6 апреля 1928 г,. ВЦИК принял положение о краевых, окружных и районных съездах Советов и их исполкомах, а 16 июня того же года ВЦИК и СНК РСФСР приняли решение о составе округов, районов и их центров по Центрально-Черноземной области. Центром ЦЧО был утвержден г. Воронеж (Государственный архив Курской области. Путеводитель, 1958, С.657).

С переносом центра в Воронеж наметилась явная тенденция по постепенному прекращению работы на местах, вследствии отсутствия оперативной действенной помощи из центра. В конечном счете руководство краеведческой работой свелось к разработке пятилетних планов работы и рассылке циркулярных писем. Несмотря на то, что в 18 октября 1930 г. общее собрание членов общества приняло постановление о реорганизации КООК в Курское горрайонное общество краеведения, начался явный упадок в работе. Отдельные исследования, проводимые членами общества, носят скорее эпизодический, чем планомерный характер, снижается их научный уровень, вследствие изменения состава КГОК.

В 1929 г. Н. Кононыхин проводит разведки на территории Советского района в окрестностях сел Красная Долина, Красная Поляна, Крестище и других и обнаруживает «много курганов и два больших вала; Предгородищенский и Грязновский», при этом курганы располагаются «кольцом и включают два вала. Окружность этого кольца имеет диаметр приблизительно 30-50 км». В статье об этих работах особенно отмечались два Краснодолинских («сигнальных»?) кургана, расположенных в 30 м друг от друга, а также сообщалось о том, что крестьяне этих сел при вспашке часто обнаруживают обломки оружия — «следы возможно последних боев с татарами». (Кононыхин Н., 1929, С. 128). В 1929-1930 гг. сотрудники краеведческого музея принимали участие в работе археологической экспедиции П. П. Ефименко в Костёнках (Краеведение ЦЧО, 1931, С. 28). В 1930 г. были проведены раскопки у бывшего женского монастыря в Курске, предпринята попытка составления археологической карты бывшей Курской губернии (Краеведческий альманах, 1931, С. 10). Но все это было в числе последних исследовательских работ.

В 1930 г. Л. Н. Соловьёв провёл шурфовку в Саду Профсоюзов на территории города (совр. Парк имени 1 мая). Им было выявлено наличие «древнего дотатарского слоя в Курском городище», а один из шурфов наткнулся на древнерусский погреб, где исследователь обнаружил «три корчаги великокняжеской эпохи» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. 52, л. 412). Стоит отметить, что спустя шестьдесят пять лет экспедиция В. В. Енукова, проводя обширные раскопки на территории Парка им. 1 Мая, среди Прочих находок обнаружила сосуд, полностью аналогичный тем, что были найдены Л. Н. Соловьёвым в 1930 г.

Раскопки в «Саду Профсоюзов» стали последними исследованиями Льва Николаевича Соловьёва (1894-1972) на курской земле. Словно предчувствуя приближение репрессий против местных краеведов, он в конце 1930 г. спешно переезжает в Ленинград, где поступает на геологический факультет Горного института, а уже в 1931 г. перебирается на Кавказ. Там, вплоть до своей смерти в 1967 г., он продолжает заниматься музейными и археологическими исследованиями, внеся немалый вклад в изучение каменного века Дагестана и Абхазии (Стародубцев Г. Ю., Щавелев С. П., 1998. С.87).

Л. Н. Соловьёв оказался почти единственным из местных краеведов, кому удалось избежать обрушившихся на них весной 1931 г. политических гонений. Эти репрессии явились закономерным итогом всей истории взаимоотношений краеведения с Советским государством и партийным аппаратом. «Альянс старой и пролетарской культур на ниве краеведения вышел непрочным,— отмечает в своём историческом очерке С. П. Щавелев,— Все попытки краеведов правдами и неправдами доказать свою нужность социалистическому строительству оказались тщетными» (Щавелев С. П. 1998. С. 202).

1 — С.Н. Замятнин.

В сентябре 1919 г. на заседании Областного бюро краеведения в Воронеже в отчете Курского отделения уже отмечалось наличие в нём «небольшой группы старых краеведов, не желающих уяснить идей массового советского краеведения, пытающихся стащить краеведческую работу на старые, замкнутые от масс кабинетные рельсы» (ГАКО, ф. Р-2633, оп.1, д. 58, л. 58-58об; Щавелев С. П. 1998. С. 202). В результате было принято решение вести с этими «социально чуждыми элементами» решительную борьбу вплоть до «полного очищения краеведческих рядов». Тем более, что прецедент уже был — в 1928 г. за некие финансовые упущения был снят с должности и отдан под суд директор Курского музея В. М. Васильков, коему, по словам его преемника, «были чужды интересы рабочего класса» (Молчин А. С., 1928. С. 72). А уже в январе 1930 г. 1-й Областной съезд ЦЧО по краеведению «с большим удовлетворением» отметил успехи в борьбе против «социально-чуждых вредительских элеметов» — из рядов краеведческих организаций были уже отчислены «бывший земский начальник» Ф.И. Поликарпов (зав. этнографическим отделом Воронежского музея), доцент Воронежского университета и председатель Воронежского городского общества краеведов С. Н. Веведнский, а также куряне - «церковник» Г. И. Булгаков, виновный в «связи с религией», и А Н. Сахарова (Щавелев С. П. 1998. С. 203).

Тем временем и чекисты на местах стремились не отставать от столичных коллег. За «Академическим делом» в Москве, где репрессиям подверглись виднейшие' историки страны (среди них С. Ф. Платонов, Е. Тарле, Бахрушин, Ю. Готье), последовало дело «Контрреволюционной монархической организации «Краеведы» в Центрально-Чернозёмной области. Было арестовано 92 человека — краеведы из Воронежа, Орла, Курска, Липецка и других городов. Пятеро из них в итоге бьши расстреляны, прочие заключены в лагеря (Акиньшин А. Н. 1992, С.176-177). Среди репрессированных были орловский археолог П. С. Ткачевский, тамбовский краевед П. Н. Черменский. В курском музее в первых числах февраля 1931 г. арестовали временно работавшего там нумизмата Тихона Абрамовича Горохова и заведующего естественно-историческим отделом, руководителя юнсекции КГОК М. А. Рязанцева. В ближайшие месяцы штат музея сменился практически полностью. Бывший руководитель Курского общества краеведения Г. И. Булгаков пытался укрыться от ареста в Воронеже, но безуспешно. Известный исследователь палеолита и историограф А. А. Формозов вспоминал: «Горохова, Ткачевского и Черменского я застал в 1948 г. в Курске. Черменский преподавал археологию в пединституте. Горохов и Ткачевский краеведением официально не занимались, но собирали древности и интересовались ими. Отношения между ними были добрые, хотя материалы следствия показывают, что держались они по-разному: Черменский всех выгораживал и был приговорён к 10 годам лагерей, Горохов же всех оговаривал и осуждён на 3 года. Ткачевский был выслан на 3 года в Северный край» (Формозов А.А., 1998, с. 195).

2 — П.Н. Черменский.

Вслед за краеведами пришёл черёд и самого краеведения. В 1937 г. краеведческие организации в стране были вообще ликвидированы. Постановление СНК РСФСР № 610 от 10 июня 1937 г. гласило: «Признать дальнейшее существование центрального и местных бюро краеведения нецелесообразным ... ликвидировать указанные организации в 2-х месячный срок» (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. 113, л.6). Это решение было затем подтверждено наркомом просвещения РСФСР A. С. Бубновым 30 июня 1937 г., а 13 августа в Курске было принято соответствующее постановление облисполкома (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 1, д. 113, л.1, 5).

Не обошли репрессии и других учёных, внёсших в своё время большой вклад в изучение курской археологии. Так, в апреле 1937 г. был арестован директор Саратовского музея профессор П. С. Рыков. Его приговорили к 10 годам лагерей. Умер исследователь гочевских древностей 26 марта 1942 г. в концлагере под г. Владимиром «отравившись свекольными очистками, выброшенными на свалку из столовой охраны» (Формозов А. А., 1998, с.202).

На смену репрессированным краеведам и музейщикам пришло новое поколение, наиболее ярким представителем которого является Владимир Иванович Самсонов (1886-1964 гг.). Родившейся в Севастополе в семье офицера, он окончил юридический факультет Новороссийского университета в Одессе, служил в банке, практиковался как адвокат, а с установлением Советской власти оказался на должности «заведующего тюремио-карательным отделом ревкома» в Брацлаве, а затем стал «инспектором тюремно-карательного подотдела Одесского исполкома». В 1922 г. В. И. Самсонов переходит на работу в Севастопольский музей, а в 1931 г. переезжает в Курск, где с 15 ноября 1931 г. начинает работать в КОКМе, в должности заведующего промышленно-экономическим отделом. Вскоре В. И. Самсонов возглавил отдел истории. Именно он разработал экспозицию нескольких залов музея, сохранявшуюся на протяжении многих лет, неоднократно участвовал в археологических разведках, позднее преподавал историю края в КГПИ, выступал с популярными лекциями по краеведению, написал ряд научных и научно-популярных работ по истории Курского края (Стародубцев Г. Ю., Щавелев С. П. 1998. С. 82-84).

Репрессии 1930-х годов нанесли непоправимый ущерб краеведческому движению. Однако эпизодическое изучение археологических памятников на территории Курского края осуществляется и в эти годы. В 1937 г. в Курской области проводит разведку белорусский археолог Константин Михайлович Поликарпович (1889-1963). Выходец из д. Белая Дубрава под Могилевом, до 1920-х он работал народным учителем, занимаясь на досуге краеведением. Как член Гомельского бюро краеведения (с 1923 г.) К. М. Поликарпович обследовал долину р. Сож, нанеся на карту несколько сотен неизвестных доселе памятников археологии. С 1927 г. он преподаёт археологию в Институте Белорусской культуры, а в 1929 г. становится сотрудником Белорусской Академии наук.

Опираясь на выработанную им методику сплошного обследования местонахождений плейстоценовой фауны К. М. Поли-карпович в 1937 г. исследует места нахождения останков ископаемых животных в урочище Гудок (Льговский район), в д. Умрихино (современный Октябрьский район), д. Дроняево (современный Курчатовский район), с. Хинецком (современный Дмитриевский район) и с. Ржаве (современный Глушковский район). К сожалению, разведки эти не принесли открытия новых памятников — как стало известно позднее, палеолитические памятники встречаются в верхнем и среднем Посеймье в основном на левобережных надпойменных террасах. Это не характерно для палеолита бассейна Десны, что и предопределило неудачу поисков К. М. Поликарповича.

Разведки в Курской области остались лишь небольшим эпизодом биографии видного учёного. Во время Великой Отечественной войны он занимался исследованиями на территории Казахстана (1941-1942 гг), а с 1943 г. возглавлял сектор археологии Института историй АН БССР.

После выхода на пенсию Константин Михайлович жил с супругой Марией Климентьевной в селе Юдиново Брянской области, продолжая участвовать в исследованиях открытой, им ранее палеолитической стоянки Юдиново, ставшей одним из эталонных памятников верхнего палеолита Русской равнины. На доме Поликарповича ныне установлена мемориальная доска, жители Юдиново чтут имя ученого, прославившего их село (Сообщение А. А. Чубура).

В начале 30-х гг. деятельность по изучению и охране археологических памятников фактически прекращается до середины 40-х гг. Редким исключением являются эпизодические обследования некоторых уже известных памятников — например, Ратского и Титовского городищ в июле 1939 г. заведующим школьно-массовым сектором областного краеведческого музея М. М. Антиповым и старшим научным сотрудником отдела истории В. И. Самсоновым (ГАКО, ф.Р-3139, оп.8, д.2, лл. 160-161) и небольших рекогносцировочных раскопок Рыльского музея краеведения под руководством М. Е. Арсаковой на городище «Лавочное» в 3 км ниже г. Рыльска по течению р. Сейм (Архив ИИМК, Ф.2, д.259, л.1).

Исследовательская деятельность областного и районных краеведческих музеев (Дмитриевского, Льговского, Рыльского, Старооскольского) в 30-е годы носит весьма скромный характер. Так, например, в течение 1936 г. сотрудниками Курского областного краеведческого музея было «совершено 4 выхода в овраг вблизи Курска, где учениками местных школ найдены остатки мамонта (бивень, два коренных зуба), силами друзей музея произведены небольшие раскопки обнаружившие осколки костей мамонта, но следов человека не обнаружено" (ГАКО, ф. Р-3139, оп.8. д. 129).

Фонды музеев пополнялись не путем систематических исследовательских работ, а благодаря доброй воле, интересующихся прошлым родного края, самоучек. Хотя большинство находок музеи получали совершенно бесплатно, в качестве подарков, были случаи, когда находчики требовали за древние кости и каменные орудия денежное вознаграждение.

Упоминавшийся ранее археолог-любитель с дореволюционным стажем А. Н. Александров в "Докладной записке" датированной 1 ноября 1937 г. сообщал председателю Курского горсовета, что у него имеется «коллекция каменных орудий и камней с изображениями, собранная мною на стоянках каменного века близ г. Курска... Коллекция с необычайной наглядностью показывает путь развития искусства, начиная с прочерчивания точек и коротких линий и кончая глубоким гравированием на гладких поверхностях камней и подлинным ваянием из камней... Коллекция дает представление об окружавшем первобытного человека мире животных. Кроме мамонта на камнях имеются изображения: льва, пещерного медведя, обыкновенного медведя, волка, леопарда, зубра, тура, лошади, кабана дикого, дикой козы, орла, совы и пр. В коллекции, наконец, имеется более 10 изображений самого первобытного человека".

«Я готов передать свою колекцию гор. Курску, — пишет далее А. Н. Александров,— как дар, так как вследствие редкости и исключительной научной ценности крайне трудно определить ее цену и так как не ищу особых выгод от своего открытия. Я желал бы получить лишь плату за свой труд в течение 8 месяцев, так как другой работой, кроме исследования стоянок каменного века я не имел возможности в этот период заниматься, и возмещение произведенных затрат на существование в течение этих 8 месяцев, так как чтобы существовать, мне оставалось только закладывать свои облигации займов и продавать последние вещи» (ГАКО. ф.Р-3139. оп.8. д.19).

Горсовет передал это дело на рассмотрение в Курский краеведческий музей, но из-за бедности музейного бюджета сделка не состоялась и уникальные находки бесследно пропали после смерти их владельца.

Не было осуществлено и другое предложение А. Н. Александрова об археологических раскопках на обнаруженных им под Курском стоянках каменного века: «Если на поверхности небольших площадок мне удалось собрать коллекцию в 70 интереснейших камней, то раскопки культурного слоя стоянок каменного века должны дать богатейшие материалы и по количеству и по содержанию. Поэтому представляется необходимым как можно скорее организовать раскопки, чтобы не позднее мая месяца 1938 года начать их. Для этого необходимо ассигновать средства и испросить разрешение Академии Наук СССР в соответствии с размером намечаемых работ. Выполнение этих задач входит в функции обл. музея и поэтому необходимо поручить ему наметить объект раскопок и нужные для того средства. С своей стороны готов оказать обл. музею свою помощь в этом деле» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 8, д.19, л.10об).

Нередко о тех или иных археологических находках сотрудники музея узнавали из сообщений, присылаемых в редакции областных и районных газет, которые своими публикациями будили у населения интерес к далекому прошлому родного края. Сохранилось любопытное письмо, направленное в 1937 г. бригадиром дорожной бригады Заолешинского колхоза «13 год Октября» (Суджанский район) Г. А. Дмитрюковым главному редактору газеты «Курская правда» (орфография документа сохранена):

«Мною... при раскопках песчаного карьера на глубине 7 метров было найдено зуб 3 килограмма и рог 2 метра который по неопытности колхозников был разрублен. Зуб и кусок рога около 10 килограммов я передал Суджанскому педагогическому техникуму который обещал дать вознаграждение... Когда зашел через 20 дней (то директор техникума) мне ответила, что Ваша находка не имеет никакой ценности и платить не будем. Тем и кончилось Мне интересует что об этой находке писала Суджанская газета «Колхоз» под заголовком «Ценная находка» также и «Курская правда» писала как ценная находка. Но дирекция Суджанского педтехникума считает бесценным для истории, что отбивает всю охоту от заинтирисованности искат древних исторических находок. Между прочим я нашел там же еще один зуб, два черипа с какого-то зверька, которыя низнаю куда из дать. А посему просим помоч при будущих разкопках карьера мы старались более внимательней отнистись к историческим находкам» (ГАКО, ф. Р-3139. оп.8, д.19, л.26, 26об).

Примерно таким же образом внимание сотрудников КОКМ было привлечено к известному археологическому памятнику области — Ратскому городищу. Осенью 1938 г. в музей поступила часть клада арабских дирхемов, найденных в окрестностях городища. А 14 июня 1939 г. заведующий школьно-массовым сектором музея М. М. Антипов по пути в Воронеж встретился в вагоне поезда, с Иваном Илларионовичем Криволаповым, преподавателем биологии Троицкой неполной средней школы. И.И. Криволапов, знавший реку Рать «как биолог и рыболов», поведал Антипову «о наличии на реке Рати двух славянских поселений» — Ратского и Титовского городищ. «Эти предварительные данные,— пишет М. М. Антипов,— возбудили во мне интерес к установлению связи между кладом арабских монет и славянским поселением «городище» Бесединского р-на» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 8, д. 2, л.160-161). По возвращении в Курск он добился у заместителя директора музея М. Н. Матвеенко согласия на командировку его вместе с В. И. Самсоновым на место находок для осмотра памятника. «Семейные обстоятельства задержали одновременный выезд нас обоих и неприбытие т. Самсонова на место командировки лишили меня и тех минимальных возможностей, которые я имел для достижения выше поставленной цели моей работы,— жалуется М. М. Антипов в отчёте о своей поездке, но далее с гордостью добавляет: — Тем не менее, за время моего пребывания (с 1/VII по 3/VII-39 г.) в Бесединском р-не мне удалось собрать ряд археологического материала и провести некоторую организационную работу по установлению связи с ближайшей школой» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 8, Д. 2, л.161).

Прибыв на место, М. М. Антипов побеседовал с местными крестьянами, от которых узнал, «что славянское поселение-городище носит местное название «Тарелочка», а также то, что на городище иногда находят «целые сооружения», выстроенные из «кирпича татарского типа», которые разбирают для выстилки пода печей. На самом городище и прилегающем распаханном селище М. М. Антипов собрал несколько пакетов фрагментов керамики, в том числе «8 шт(ук) частей сосуда образца греческих амфор и пифосов» и донце с клеймом. Помимо этого его добычей стало «17 шт(ук) предметов различных изделий (украшения, оружия, орудий труда), ...также наконечник татарской стрелы... и кусок кирпича татарского типа» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 8, д. 2, л.162об). Описание самого городища и прилегающего селища, сделанное Антиповым в ходе его командировки, является по существу первой научной характеристикой известного впоследствии археологического памятника.

Таков был общий фон одного из крупнейших событий в археологической жизни области — раскопок Гочевского городища («Крутой Курган») в 1937 й 1939 гг. На них следует остановиться более подробна Дирекция Курского краеведческого музея в сентябре 1936 г. обратилась в ГАИМК с предложением продолжить, начатые еще Д. Я. Самоквасовым, исследования в с. Гочево, но теперь сосредоточить всё внимание не на курганах, а на поселении. Это представлялось музею особенно важным «в связи с задачей представить период раннего феодализма» в своей экспозиции. Предлагалось осуществить раскопки продолжительностью до полутора месяцев на деньги музея (до 5000 рублей) и при участии некоторых его сотрудников (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 1,д. 148, л.1). Московский отдел ГАИМК им. Н.Я. Марра «выделил для этой цели» молодого археолога кандидата исторических наук (впоследствии академика) Бориса Александровича Рыбакова (род.1908) (ГАКО, ф. P-3139, оп. 1, д. 148, л.2).

В работах экспедиции принимали участие: аспирант ГАИМК, а позднее видный советский археолог И. И. Ляпушкин, сотрудники Курского областного краеведческого музея В. И. Самсонов, Е. Т. Гученко, фотограф Л. А. Литошенко и П. С. Ткачевский. Последний из них — личность весьма примечательная. Пётр Сергеевич Ткачевский (1880-после 1950), директор Орловского государственного музея, художник и видный краевед, автор нескольких книг, был известен ещё и как археолог — его экспедиция исследовала в 1926 г. курганы со славянскими трупосожжениями знаменитого могильника в урочище «Игрище» около д. Лебёдка. Весной 1931 г. он, в числе большинства своих коллег из Центрально-Чернозёмной области, был арестован по сфабрикованному делу «Контрреволюционной монархической организации «Краеведы», отбыл три года ссылки (Акиньшин А.Н., 1992, с.175-178). Освободившись после ссылки, в Орёл он более не возвращался, осел в Курске. Следует отметить, что Курский краеведческий музей и сам Б. А. Рыбаков проявили определённую широту взглядов и смелость, приняв в 1937 г. в число своих сотрудников репрессированного «контрреволюционера». Стоит отметить и то. что Б. А. Рыбаков поддерживал с П. С. Ткачевским самые дружеские отношения и в переписке с музеем неизменно просил передавать Петру Сергеевичу свой привет. Одно время между ними шёл обмен письмами по поводу плана выставки в экспозиции музея гочевских материалов (ГАКО. ф. P-3139, on. 1, д. 148, л.10об, 29).

Раскопки сезона 1937 г. начались 11 июня и продолжались до 4 августа. Археологи разместились на постой по хатам хутора Гочевок (колхоз «Новый Пахарь»). Над раскопом подняли красный флаг, позаимствованный в соседнем колхозе. «Выбор городища «Крутой Курган» из всего комплекса гочевских археологических памятников,— писал Б. А. Рыбаков,— объясняется следующими причинами: детальное обследование селища с многочисленными шурфами показало, что вся территория селища распахивается глубокой тракторной вспашкой... Вести раскопки селища было нецелесообразно. Задачей же экспедиции являлось исследование поселения, связанного с хорошо известными уже курганами» (ГАКО, ф. Р-3139, од. 8, д.2, л. 194). Приступив к работе, археологи обнаружили, что «помимо раскопок, ведшихся с научной целью, городище Крутой Курган разрушалось одним религиозным шарлатаном «старцем Ионою»., который около 30 лет (до 1927 г.) рыл на территории городища «пещеры», в которых жил и устраивал молебствия... В одном случае вал городища обвалился из-за подземного хода «старца. Ионы» (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 8, д.2, л. 192). Следует отметить, что имя «святого старца» Ионы Никитича Есипова, который встречался ещё с самим Д. Я. Самоквасовым, до сих пор сохраняется в фольклоре с. Гочево.

«Старец Иона Никитич» не был единственной местной достопримечательностью. Московские археологи, судя по всему, подчас чувствовали себя в Гочево, как в совершенно ином мире. На всю жизнь запомнился будущему академику увиденный им тут «огромный ритуальный хоровод всех женщин и девушек села (около 150 человек), собравшихся перед полуночью в честь праздника древних славянских богинь Лады и Лели, покровительниц брака» (Рыбаков Б. А., 1997, С. 10).

Весьма впечатлили Б. А. Рыбакова и материалы, полученные при раскопках. Осенью 1937 г. он ознакомился с гочевскими коллекциями В. Н. Глазова и П. С. Рыкова в Эрмитаже и даже планировал издание их под одной обложкой с материалами собственных исследований, «если у Курского музея найдутся на то средства». Средств, видимо, не нашлось. Планировалось и издание популярной книги о Гочевском комплексе. «Книжка должна быть написана популярно (но не элементарно) и рассчитана на среднего массового читателя (учителя, студенты, школьники старших классов и т. д.), — писал Б. А. Рыбаков — Содержание этой брошюры я представляю несколько шире, чем только отчёт о раскопках. Здесь должны быть даны некоторые общие сведения о славянах, их хозяйственном и общественном укладе, специально сведения о племени северян, населявшем Курскую область и обобщённые данные о Гочеве, как интереснейшем комплексе славянских древностей (городище, селище, курганы). Гочевский материал должен быть представлен большим количеством планов, разрезов, фотографий и рисунков вещей» (ГАКО, ф. P-3139, oп. 1, д. 148, л.8об-9).

В целом исследователь пришёл к выводу о необходимости продолжения исследования столь интересного памятника и намеревался заняться этим в следующем году. На 1938 г. им планировалось вскрытие всей площади «Крутого Кургана», разрез всех валов и «пробная раскопка городища «Царский Дворец»; d конце года должна была выйти книга, подводящая итоги исследований (ГАКО, ф. P-3139, on. 1, д. 148, л.9об-10). Однако планы оказались неожиданно сорваны. В 1938 г. Б. А. Рыбаков вынужден был прервать исследования Гочева в связи с летними военными сборами.

Раскопки возобновились в 1939 г. Б. А. Рыбакову не терпелось вернуться к исследованиям и наверстать упущенное время, но при этом он хорошо понимал трудности ситуации на местах. В своём письме в Курский музей он писал: «Подал заявление в кассу о выдаче билетов на 5 июля. Из Москвы едет 9 человек сотрудников экспедиции. Очевидно 6-го мы будем в Курске. После того, как я дам вам телеграмму о выезде, можно будет уже отправлять машину с оборудованием прямо в Гочево, чтобы к нашему приезду она могла уже вернуться. Задерживаться в Курске не предполагаю... Очень важен вопрос с продовольствием, т. к. в составе экспедиции будет 13-15 человек. Напишите, пожалуйста, есть ли в Курске: мука, сахар, крупа, фотопластинки, фото-химикалии. Фотографа я из Москвы не беру... Состав Курской части экспедиции меня вполне устраивает» (ГАКО, ф. P-3139, on. 1, д. 148, л. 18).

Летом 1939 г. экспедиция провела в поле 27 дней и в результате, согласно отчёту КОКМ, было «добыто до 25000 экземпляров, из них 50 особо ценных археологических предметов». В исследованиях принимали участие пять московских студентов, сотрудница ГИМ Т. Л. Трубникова, а из курян — научный сотрудник музея В. И. Самсонов, фотограф Булгаков И «археолог-любитель тов. Ткачевский из Актива Курского музея» (ГАКО, ф. Р-3139, оп.1, д.189, л. 58-58 об). Если в 1937 г. работы велись в основном в центральной части городища, то теперь внимание было перенесено «на край «Крутого Кургана», (где после удаления насыпи вала удалось открыть... (культурный) слой, консервировавшийся насыпью в течении тысячелетий» (ИИМК, ф. 2/1937, д. 259, л.2). Помимо этого небольшие по объёму работы были проведены на «Царском дворце» и на селище, щ В целом на «Крутом Кургане» было вскрыто 272 м² (в 1937 г.— 160 м²), на селище и «Царском Дворце» проведены небольшие разведочные работы- В ходе раскопок было выявлено наличие трех культурных слоев: скифоидного (V-IV вв. до н.э.) роменского (VIII-Х вв. н.э.) и древнерусского (X-XIII вв. н.э.). Материалы раскопок 1937 г. целиком поступили в фонды КОКМ. По окончании раскопок 1939 г. все, предметы для обработки были отправлены в ГИМ. После подготовки отчета находки из квадратов Ж, З, И, а также из разведочных шурфов на территорий селища остались в Московском ГИМе. Предметы из квадратов К, Л, М и из раскопа на городище «Царский дворец» были пересланы КОКМ. Находки из квадрата Н были разделены между ГИМ и КОКМ по «Договору от 15 августа 1939 г.» по диагонали, «идущей из С.В. угла к Ю.З. углу. Все предметы, обнаруженные к Ю.В. от этой линии, идут к Курску, а к Москве» (ГАКО, ф. Р-3139, on. 1, д. 148, л. 17);. В результате подобного раздела коллекция находок с этого уникальнейшего памятника юго-востока Руси была раздроблена на части. Отчёт о раскопках и список негативов 1937 г. оказался в ИИМК и ГАКО (второй экземпляр через копирку), отчет о раскопках в 1937-1939 гг. в ИИМК, часть чертежей и фотопластинок негативов в КОКМ, а коллекции раскопок в ИА РАН, ГИМ, КОКМ и КГОМА. В результате последующих потерь она значительно потеряла свою научную ценность.

По результатам двухлетних исследований Б. А. Рыбаков предпринял попытку восстановить основные этапы истории Гочева:

«На мысу «Крутой Курган» в начале нашей эры (а, может быть, и в скифское время) возник небольшой посёлок, продолжавший существовать и в эпоху полей погребений. В VI-VIII вв. н. э. жители посёлка занимались земледелием и рыболовством. На мысу были построены бревенчатые избы. Данный этап совпадает со временем зарождения городищ роменского типа... (которые) естественнее всего связывать с племенем северян... В IX-X вв. население посёлка выходит за пределы первоначальной территории и заселяет плато. На рубеже X и XI вв. северянский посёлок пополняется новым населением, переведенным сюда из земли радимичей, из мордвы (и, может быть, из Польши?). Появляются курганы дружинников с оружием ... В начале XI века, когда городок неожиданно разросся и занял значительную площадь на плато, в целях его укрепления были проведены следующие работы: огромная площадь селища была обнесена валом, мыс «Крутой Курган» был превращён в угловой бастион путём возведения мощных валов выс. в 7 м и шир. в 12 м. Второй подобный бастион был сооружен на Незаселённом мысу «Царский Дворец», отстоящем от первого в 400 м. Оба бастиона, связанные между собой обрывистым берегом, защищали город с Юга ... В середине XIII в. город был взят, по всей вероятности, татарами, которые некоторое время там жили, что доказывается находкой литейной формы для стрел татарского типа» (ИИМК, ф. 2/1937, д. 259, л.7-8).

Спустя некоторое время после отъезда экспедиции, председатель гочевского колхоза «Новый Пахарь» К. И. Андросов писал В. И. Самсонову о трудностях, возникших в связи с засыпкой раскопа (орфография документа сохранена): «Владимир Иванович, дело вот в чем. При отъезде вас из колхоза Н. Пахарь Иван Иванович (Ляпушкин ?) просил меня чтобы я взял от него денег в суме 200 руб. так как он договорился с своим хозяином закопать раскопки за суму 200 руб. но яму при вас закопать они не успели, то осталась здесь Тамара Леонидовна (Трубникова ?), всё же и при ниё тоже раскопки остались незаконьчены. Леонидовна передала деньги мне и при мне тоже работа не заканьчивается. А поетому прошу вас дать мне ваше заключение что с этим делать... Иван Иванович брал у меня на время пользования флаг и завес его с собой. А поэтому прошу выслать флаг по почте колхозу, хатя это для колхоза дело не большое, но все же подотчетное» (ГАКО, ф. P-3139, oп. 1, д. 148, д.32-32 об). Флаг был выслан В. И. Самсоновым обратно 30 октября 1939 г., но раскопы так и остались засыпанными неполностью.

В 1940 г. план продолжения исследований в Гочеве был предложен Курскому краеведческому музею теперь уже М. В. Воеводским, руководителем Деснинской археологической экспедиции. Согласно его замыслу, деятельность экспедиции в 1940 г. должна была быть перенесена в бассейн р. Сейм. Археологам предстояло провести: обследование берегов реки от г. Льгова до д. Алексеевки на границе Сумской области, «небольшие раскопки Сучкинской стоянки», известной ныне как стоянка Октябрьское I, (сметная стоимость 4000 рублей) и разведку «славянских феодальных городищ и могильников» от Курска до Рыльска (сметная стоимость 2500 рублей). Предполагалось, что отдельный отряд осуществит новые раскопки на Гочевском городище. Общая стоимость всех вышеперечисленных работ — 11000 рублей (включая камеральную обработку коллекций и подготовку научного отчёта) (ГАКО, ф. Р-3139, оп. 1, д. 148, л. 15). Однако в исполнение эти замыслы приведены не были из-за нехватки средств в размере 7000 рублей.

Предвоенный этап в истории изучения далекого прошлого Курского края знаменателен событием, предопределившим необходимость возобновления и оживления, исследовательской работы в послевоенный период. Речь идет об открытии самого известного курского, археологического памятника эпохи каменного века — Авдеевской верхнепалеолитической стоянки. Обстоятельства ее открытия известны нам благодаря сохранившейся в фондах ГАКО «Докладной записке научного сотрудника исторического отдела Самсонова В.И.» от 19 июня 1941 г.

Во время весеннего половодья прямо напротив д.Авдеевой рухнул подмытый водой берег р. Рогозны. В обвалившейся глине местные жители обнаружили кусок бивня мамонта длиной около 55 см. Колхозный бригадир И. Д. Авдеев сообщил о находке в Курский краеведческий музей и 18 июня 1941 г. туда выехала группа его научных сотрудников.

В состав разведывательной экспедиции вошли: руководитель — научный сотрудник В. И. Самсонов, зам. директора КОКМ Матвеенко, П. С. Ткачевский, студентки Ленинградского университета им. Н. К. Крупской, проходящие практику при Курском музее Паринова, Бенявскай и Грудкова. В с. Дьяконово к экспедиции присоединился ранее работавший в д. Авдеевой учитель местной школы Н. Н. Буданов.

«При детальном обследовании берегового обрыва, сообщает В. И. Самсонов,— установлено во многих местах присутствие остатков костей. Произведенной зачисткой одного из таких мест выявлено скопление костей мамонта: лопатка, несколько ребер, куски бивня, осколки и кости коренных зубов. Многие кости имеют следы действия огня, некоторые пережжены; тут же попадаются угольки и кости птиц (в небольшом количестве) и осколки Кремня, а также орудия из него в виде пластин с продольными широкими сколами, иногда с намеком на ретушь по краям кости тщательно очищены от покрывающего их мокрого песка, чтобы дать им возможность подсохнуть. Однако при попытке вынуть кости, все они оказались настолько разложившимися, что не выдерживали собственной тяжести. Все же они были по частям уложены в ящики для доставки в музей. Видя интерес ученых к сделанным из камня орудиям, местные жители передали экспедиции значительное количество кремней, найденных ими в обрыве и на дне ручья под обрывом... Все найденные предметы, за исключением нескольких костей, взятых учителем Будановым как учебное пособие для Дьяконовской школы, доставлены в музей» (ГАКО, ф. Р-3139, оп.1, д. 218, л.9-14).

Однако продолжить исследования этого интереснейшего памятника удалось лишь спустя несколько лет — через три дня после его открытия грянула Великая Отечественная война.

Подводя итоги, необходимо, на наш взгляд, отметить следующие особенности истории исследований археологических памятников нашего края в эти годы. Во-первых, члены общества (расцвет которого пришелся на 1924-1928 гг.), работавшие в краеведческой организации после революции и имеющие определенную квалификацию и опыт работы, смогли, насколько это было в их силах и возможностях, сохранить дореволюционные традиции КГУАК и КГСК.

Во-вторых, пришедшее на смену репрессированным исследователям новое поколение краеведов практически, полностью отвергло их опыт и методы работы, делая основной упор на прославление достижений «победившего социализма».

Провинциальное краеведение в том виде, в котором оно существовало с начала 1930-х годов, имело мало общего с исследовательской работой. Находки и разведки носят лишь случайный характер. Крупные работы проводят довольно редкие столичные экспедиции. Подобная практика, сложившись в 1930-е гг., сохранилась на многие десятилетия.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Под «плащами» в данном случае подразумеваются некие, «плоские и широкие предметы», вероятно поясные накладки, орнаментированные пластинки, нашивавшиеся на платье, пряжки.

* «Бутурлинский негласный комитет по делам печати» образован 2 апреля 1848 г. с целью контроля за деятельностью всех существующих цензурных ведомств, распущен 6 декабря 1855 г.

* Музей искусств был основан в мае 1919 г. Фонды музея составляли коллекции, полученные из собраний частных лиц из имений Шварцев, Волковых, Барятинских и от Реквизиционной комиссии в 1920 г.(ГАКО, Ф. Р-3139, оп.1, д.17, п.7). 12 сентября 1935 г. на основе этих коллекций была учреждена Курская областная картинная галерея.

* Андреев Андрей Павлович родился в г.Рыльске в 1900 г. Окончил Ставропольскую среднюю художественную школу. С 1919 по 1921 гг. служил В Красной Армии. По профессии — свободный художник. С 1921 г. служил в Рыльском госмузее в должности инструктора (ГАКО, ф. Р-3139, оп.2, д.4,л.56).

* Репина Софья Константиновна родилась в Москве в 1893 г. Окончила Черниговскую гимназию в 1910 г. и продолжила образование в Гренобльском университете (1913 г.) и Петербургской Академии художеств (1916 г.). С ноября 1917 г. по ноябрь 1918 г. являлась практикантом Щукинского музея в Москве, вступила в Союз художников- Владела французским и немецким языками. Автор брошюры «Рыльский государственный окружной музей за 10 лет, 1919-1929 гг" (ГАКО, ф. Р-3139, оп.2, д.4,л.56).

* Городцов Василий Алексеевич — выдающийся русский, советский археолог, в 1918-1944 гг. профессор Московского университета, автор цикла лекций «Первобытная археология»(1908) и «Археология» (т. 1 «Каменный период», 1923); Мацулевич Леонид Антонович — русский, советский археолог, известный историк, член-корреспондент АН Грузии. Занимался исследованием истории древнерусского, византийского, грузинского искусства, истории культуры племен Северного Причерноморья в римское и ранневизантийское время.

* Булгаков Григорий Ильич родился в Курске в 1883 г. Окончил Курскую гимназию, Киевскую духовную академию. Кндидат и магистр богословия. Один из лидеров краеведческого движения в Курске в 1920-е гг., секретарь КГОК. Автор научно-популярных обзоров и статей о церковной архитектуре, этнографии и древней истории Курского края. В 1930 г. исключен из рядов КГОК «за связь с религией», а в 1931 г. арестован ОГПУ по делу «монархической организации краеведов». Умер в Курске в 1945 г.(Стародубцев Г.Ю., Щавелев., С.П., 1998, С.21).