ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КУРСКИХ ДРЕВНОСТЕЙ |
авторы: А.В.Зорин,
|
Они не знали, что будущее за них, что будущее без них невозможно. Они не знали, что в этом мире страшных призраков прошлого они являются единственной реальностью будущего...
|
Первые попытки проведения целенаправленных научных исследований Курского края относятся к 20-м годам XIX в. Их предпринимает один из немногих энтузиастов-краеведов — Алексей Иванович Дмитрюков (1795-1868 гг.).
Летом 1829 г. А. И. Дмитрюков, тридцатичетырёхлетний преподаватель Суджанского уездного училища, бродил в окрестностях «между сёлами Рождественским, Горналью и рекою Пслом». Местные крестьяне недоуменными взглядами провожали странного барина, подбирающего на пахоте "черепья каких то сосудов", взбирающегося на крутые мысы и обмеряющего поросшие лесом курганы. Со стороны г-на Дмитрюкова это, однако, не было праздным любопытством. Он расспрашивал крестьян, записывал с их слов местные предания и договаривался со здешним помещиком майором Г. П. Хлоповым о проведении раскопок.
Суджанский мещанин А. И. Дмитрюков окончил Курскую губернскую гимназию и три года посещал в качестве вольнослушателя по классу математики Харьковский университет. После этого в течение нескольких десятилетий он преподавал в уездных училищах Курской губернии. Имея скромный чин коллежского асессора и должность училищного смотрителя, будучи обременён большим семейством (пять дочерей и двое сыновей), Алексей Иванович тем не менее находил время и средства для занятий самообразованием, для этнографических и археологических изысканий (Щавелев С П. 1996, С. 177). Будучи членом-сотрудником Императорского Географического общества, он регулярно снабжал отделение этнографии сообщениями о народных традициях и суевериях, обрядах и обычаях Суджанского и Рыльского уездов. Посещая архивы уездных присутственных мест и монастырей, он делал выписки из древних документов, стремясь отыскать сведения, «указывающие на пребывание в сих местах неизвестного нам народа, в большом селении жившего». Это же пробудило в нём интерес и к археологии.
«Быв на должности в городе Судже,— объяснял причины своей любознательности Алексей Иванович,— я обращал внимание на находящиеся там и в смежных уездах различного вида насыпи, известные под общим названием «могилы.» Рассказы старожилов об этих могилах не удовлетворили моему любопытству, тем более, что эти рассказы относили все разные виды насыпи к временам татарского владычества» (Дмитрюков А.И. 1863, С.507). Доверие к этим преданиям подорвали уже первые раскопки. Вскрыв курган, известный под названием «Крестите», стоявший в 13 верстах от Суджи по большой дороге на Мирополье, Дмитрюков обнаружил там один лишь костяк, «положенный не в углублении, а на одном уровне с окружающей плоскостию», хотя легенда повествовала, будто там «погребены многие малороссийские казаки ... павшие в сражении с Татарами». Из сопровождающего инвентаря в погребении находился лишь фрагмент острого конца серпа.
«Не всегда должно полагаться на народное предание»,— пришёл к выводу начинающий археолог. Поэтому-то он столь скептически отнёсся и к преданиям горнальских поселян: «О большом городище молва говорит, что там жила какая-то царица и предание указывало жителям с. Горнали место в ближнем к городищу овраге, в котором будто бы находится погреб с сокровищами, но или они не нашли этого места, или действительно там ничего не было, только по разрытии разных мест в логу никаких признаков погреба, или чего-либо другого примечательного не оказалось. Притом нельзя полагаться на молву, будто там жила какая-то царица; потому что жители села Горнали, малороссияне, суть поселенцы не более двух веков назад, а жительство какого-то народа, бывшего в этих местах и притом многолюдного, восходит до древнейших времён нашей истории» (Дмитрюков А. И. 1863, С. 506-507).
Критически оценив горнальские легенды, А. И. Дмитрюков приступил к собственным исследованиям и стал тем человеком, что открыл для науки целый комплекс важных археологических памятников.
Археологический комплекс у с. Горналь, протянувшийся на 5 км по прибрежным мысам реки Псёл (Суджанский р-н), включает в себя два городища, большое селище, курганный могильник, ряд отдельно стоящих курганов и 12 неукреплённых поселений. Возможно, что до основания в XVII в. Белогорского Николаевского монастыря существовало и третье городище (Девич-гора), укрепления которого оказались срыты при строительных работах. В первую очередь внимание исследователя привлекли курганы.
Им было исследовано четыре кургана. При раскопках обнаружились захоронения по обряду трупосожжения. Сожжение покойников производилось на месте, затем кости вместе, с пеплом были сложены в грубые лепные толстостенные плохо обожженные сосуды. Сосуды были установлены на уровне древней поверхности и сверху засыпаны насыпью (Тр. КГСК, 1863. С. 512; Памятная книжка..., 1894, С. 3-4). Так как раскопки проводились колодезным способом (при. размере колодца 2x2 м), то, кроме самих захоронений, ничего обнаружено не было. Но и эти данные, а также указания А. И. Дмитрюкова на то, что сосуды сходны с керамикой городища у с. Горналь, позволяет предположить, что эти курганы относятся к роменской культуре и датируются приблизительно второй половиной IX — первой половиной X вв.
В 1830 г. А. И. Дмитрюковым были раскопаны 8 курганов второй курганной группы Горнальского городища. Во всех курганах были обнаружены захоронения по обряду трупоположения, в одном из курганов — групповое захоронение (мужчина, женщина, ребенок). Покойники располагались на уровне древней поверхности, на спине, головой на запад (лишь один из них — головой на восток). Сопровождающий инвентарь: бронзовые бубенчики, золотостеклянные и серебростеклянные бусы, северянские восточные кольца, бронзовые проволочные перстни, бусы зеленого стекла. В одном из погребений был обнаружен налобный венчик. Все это позволяет датировать эту курганную группу первой половиной — серединой XI века. Часть находок из этих раскопок А. И. Дмитрюков отослал в 1831 г. Императорской Академии Наук, а часть подарил знакомым (Тр. КГСК, 1863, С. 512-513).
Раскопки могильника продолжались и позднее другими археологами. В целом научному исследованию подверглось 117 из более чем 2 000 насыпей могильника. Если учесть, что по данным последних разведок уцелело (с различной степенью сохранности) всего 22 кургана, то приходится признать, что подавляющее большинство захоронений безвозвратно погибло для науки. Причиной тому являются как распашка поля, занятого курганами, так и грабительские раскопки местных и заезжих кладоискателей. О подобных экспедициях сообщал ещё А. И. Дмитрюков, который в молодости сам принимал участие в одной из них. Он, по собственному выражению, «поддался неточной молве» и с парой товарищей отправился искать «скарб» разбойничьего атамана Кулика: «Как не поверить молве, а особливо обещающей богатство!» Суджанский преподаватель не устоял перед соблазном, тем более, что имелась и записка, поясняющая местонахождение клада, составленная якобы со слов одного из старых разбойников.
Вскоре кладоискатели были уже в двух верстах от Суджи на самой границе с тогдашним Рыльским уездом: «Рано утром ... был я на кургане и согласно указаниям записки стал лицом на восход солнца, сошёл с кургана, отступил три шага, начал рыть продолговатый ров, но вырывши в аршин глубиною, огибая курган с северо-востока к югу ... там ничего не нашёл, а разрывая сам курган, нашёл глиняную расколотую черепушки в которой обыкновенно простолюдины трут табак» (Дмитрюков А. И. 1863, С.510-511). Такие неудачи не смущали искателей сокровищ. В результате первая и третья группы Горнальского могильника к настоящему времени исчезли полностью, не будучи исследованы до конца, а от крупнейшей второй группы погребений уцелели жалкие остатки.
Горнальские городища также привлекали внимание А. И. Дмитрюкова. Малое Горнальское городище («Фагор») описывалось им, как «круглое, меловое утёсистое возвышение, более 10 сажен высоты, кверху суживающееся, в виде широкого отрезанного конуса и имеющее площадь около ста квадратных сажен» (Дмитрюков А. И. 1863, С. 506). В 1829г. А. И. Дмитрюков продолжил изучение Горнальских Городищ. На Большом городище был собран подъемный материал, а на Малом — заложены разведочные шурфы, которые не дали, впрочем, никакого материала (Тр. КГСК, 1863, С. 506).
Недостаточная подготовленность исследователя, несомненно, не позволила ему не только обобщить и систематизировать материал, но иногда и сохранить. Стремление найти что-то необычное порой толкало его, как уже говорилось, на путь обыкновенного кладоискателя. Тем не менее для своего времени методика А. И. Дмитрюкова вполне соответствовала тогдашнему научному уровню. По собственным его словам, исследуя курганы, он «не перерезывал их крестообразным рвом, но, отмерив наверху пространство в квадратную сажень, углублялся до основания кургана.» Подобный способ раскопок практиковался позднее практически всеми археологами XIX в.
К сожалению, сведения об А. И. Дмитрюкове не являются полными, поэтому восстановить, что и когда он исследовал в настоящее время представляется затруднительным. Известно только, что в 30-40-е гг. им было обнаружено большое количество курганов в окрестностях г.Суджи. В 1848 г. в «Московских ведомостях» была опубликована его заметка о городище на северной окраине г. Рыльска (MB. 1848. № 157). Однако городище подробно исследовано не было, в отличие от пещеры в одном из склонов городища. В последующие годы А. И. Дмитрюковым была обнаружена курганная группа в монастырском саду и смежной с ним дубовой роще на северной окраине г. Рыльска. Были раскопаны два кургана данной группы, в которых обнаружены захоронения по обряду трупосожжения. Погребальные урны помещались на земляной подсыпке. Эти курганы предположительно можно датировать IX—X веками. Кроме этого им были обнаружены два мыса, окруженных валом, в 13 и 21 км к северо-западу от г.Рыльска в районе протекания р. Обесты (Тр. КГСК, 1863, С. 515-516). В 1901 г. в архиве мужской гимназии г. Курска В. В. Лапиным была обнаружена рукопись А. И. Дмитрюкова о курганах Курской губернии, однако указать, где она находится в настоящее время не представляется возможным. Часть своих находок исследователь отсылал в Академию наук, которая выразила ему за это и другие корреспонденции свою признательность, попавшую в его послужной список (Щавелев. 1996: 180). Часть находок из горнальских курганов А. И. Дмитрюков подарил своим знакомым (в том числе профессору Харьковского университета Бенедиктову), но большинство их было им передано Курскому статкомитету.
Вклад А. И. Дмитрюкова в изучении археологических памятников несомненно значителен. Благодаря его точному описанию местонахождения городищ и курганов, погребального» обряда, масштабным рисункам вещей погребального инвентаря более поздние исследователи получили достаточно обширную информацию о памятниках, не сохранившихся до настоящего времени. Особенно примечателен тот факт, что он неоднократно пытался обратить внимание общественности на уничтожение памятников в результате вырубки лесов и последующей распашки освобождающихся площадей.
Становление в 1820-1830-х гг. западноевропейской первобытной археологии вызвало живейший интерес в России. Журналы начинают регулярно помещать на своих страницах сообщения о находках останков первобытного человека, а издательства выбрасывают на книжный рынок массу переводной популярной литературы, посвященной этому времени. Появляется интерес и к своим собственным памятникам, относящимся к эпохе каменного века.
В мае 1839 г. на страницах «Курских губернских ведомостей» печатается статья «О найденном близ города Щигров мамонтовом зубе». В ней анонимный автор сообщал, что «в минувшем апреле, 7 числа один из здешних мещан нечаянно нашел в овраге, вымытом текущею с поля водою часть Мамонтова зуба или рога. Рассматривая части его, отбитые неведомыми простолюдинами, трудно было определить не только величину обломка, о котором были различные, преувеличенные молвою рассказы, но даже зуб ли это или часть дерева ... При осмотре мною с прочими любопытными вскорости места, где найден зуб, оказалось: в полуверсте от города Щигров, на другой стороне лога, идущего от севера на юг и разделяющего две возвышенные плоскости ... с запада идет не длинный овраг вырытый идущей с поля водой ... В южной стороне этого оврага в глине ... находится углубление, в котором на глине замечен был отпечаток круглого продолговатого, изогнутого тела и далее внутрь горы примечена была часть твердого тела.
Дальнейшего исследования в то время сделать было не можно по причине толстого слоя еще не растаявшего снега и текущей под ним воды.
Наконец, 2 числа текущего мая с учителем математических наук и помощником почтмейстера решились мы на окончательное исследование. Несмотря на оставшийся в нижней части оврага окреплый снег, взойдя по которому до углубления в горе более прежднего могли мы осмотреть показывающуюся из глины часть твердого тела. По полутарочасовому раскапыванию отверстия вырыта была изогнутая оконечность зуба, длиною 1 аршин (1 аршин — 0,71 м): средина зуба так была рыхла, что при вынимании со всею осторожностью она распалась, а самый конец был как бы срезан вкось и отполирован. При найденной нами части зуба лежала ноздреватая кость, вероятно из черепа, величиною до 6 квадратных вершков (1 вершок — 4,45 см) и толщиною около 1 вершка. Это подает повод заключать, что здесь находились и прочие части остова, но или унесенные водою и засыпанные илом или разбитые и разбросанные в давнее еще время и покрыты землей» (КГБ. 1839. № 27).
Наиболее известными курскими коллекционерами «допотопных окаменелостей» в 50-х годах XIX столетия были гимназический врач В. К. Гутцейт и инженер-капитан В. А. Киприянов. Собирая останки ископаемых животных, они в то же время вели широкую популяризаторскую работу на страницах губернской печати.
«Ученое объявление», помещенное в одном из номеров «Курских губернских ведомостей» наиболее полно отражает их методы работы: «Палеонтология — наука об ископаемых — получила в настоящее время чрезвычайную важность, и в ее успехах весь образованный мир принимает живейшее участие,— писали авторы «Объявления»,— Курская губерния, заключающая в недрах своих замечательное богатство органических остатков первобытного мира, ни кем еще до сих пор не была исследована с должным вниманием. Занимаясь в настоящее время изучением Курской губернии в отношении этой любопытной отрасли естествознания и будучи совершенно уверены в благосклонном содействии к успехам науки, нижеподписавшиеся принимают смелость просить покорнейше гг. помещиков доставить им, при первой к тому возможности, находящиеся в их коллекциях ископаемые с обозначением в каком месте и в каком именно слое почвы они были найдены. Подписавшиеся вместе с тем просят, при отправлении ископаемых, отмечать подробный адрес посылающих для того, чтобы иметь возможность возвратить их обратно, буде кто этого пожелает» (Гутцейт В., Киприянов В., 1850).
Итогом напряженной собирательской и исследовательской работы стали опубликованные в 1850-1851 гг. на страницах «Курских губернских ведомостей» статьи, посвященные как палеонтологическому, так и геологическому обозрению Курской губернии. Интересно отметить, что если в статьях В. К. Гутцейта еще встречаются упоминания о найденных им костях мамонтов, шерстистых носорогов и ископаемых лошадей, то В. А. Киприянов целиком сосредотачивается на описании окаменевших зубов динозавров и гигантских акул, «обитавших берега и глубину морей, которые в доисторические времена покрывали своими водами и нашу губернию» (Киприянов В., 1851).
Конечно же, рассуждения о «допотопных» животных и обезьяньих предках человека, широко заполнявшие страницы отечественной печати, не могли встретить сочуствия среди клерикально настроенной части российского общества. Постепенно начинают вводиться запреты и цензурные ограничения на сообщения подобного рода.
7 июня 1850 г. министр внутренних дел генерал Н. П. Анненков «конфиденциально» сообщил министру народного просвещения П. А. Ширинскому-Шихматову, в ведении которого находилась цензура, следующее: «В «Курских губернских ведомостях» за 1850 год, №16 и №17, помещена статья В. Гутцейта «Об ископаемых Курской губернии». «Комитет 2 апреля 1848 года», не входя в рассмотрение этой статьи с точки зрения науки остановился на ней, собственно, как на статье популярной (так называет ее сам автор на стр. 146) и помещенной в губернских ведомостях: рассматривая же ее в сих видах, не мог не обратить внимания, что в ней мироздание и образование нашей планеты и самое появление на свет человека изображаются и объясняются по понятиям некоторых геологов, вовсе не согласным с космогонией Моисея в его книге Бытия.
Это замечание навело Комитет на мысль, что в предупреждение печатания в губернских ведомостях статей, подобных рассматриваемой ныне и вообще требующих или высших соображений, или специальных познаний, может быть полезно было бы неофициальную часть сих ведомостей подчинить, вместо теперешнего просмотра одним губернским начальством, общей цензуре» (Блюм А. В., 1968, С.152).
Мнение Комитета получило высочайшее одобрение. По указанию Николая I Цензурирование «Губернских Ведомостей» было передано в ведение особых чиновников, подчинявшихся непосредственно Петербургу и руководствующихся в своей деятельности специальными «Распоряжениями» в которых говорилось, что «цензура обязана отстранять всякое рассуждение, могущее поколебать верование читателей в непреложность церковных преданий».
Лишь после смерти императора Николая I (1855 г.) начинается новый этап в истории изучения отечественных памятников археологии.
В 1859 г. создается Петербургская императорская археологическая комиссия (далее ИАК), в которую начинают стекаться сведения о найденных на территории Российской империи «древностях», в том числе и о находках «окаменелостей допотопных».
Одно из таких сообщений поступило в ИАК в мае 1865 г. Помещик Курского уезда с. Старосельцево, отставной штабс-капитан Ефим Иванович Шумаков вспоминал о том, как «в царствование Александра Благословеннаго, во время продолжения моей Любезному отечеству Службы» посещал он сокровищницу Эрмитажа, что, явно, произвело на него тогда неизгладимое впечатление. Ныне же в его распоряжении находится «довольное количество допотопных разного рода окаменелостей», собранных им в 1850-1855 гг. «в 20 верстах от г. Курска, оного уезда, в дачах деревень Пасашковой и Змеинцевой, в овраге разделяющей оные деревни именуемом Васильевской». Он понимал, что эти диковины «по простоте своей» не могут сравниться с коллекциями Эрмитажа, но, поскольку они «по роду своему и изменению Суть дивны», то вполне заслуживают внимания учёных людей. К сообщению прилагалась подробная «Опись» имеющихся «окаменелостей» среди которых значились кости и зубы мамонта, копыта ископаемой лошади, обломки челюсти буйвола, рыбьи кости и даже окаменевшие пчелиные соты, язык крокодила, ухо медведя и «рыбьи глаза» (Архив ИИМК. ф.1, 1859. д.24, л. 11-12 об).
Перед доставкой «окаменелостей» в Петербург Е. И. Шумаков предлагал «поручить рассмотрение оных ученым чиновникам, находящимся в г. Курске, которые могут сделать разборку и буде из них окажутся по свойству своему примечательные, таковые доставить на разсмотрение в Комиссию» (Архив ИИМК. ф.1, 1859. д.24, л. 9). Помимо этого любознательный штабс-капитан сообщал, что «в Курской губернии довольно есть древних городищ, преданных в запустение монголами в XIII Столетии, когда южная Сторона России и вся Курская область по которой пронеслись с мечом и огнем грозныя полчища татар, обращены были в пустыню, а быть может некоторые из них и до того, в древние века во время уделов, когда земные владыки русскаго царства оспаривали права первенства своего и достояния, враждуя между собою, разпространяя округ своих владений громили соотчичей своих» (Архив ИИМК. ф.1, 1859. д.24, л 9-9 об). В пределах одного Курского уезда по берегам Сейма, Тускаря, Рати, Обмети «и прочих проток» Е. И. Шумаков насчитал более десяти городищ. Объехав эти места, Шумаков составил описание городищ «с очерком пространства местоположения урочища, с распросом Старожилов», учитывая местные предания и замечания. К сожалению, эта рукопись пока неизвестна и, видимо, не сохранилась до наших дней. Оценив современное состояние городищ, помещик-краевед отмечает, что «из них в настоящее время есть издавна заселены жилищами, другие распаханы, а инде порозшиё лесом, в некоторых в старину при распашке находимы были Сокровища, орудия и монеты, ис последних у меня одна была с татарскою надписью серебряная монета величиною в пятнадцатикопеешник толко тоньче» (Архив ИИМК. ф. 1, 1859, д. 24, л. 9-9 об). В данном случае явно имелась в виду ордынская монета. Ранее, из-за неверного понимания текста шумаковского письма, считалось, будто Ефим Иванович обнаружил целый клад «татарских монет», причём обнаружил его на Ратском городище. Реально же место находки этой единственной монеты в настоящее время указать невозможно. «Курганов же по курскому уезду,— сообщает далее Е. И. Шумаков,— неисчислимо, особенно в окружности городищ, гадательно быть может сии курганы есть могильники побитых в то время народов» (Архив ИИМК, ф.1, 1859, д. 24, л. 10).
Догадки исследователя-самоучки о связи курганных групп с городищами, о предназначении и времени запустения городищ говорят не только о его здравом смысле но и определённых исторических познаниях (известно, что Шумаков был знаком с «Историей российской» г. Карамзина, что явно сказалось на литературном стиле его собственных писаний)! Более экзотически, хотя и в духе того времени, выглядят рассуждения штабс-капитана о происхождении находимых им диковинных окаменелостей. По его мнению, окаменелости эти могла создать природа, которая «чрез сочетание некоторых стихий и соединение разнородных веществ творит дивныя чудеса, каковая чюдная игра —
Когда природа возмущалась и вселенная содрагалась
Тогда все стихии трепетали и разнородность сочетали.
А быть может во дни праведнаго Ноя за нечестие рода человеческаго разгневанные небеса по непреложным судьбам непостижимаго Закона начертаннаго таинственною рукою великого Сокровеннаго, которой ... положил отпечаток свой в знамение грядущим векам, которых от потопа протекло более пяти тысяч лет, и сохранили таковое чрез тысячелетие мрака, как некий чудный Сон, от котораго пробуждается человек не чуствуя полета Столетий, вспомнив оное что в мире все стремится к своей мете, так в библии св. писание первосвященник Эздра в своей 3-й книге глава 5 о знамениях Стих 5 проречел: «и камень даст глас свой» (Архив ИИМК. ф.1, 1859. д.24, л. Юоб).
Впрочем, в отличие от иных краеведов, Ефим Иванович отнюдь не считал себя всезнающим и прямо признавал, что о некоторых находках верное суждение могут вынести «только "Специалисты и археологи", ибо сам он лишь «до древностей древних охотник и основывал свои дознания и догадки на наблюдениях природы» (Архив ИИМК. ф.1, 1859. д.24, л. 10 об).
1870-е — первая половина 1890-х гг. является периодом постепенного накопления сведений о памятниках Курского края и расширения масштабов исследований. Осознавая необходимость создания целостной картины наличия памятников, Н. Т. Шулешкин начал создание единой археологической картины губернии (Тр. КГСК, 1863). А. Мошкин исследовал и описал городище в окрестностях г. Короча (ИИАО, 1859. т. II. Вып. I. СПб.). Сообщения о «древностях» края публикуются в «Курских губернских ведомостях» (КГБ, 1857. №25), «Санкт-Петербургских ведомостях»(СПбВ, 1833. № 306), «Московских ведомостях» (MB, 1848. № 157; MB, 1849. № 143), «Вестнике Русского географического общества» (ВРГО, 1854, С. 26), «Курских епархиальных ведомостях» (КЕВ, 1843, С. 3) и т.д.
В 1836 г. в соответствии с указом Сената от 17 сентября 1835 г был образован Курский губернский статистический комитет (далее КГСК). В круг его обязанностей входило и изучение исторического прошлого Курской губернии. По инициативе и на средства комитета начинаются более настойчивые попытки изучения археологических памятников (ГАКО ф 4 оп I д 63 л. 45). Благодаря усилиям КГСК, в 1874 г. был составлен «Указатель городищ, курганов и других древних земляных насыпей в Курской губернии» (Тр. КГСК, 1874, С. 155-176), явившийся важным шагом в изучении памятников археологии края, даже несмотря на то, что «Указатель» носил не исследовательский, а описательный характер. Это объясняется тем, что материалы собирались не специалистами-археологами, а волостными управлениями, полицейскими урядниками и сельскими священниками. Конечно, сведения, полученные таким путем, не отличались полнотой и научной достоверностью. В них много ошибок и неточностей, многие памятники вообще пропущены. Стандартным ответом на запросы КГСК было:
«Волостное правление честь имеет донести, что по сей волости древних земляных насыпей, валов, окопов и батарей которые носят в народе названия городков или городищ не имеется». Иногда краткие упоминания о существовании таких «насыпей, валов, окопов или батарей» дополнялись пересказом местных преданий: «В селе Артюшкове насыпь называется городище находится под рекою Сеймью с восточной стороны от поселения в 100 саженях, о котором в народе предание говорит, что на этом городище была слесарня и жил в ней слесарь, но чем занимался неизвестно. В деревне Ишутиной насыпь называется городище неподалеку от реки Сейми и урочища Бельдяги, от поселения в одной версте ... в народе предание говорит, что на том городище скрыто разное военное оружие, что на нём жил какой-то знатный воин или разбойник» (ГАКО, ф. 4, ол.1, д.65, л. 104). И все же «Указатель» долгие годы служил хорошим подспорьем археологам и краеведам. Десятки памятников открыты по его данным, с его помощью.
Наряду с деятельностью КГСК по сбору информации об археологических памятниках, продолжается и работа различных исследователей по непосредственному изучению некоторых памятников.
В 1871 г. врачебный инспектор И. Ф. Тихомиров провел разведку курганов около Белогорского монастыря (с. Горналь). Стремясь привлечь внимание археологов к этим курганам, он помещает заметку в «Трудах курского губернского статистического комитета» (Тр. КГСК, 1874, С. 151 - 153). Там он сообщает, что наблюдал «множество полусферической формы курганов, высотою аршина в два, расположенных полукругом на пространстве четырёх вёрст от села Горналь до с. Рожественского, по гребню правого берега реки, частью находящихся в открытом поле, частью же заросших вековым дубовым лесом» (Тихомиров И. Ф. 1874: 151). И уже в следующем году исследование этих курганов начинает известный впоследствии археолог Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843-1911). Деятельность его является особой страницей в истории изучения археологического наследия Курского края.
Д. Я. Самоквасов происходил из черниговского дворянского рода, корни которого восходили к украинским казакам XVII столетия. Пройдя курс наук в Новгород-Северской гимназии и окончив в 1868 г. обучение на юридическом факультете Петербургского университета, он был оставлен при кафедре государственного права «для приготовления к испытанию на степень магистра» (Щавелев С. П. 1997, С.72).
Готовя магистерскую диссертацию о древнерусских городах, Д. Я. Самоквасов решает приступить к изучению вопроса от самых его истоков и для того заняться раскопками древних городищ. Намерение это было одобрено председателем И МАО графом А. С. Уваровым и в июне 1872 г. начинающий археолог обращается к курскому губернатору А. Н. Жедринскому, прося о содействии в задуманных им раскопках. Весьма заинтересовало Дмитрия Яковлевича географическое положение курских памятников - «на границе земель Славянской и Половецкой, с одной стороны, и на границе Северян и Вятичей, с другой»; а также «остатки древнего общественного быта народов, открытые в недрах их раскопками г-на Дмитрукова» (Щавелев С. П. 1997, С. 73). Губернский статкомитет выделил археологу 200 рублей.
В июле 1872 г. экспедиция приступила к исследованиям в Суджанском уезде. Объем проведенных за полевой сезон работ был весьма значительным. В ходе раскопок было исследовано 108 курганов — 86 курганов во второй группе (из них 19 содержали урновые трупосожжения) и 8 насыпей в третьей (из них в 2 были также найдены урновые трупосожжения). (Памятная; книжка..., 1894, С. 31; Тр. Ш ВАС, 1878, С. 205-208).
В 1875 г. Д. Я. Самоквасовым были заложены два шурфа на «Большом городище» около с. Горналь (современный Суджанский район), а также продолжены раскопки курганов той же курганной группы. Помимо того, им были проведены исследования курганов в Курском, Сумском и Путивльском уездах, обследовано Ратское городище. Среди захоронений в его округе было обнаружено несколько редких для этих мест сидячих погребений. (Памятная книжка..., 1894, С. 5-6). Результаты этих раскопок были обобщены, систематизированы и представлены исследователям на III Всероссийском археологическом съезде в Киеве (Тр. III ВАС, 1878: С. 203-204).
В 1891 г. Д. Я. Самоквасов вновь обращается к курским памятникам и раскапывает курганы эпохи бронзы у с. Воробьёвка Курского уезда. В самом большом (12 аршин высотой, 150 аршин диаметром) были заложены три боковые траншеи и в центре пробит колодец (16 кв. аршин). На материке обнаружен деревянный тлен и скорченное трупоположение головой на юго-восток, на левом боку, руки к груди, кисти у челюсти, ноги к туловищу. Под головой лежал бронзовый наконечник копья, а около скелета - фрагменты двух сосудов и зуб животного. В поле кургана было исследовано впускное детское погребение сарматского времени. Скелет ориентирован головой на восток, у ног помещался грубый глиняный горшок, у головы — скарабей и ожерелье из глиняных и стеклянных бус. При прикосновении стеклянные бусы рассыпались в прах.
Ученый заложил колодцы (от 10 до 15 кв. аршин) и на четырех соседних курганах, отличавшихся от первого своими меньшими размерами, благодаря которым их насыпи подверглись интенсивной распашке. В трех археологи обнаружили растянутые плугом остатки глиняных сосудов, а в четвертом — двух скорченников. В одном погребении тело сопровождал бронзовый наконечник копья и глиняная мисочка, во втором — грубый глиняный сосуд (Самоквасов Д. Я., 1891, л.16-17).
Дмитрия Яковлевича связывал с Курской землёй не один только научный интерес. В январе 1873 г. он женился на помещице с. Клинового Т. В. Шумаковой и с тех пор не раз гостил в доме тестя.
В очередной раз в Курск профессор Д. Я. Самоквасов прибыл в апреле 1909 г. Имя его в начале XX в. уже было широко известно. К этому времени он раскопал княжеские погребения в курганах «Черная могила» и «Гульбище» в Чернигове, славянские могильники в Горнале и Клюкве Курской губернии, некоторые другие памятники. Из-под его пера вышли: «Древние города России», 1879, СПб; «Основная хронологическая классификация и каталог древностей Д. Я. Самоквасова», 1892, Варшава; «Могилы русской земли», 1908, М.; «Происхождение русского народа», 1908, М. и другие. По инициативе Д.Я. Самоквасова и по разработанной им инструкции во многих центральных губерниях России (в том числе и в Курской) в 70-х гг. XIX в. было проведено анкетирование по учету памятников истории (Щавелев С. П., 1992, С. 257). Принимал Дмитрий Яковлевич и активное участие в работе ряда археологических съездов (III, V, VI, VII, IX).
В апреле 1909 г., когда Самоквасов читал в Курске публичную лекцию по теме «История культуры населения Русской земли по могильным древностям», он предложил членам КГУАК «заняться собиранием сведений о древних земляных насыпях» и провести раскопки в неисследованном тогда Обоянском уезде. Со своей стороны профессор внёс для этой цели не только весь чистый сбор от прочитанной лекции, но и еще сверх того 200 рублей. Предложение заинтересовало комиссию и 15 мая она просила Д. Я. Самоквасова прибыть и «преподать указания относительно означенных раскопок». Для сбора предварительных сведений о археологии Обоянского уезда поездку по нему предпринял один из членов КГУАК — управляющий акцизными сборами по Курской губернии Константин Петрович Сосновский.
Разведка была проведена в июле 1909 г. В результате К. П. Сосновский обнаружил 245 археологических памятников (217 курганов (в том числе 10 курганных групп), 5 могильников, 5 полей погребений, 4 селища, 14 городищ) и составил археологическую карту данного региона (Тр. КГУАК, 1911, С. 299-320, карта I). О результатах своих исследований Константин Петрович сообщил на собрании КГУАК 28 июля 1909 г. Комиссия приняла решение провести немедленные раскопки на открытом вторично Гочевском городище и находящемся рядом курганном могильнике (одни из первых сообщений: о городище и селище — А. Филиппенко 18 февраля 1901 г. (Филиппенко А., 1901), о селище и курганах — учительницей д. Хитровка Суджанского уезда Е. И. Резановой 19 августа 1904 г. (Резанова Е. А., 1911, С. 49).
Д. Я. Самоквасов «любезно принял» просьбу комиссии, а затем, в ходе исследовательских работ, «подверг обследованию» не только могильник, но также и песчаную дюну около д. Шмырево в 3 верстах от Гочевского городища.
Раскопки были проведены 18-26 августа 1909 г. Так как средств комиссии на проведение работ было явно недостаточно, Д. Я. Самоквасов остальные денежные расходы взял на себя. В исследованиях принимали участие К. П. Сосновский, П. П. ; Афанасьев, Н. И. Златоверховников, Ф. П. Амелин и А. Н. Кобылин. В ходе работ Дмитрий Яковлевич оказывал постоянную помощь членам КГУАК по вопросам методики раскопок, фиксирования материала и ведению полевой документации.
По сути дела раскопки носили показательный характер.
Опытный археолог по просьбе курских исследователей продемонстрировал им «образцовые приёмы работ по вскрытию курганов с соблюдением всех технических приёмов работ выработанных им долголетнею практикою» (Самоквасов Д. Я. 1915. IV). Сохранилось описание этих образцовых приёмов раскопок отражающих все особенности передовой археологической методики начала XX века: «Прежде всего Д. Я. Самоквасов объяснил слушателям значение линии, разделяющей насыпную часть кургана от материка, и настойчиво указывал, что эту линию исследователь не должен переходить ни в каком случае, пока не обнаружит пятна или обреза могилы под насыпью. Но чтобы знать, где эта линия находится в кургане при раскопке его шахтою, нужно изучить предварительно характер грунта, как насыпи, так и материка. Для этого Д. Я. Самоквасов приказал рабочим перерезать... полу пробного кургана вертикальной траншеей аршинной ширины и такой же длины, что концы её заходили по 1/2 аршина за обе стороны полы насыпи, а глубина траншеи была на один аршин ниже поверхности почвы, окружающей курган. Таким приёмом от насыпи был отрезан полусектор, и когда бока разреза были подчищены, то ясно выступили границы материкового и насыпного слоев земли; изучив тот и другой, Д. Я. Самоквасов приказывал вскрывать курган колодцем, не засоряя отвалами земли пробной траншеи» (Самоквасов Д. Я., 1915. С. IV).
Всего было исследовано 287 курганов, а также небольшие участки на площадках городищ и поселения (Самоквасов Д. Я., 1915. С. V). Раскопки велись с размахом, особенно когда развернулись исследования распаханных насыпей. Поскольку крестьяне уже начинали на поле посев озимых, Д. Я. Самоквасов поставил на раскопки около 80 рабочих сразу. «Подняв лопатою 2-3 аршина насыпи и найдя погребение уничтоженным, каждый копщик быстро переходил к следующей насыпи и руководителю работ в эти два дня раскопок (24-25 августа) пришлось потратить много сил, чтобы поспеть туда, куда призывал его сотрудник для выяснения своих затруднений, (Самоквасов Д. Я.,1915. С. V). Спешность и размах работ были отчасти следствием спора который поднялся между участниками экспедиции вечером 23 августа. Они горячо обсуждали вопрос: «В какой срок должен уничтожиться распашкою курганник, даже такой исключительной величины, как Гочевский?» Итогом спора стал печальный вывод, что через 8 лет на могильнике нельзя будет сыскать ни одного погребения. После этого Д. Я. Самоквасов заявил, что он «не может допустить потери для науки тех вещей, которые заключены в начатых распашкаю курганах, и в таком случае должен, по возможности, все такие насыпи вскрыть» (Самоквасов Д.Я., 1915. С. V).
После окончания работ все находки, за исключением инвентаря двадцати шести курганов, которые Д. Я. Самоквасов взял с собой для более подробного изучения, были перевезены в г. Курск для реставрации и подготовки к экспозиции. В ходе раскопок были обнаружены захоронения на уровне древней поверхности и в могильных ямах. В некоторых случаях были прослежены остатки ритуальных костров, свидетельствующих о сохранении языческих верований у населения города в древнерусское время. Инвентарь женских погребений был многообразен: налобные венчики, височные кольца, различные бусы, подвески, перстни, браслеты. По этим находкам удалось определить, что население Гочева было полиэтничным, то есть в городе жили выходцы из различных славянских племён (северяне, вятичи, радимичи, дреговичи), а также балты, финны и кочевники. Среди мужских погребений обнаружено несколько захоронений дружинного типа с предметами вооружения (сабли, топоры, кистени, наконечники стрел). Инвентарь основной массы курганов, однако, был достаточно беден, что объясняется религиозными представлениями древних славян о загробной жизни.
Одновременно с проведением реставрационных работ К.П. Сосновский под руководством Д.Я. Самоквасова подготовил к изданию «Дневник раскопок» и «Атлас Гочевских древностей» (Дневник раскопок, 1915; Атлас Гочевских древностей, 1915) Сам Д. Я. Самоквасов посещал Курск ещё раз в октябре 1910 г., чтобы посмотреть на работу своих сотрудников. Продолжительная болезнь и смерть 5 августа 1911 г. не позволили Дмитрию Яковлевичу увидеть эти издания, но его вклад в развитие археологии, его исследования не потеряли своего назначения до настоящего времени.
Работы по изучению могильника продолжались в течение ряда последующих лет. В 1910 г. преподавателем истории 2 курского реального училища, членом КГУАК Павлом Сергеевичем Рыковым было послано прошение на Открытый лист для производства раскопок данного памятника. Однако ИАК отказал в выдаче листа, мотивируя отказ тем, что запрос был направлен слишком поздно. В 1912 г. по повторной заявке, сопровождаемой рекомендацией К. П. Сосновского, такое разрешение на раскопки было дано. По этому Открытому листу и на средства ИАК (200 рублей) П. С. Рыковым было исследовано 109 курганов основного курганного массива в залесенной части могильника (Рыков П. С. 1923, с. 39-53). В 1913 г. выпускник Московского археологического института, служащий Курского губернского акцизного управления Владимир Сильвестрович Львович продолжил раскопки курганов. Им было исследовано 35 насыпей (Львович В. С, 1913). В 1913 и 1915 гг. член-сотрудник РАО Владимир Николаевич Глазов продолжил раскопки курганов (в 1913 г.— 105 и в 1915 г.— 101) с целью «выяснить устройство курганных насыпей», а также вскрыл часть площади городища «Крутой курган». У основания вала были заложены три подвижные траншеи общей площадью 560 м2, проходящие поперек площадки городища (Глазов В. Н., 1913; Глазов В. Н., 1915).
Вторая половина 90-х гг. XIX в.— середина 10-хгг. XX в. явились новым периодом в истории археологии Курского края. Это время активного изучения памятников силами губернских археологических и краеведческих учреждений, а также отдельных исследователей; накопления новых сведений, их систематизация и составление на этой базе археологической карты губернии (Тр. КГСK, 1863, схемы 1-2; Тр. КГСК, 1874, табл. I; Тр. КГУАК, 1911, С. 131-133, 299-320, карта I)
3 декабря 1901 года на общем собрании КГСК создается Историко-археологическая комиссия с возложением на нее следующих функций: проведение научно-исследовательских работ по изучению памятников, организация периодических археологических съездов, пополнение хранилища предметов древности, которое тогда же было передано в ведение комиссии, с целью создания в дальнейшем на этой базе исторического кабинета или музея; опубликование рукописей А. И. Дмитрюкова о курских курганах в комитетском сборнике. Председателем Историко-археологической комиссии был избран служащий одного из курских учреждений краевед-любитель А. А. Танков, членами - В. В. Лапин, Н. Г. фон Бюнтинг, И. И. Дубасов, Ю. М. Штокман и Н. И. Златоверховников (От. КГСК, 1902, С. 11, С. 22). Хранителем коллекций был назначен секретарь КГСК Н.И. Златоверховников.
КГСК прилагал немало усилий для как можно более полного изучения археологических объектов. Председатель комитета граф А. Д. Милютин неоднократно обращался к земским начальникам с просьбами сообщать о памятниках на территории их уездов, а именно: о пещерах или подземных ходах, земляных насыпях или окопах, курганах, каменных столбах, надгробных или иных камнях с надписями, развалинах или следах крепостей или других сооружений, или целых поселений; а также сообщать о находках каких-либо древних предметов: каменных топоров, кремневых стрел, металлических топоров, колец, стрел, разной, посуды или ее фрагментов, старинного оружия, скелетов вместе с вещами, кладов старинных денег (с сообщением времени и места находки) (Тр. КГУАК, 1911, С. 7).
Одним из примечательных событий в истории курского краеведения явилось открытие 18 января 1905 г. в г. Курске Историко-археологического и кустарного музея. Важную роль в дальнейшем изучении края сыграла и созданная 4 апреля 1903 г. Курская губернская ученая архивная комиссия (Шведова О. И., 1958 С. 392). Деятельность комиссии (КГУАК) была подчинена с одной стороны, ведению Санкт-Петербургского археологического института, с другой стороны - местному губернатору, который являлся ее попечителем. Однако деятельность КГУАК была затруднена целым рядом объективных причин. Во-первых, комиссия не была достаточно обеспечена материально. Поэтому ей приходилось прилагать значительные усилия для получения доходов от своих изданий, публичных лекций, членских взносов, субсидий от городских и земских учреждений. Один из директоров Московского археологического института И. Е. Андриевский называл архивные комиссии «самыми дешевыми установлениями России» (Шведова О. И., 1958, С. 378). Во-вторых, не были определены и ограждены законом ее права и полномочия. И, наконец, в-третьих, объем работы, возложенный на комиссию превышал ее материальные и людские ресурсы. Несмотря на вышеизложенные трудности КТУАК выделяла средства на изучение археологических памятников края. На эти средства членами комиссии проводились разведки и раскопки в различных частях губернии. Эти исследования являлись продолжением большой и плодотворной работы археологов и краеведов XIX в.
С 1905 г. начинается серьезное научное изучение курских памятников палеолитического времени.
Весной этого года на дне оврага недалеко от деревни Умрихино Старковской волости (современный Октябрьский район) весенними водами были размыты кости мамонта. Волостной писарь Даниил Умрихин обратил на них внимание учителя Старковской земской школы М. В. Пожидаева, который перевез в помещение школы два бивня мамонта общим весом в шесть пудов (96 кг).
О своей находке М. В. Пожидаев сообщил председателю губернской земской управы Н. В. Раевскому, по указанию которого в Старково, чтобы «попытаться раскопать весь скелет мамонта», отправилось четыре сотрудника музея наглядных пособий Курского губернского земства (Н. А. Никольский, Н. И. Чистяков, В. И. Попов, А. С. Бондарцев) во главе с директором музея А. Я. Минаевым.
Сначала исследователи, к которым присоединились М. В. Пожидаев и Д. Умрихин, произвели тщательный осмотр и составили подробный чертеж местности. Затем приступили к раскопкам, которые из-за твердости грунта оказались чрезвычайно трудны. Исследователям пришлось работать, сменяя друг друга, в две смены по три человека. Их упорный труд был вознагражден. Из земли извлекли куски черепа, зубы и позвонки крупного мамонта, которые после окончания работ перевезли в Курск и выставили в музее для публичного обозрения и научного изучения (Палеонтологическая находка, 1906).
В июле следующего, 1906 г., преподаватель Киевского Владимирского кадетского корпуса, археолог-любитель полковник В. П. Каншин совместно с земским начальником К. Н. Родионовым вновь исследовали Умрихинское местонахождение.
В ходе предпринятых раскопок они обнаружили несколько костей мамонта, две из которых несли следы обработки древними орудиями, а также «грубо обделанный топор палеолитической эпохи« и фрагменты лепной керамики (Каншин В.П 1911, с. 115-116). В этом же году В. П. Каншин исследует археологические памятники бассейна р. Большой Курицы: Липинское и Гнездиловское городища, курганы и могильник у этих городищ; собирает подъемный материал, а также производит раскопки двух курганов и нескольких бескурганных погребений около Гнездиловского городища. В курганах были обнаружены, значительно поврежденные распашкой, погребения по обряду трупосожжения, а в бескурганных погребениях — трупоположения головой на запад, обсыпанные золой, в. головах и ногах — погребальный инвентарь (посуда, кости, животных и птиц) (Курский сборник., 1907, с. 66-67).
В 1907 г. исследования в этом же районе проводил В. Е. Данилевич. В работах также принимали участие члены КГУАК: А. Н. Кобылий, К. Н. Родионов, Н. И. Златоверховников, Н. Н. Лоскутов. Был раскопан курган около д. Лукино. В ходе работ обнаружено углубление ниже уровня древней поверхности для Погребения, но самого погребения обнаружено не было. Затем была заложена траншея на селище у Липинского городища. На основании раскопок был сделан вывод, что селище представляет собой двухслойный памятник. Кроме этого заложено три раскопа на Липинском городище. В ходе работ были обнаружены жилые и хозяйственные сооружения, а также многочисленные предметы обихода, украшения, орудия труда. Полевой сезон завершился разведкой в районе д. Старково, д. Липино, д. Лукино, с. Дьяконово. В результате разведки было обнаружено 27 курганов, 3 многослойных городища и 3 неолитических стоянки (Тр. КГУАК, 1911, с. 127-133). В 1909 г. в ходе разведки В. Е. Данилевич обнаружил еще несколько курганов около дороги из д. Костырное (Касторная) Курского уезда в д. Моква.
В 1910 г. курский археолог-любитель А. Н. Александров по поручению Императорского Московского археологического общества производит археологическую «экскурсию» в долине р. Сейм между Льговом и Рыльском и среди прочих археологических памятников исследует неолитическое местонахождение «Котовец-остров».
Не отставали от курян и уездные краеведы. Так, в Дмитриеве «ходячей летописью уезда» считался А Е. Говоров, собравший богатую коллекцию монет, старинной утвари и оружия. Член комитета по устройству XII археологического съезда Н. И. Алякритский, проводивший на территории Дмитриевского уезда летом 1901 г. «археологические розыски» сообщал, что «от одного из соседних помещиков, Александра Евгеньевича Говорова, я узнал, что Дмитриевский и соседние с ним уезды представляют в археологическом отношении весьма значительный интерес. ...Г-н Говоров, будучи археологом-любителем, производил раскопки на городище Моргинецком, Ладыгине, Злыдине, в Городище и Лекше и добыл до двух десятков скелетов, довольно хорошо сохранившихся, а также глиняные черепки, каменные стрелы, ножики и т.п. Я не имел возможности ознакомиться со всей коллекцией, так как она не была приведена в порядок, но Г.Говоров дал мне обещание, если только не помешают ему какие-либо непредвиденные обстоятельства, познакомить предварительный комитет со своими исследованиями, составить карту городищ и курганов и прислать свою коллекцию для выставки. Ему очень хотелось совершить со мною несколько экскурсий и сделать кое-какие раскопки, но, к сожалению, страдная летняя пора не позволила ему уделить на это времени» (Алякритский Н. И., 1902. С. 1-2). Вероятно, карта археологических памятников Дмитриевского уезда так и не были никогда составлена из-за «непредвиденных обстоятельств», а коллекция находок едва ли пережила смерть своего создателям Другой "местный любитель древностей" из Дмитриевского уезда — Лев Михайлович Кусаков - также производил самостоятельные раскопки. Так, им были исследованы курганы близ! городища у с. Береза, «в некоторых были найдены человеческие небольшие кости» (Преображенский А., 1928. СИ).
В Государственном архиве Курской области хранится интересный документ, показывающий какой путь проходили иногда находки, прежде чем попасть в созданный при КГУАК историко-археологический и кустарный музей. Это — датированное И марта 1909 г. заявление члена КГУАК, преподавателя Корочанской гимназии статского советника Т. В. Проскурникова, в: котором он сообщает следующее: «Недавно ко мне на дом учеником Корочанской Александровской гимназии VII-го класса В. Моддинским доставлен громадной величины зуб мамонта (расколотый пополам) весом около 8 фунтов. По моим распросам о месте находки ученик Модлинский дал такие небольшие разъяснения: зуб этот найден случайно одним крестьянином деревни Березовой Обоянского уезда, во время купания летом на берегу реки Псла (у истоков его), в имении Питры: в нескольких верстах от станции Прохоровки Южной железной дороги.
В виду того, что такая находка имеет научную археологическую ценность для местного края, по соглашению с владельцем этой находки честь имею просить архивную комиссию поместить означенный зуб в Курский музей означенной комиссии» (ГАКО.ф.2:оп.1.д.11).
Недостаточная подготовка членов КГУАК не всегда позволяла правильно использовать средства, которые имелись у комиссии на научные исследования. Подтверждением этому является «сенсационное археологическое открытие» ее членами интересного природного образования, известного под именем «щигровского сфинкса». «Сфинкс» до настоящего времени находится недалеко от входа в Курский областной краеведческий музей, и любой человек может полюбоваться этой действительно небезынтересной находкой. Это крупный, очень эффектный монолит из крепкого сливного кварцитного песчаника, по форме сильно напоминающий безногого коня с укороченным мощным туловищем и тяжелой, как бы стилизованной, головой. Он был обнаружен в овраге «Волчий верх» недалеко от с. Плоховки Никитской волости Щигровского уезда и: принят за загадочную, неизвестно какой культуре принадлежащую' древнюю скульптуру. Заблуждение было настолько велико, что 16-17 июля 1910 г. в районе находки «сфинкса» были предприняты раскопки под руководством К. П. Сосновского. И, хотя в ходе работ было найдено лишь два кремневых отщепа, которые, естественно, не прояснили вопроса о происхождении «сфинкса», он был восторженно описан как замечательное произведение древнего искусства (Тр. КГУАК, 1915, с. 11-14). Однако для уточнения общей картины необходимо отметить, что тогда же была высказана версия о естественном происхождении «сфинкса», впоследствии подработанного человеком для использования в качестве фетиша. В действительности это просто интересная игра природы.
Но, даже при наличии подобных ошибок, КГУАК и ее членами был открыт ряд подлинных древних произведений искусства. В 1910 г. А. Н. Кобылин опубликовал результаты своих исследований о «каменных бабах» на территории Курской губернии (Тр( КГУАК, 1915, с. 27-28). Всего на данной территории в это время находилось 10 каменных изваяний. О пяти из них имелись достоверные данные, как привезенных извне в конце XIX — начале XX вв. (в том числе и находящиеся в настоящее время около входа в Курский областной краеведческий музей) Остальные находились на территории губернии более длительный период времени. К сожалению, в названной публикации отсутствуют точные привязки к ориентирам изваяний, что, естественно, затрудняет определение их местонахождения и дальнейшей судьбы в настоящее время.
Множество сведений о находках на территории Курской губернии костей ископаемых животных, кладов древних монет старинных предметов находится в сообщениях уездных полицейских исправников, руководствовавшихся статьей 792 «Свода губернских учреждений», которая гласила, что «в случае, когда где-либо в стане будут найдены ... старые монеты и другие древности, или особенно замечательные произведения природы, становой пристав, узнав о том и получив сии древности ... представляет оные в Полицейское Управление, для отсылки к губернскому начальству» (ПСЗРИ. 1892. Т.II., ч.2. С.164). Примером такого сообщения может служить рапорт от 9 марта 1914 г., направленный Курскому губернатору обоянскнм уездным исправником. В нем сообщалось, что «17 февраля ... крестьянин слободы Пен, той же волости, Илья Иванов Логачев, бравши песок в поле между слободой Пенами и хутором Курочкиным на глубине 1 аршина обнаружил 3 человеческих скелета на которых висело 8 металлических знаков, в виде медалей, из них 2 знака утеряны.
Донося об этом и представляя ... найденные Логачевым 6 знаков имею честь доложить ... что на том месте, где обнаружены скелеты в прошлом году производились раскопки Управляющим Акцизными сборами Курской губернии» (ГАКО, ф.4, оп. 1, д. 635, л. 5).
16 апреля 1914 г. председатель КГУАК, которому переслали это сообщение, отправил обоянскому исправнику письмо: «Предлагаю объявить крестьянину слободы Пен Илье Иванову Логачеву, что найденные им 8 лунниц, из коих 6 представлены ... не представляют особого интереса в археологическом отношении и что не признает ли он возможным пожертвовать их Курскому историко-археологическому музею» (ГАКО, ф 4 оп. 1.д.635.л.7).
Помимо КГСК и КГУАК исследованием археологических памятников в конце XIX - начале XX вв. занимался ряд краеведов-любителей, часто не связанных с этими организациями, и поэтому их исследования были малоизвестны, и, практически, не использовались в научном обиходе. Среди этих исследователей необходимо назвать: Г. Сперанского (раскопки курганов у с. Голубовка в 1894 г. (Археологические известия. 1894, С. 263-269), М. Г. Халанского (палеолитические находки в Щигровском уезде, исследование пещер в Новооскольском уезде, Белгородской черты укреплений и древнего города Болховца в 1902 г. (Курский сборник. 1907, С. 51), Н. И. Алякритского (разведки и раскопки курганов и городищ Дмитриевского уезда в 1902 г. (Курский сборник. 1907, С. 52), М. П. Боткина (раскопки курганов в имении Солнцевка Беловского уезда), А. И. Иоста (находки костей и бивней мамонта у с. Крюково Беловского уезда) (Курский сборник. 1907, С. 54), Е. И. Резанову (разведки распаханных курганов и городища у с. Гочево Обоянского уезда в 1904 г.) (Тр. КГУАК, 1911, С. 49), А А. Спицын(Спицын А. А, 1899; Курский сборник, 1901, С. 98-99) и А. Н. Александров (Александров А. Н., 1913, С. 134-149).
На основании известных в настоящее время фактов можно сделать вывод, что были достигнуты довольно значительные успехи на поприще изучения археологических памятников Курской губернии. Подтверждением этому служит и тот факт, что материалы этих исследований входили в круг вопросов, обсуждавшихся на пяти Всероссийских археологических съездах: III и XI в Киеве в 1874 и 1899 гг., XII в Харькове в 1902 г., XIII в Екатеринославе в 1905 г., XIV в Чернигове в 1908 г.
К сожалению, изучение памятников не было планомерным и всесторонним по целому ряду причин: во-первых, КГСК, Историко-археологическая комиссия, КГУАК и другие исследователи не всегда имели достаточно средств для проведения работ. Во-вторых, они часто не имели много времени для своих исследований. В-третьих, краеведы-любители, проживающие в различных уездах губернии, нередко были слабо связаны с краеведческими учреждениями и друг с другом, что не позволяло с максимальной эффективностью использовать имеющие силы и средства. В-четвертых, среди краеведов-любителей было немало и таких, которые хищнически раскапывали курганы, губили ценные памятники с целью пополнения собственных «коллекций древностей».
В то же время, благодаря стараниям именно этих людей, до нас дошла масса ценных сведений о памятниках, следы которых до настоящего времени не сохранились. В первую очередь это относится к курганам, которые стали быстро исчезать в результате распашки. Именно они впервые поставили вопрос о планомерном изучении памятников, всестороннем исследовании и спасении их от уничтожения. Они прилагали немало усилий по созданию единой археологической карты и свода памятников Курского края (Златоверховников Н. И., 1902), стремились донести до населения знания об историческом прошлом Отечества путем чтения лекций, проведения выставок в залах Историко-археологического музея Курска, публикаций на страницах периодических изданий и т. д.
Эта работа была приостановлена в годы I мировой войны, а затем, практически свернута в 1918-1923 гг. после ликвидации КГСК на основании декрета Совета народных комиссаров от 15 сентября 1918 г. (Гос. архив Курской области., 1958, с. 57) и распада Историко-археологической комиссии. Но процесс изучения памятников археологии не могли остановить даже ожесточенные бои, развернувшиеся на территории Курской губернии вовремя гражданской войны.
До 1922 г. продолжала существовать КГУАК при п/отделе по делам музеев и охраны памятников искусства и старины, постепенно теряя своих старых членов С. В. Быкова, Н. И. Златоверховникова, Л. А. Квачевского, А. А. Кандаурова и пополняясь новыми — сотрудниками п/отдела Е. И. Ивановой, Д. Ф. Скорняковой, В. М. Васильковым, И. Г. Клабуновским, М. В. Васильковым (впоследствии заведующий губернским музеем) и другими. Последним председателем комиссии был заведующий п/отделом М. В. Васильков, а товарищем председателя Г. И. Булгаков — в это время сотрудник-специалист по истории п/отдела. По собственной инициативе продолжали практическую деятельность по изучению археологических памятников А» С. Раевский и Л. Н.Соловьёв.
Весной 1918 г. в с. Коренево Курской губернии между Советским правительством и украинской Центральной Радой начались переговоры и 5 мая было заключено перемирие. Краткой передышкой в ходе Гражданской войны решил воспользоваться известный археолог, библиотекарь ИАК Александр Сергеевич Раевский. Он собрался съездить в Лубны для свидания с эвакуированным туда братом, членом Каменецкого окружного суда Алексеем Раевским, на предмет устройства его семьи в связи со смертью отца, последовавшую в феврале (ИИМК, ф. 1/1918, д. 7, л.1). Не желая упускать удобного случая для возобновления исследований, он обратился в ИАК с просьбой о выдаче ему Открытого листа на Лубенский уезд «...для исследования местонахождения древних Лубен Х-ХII вв.; кроме того желал бы посетить урочище Солоницу под Лубнами, где был разбит Наливайко и село Лазорка для дальнейших, по стопам Ляскоронского, розысков Анненковского клада из Десятинной церкви; в самих Лубнах я желал бы сфотографировать предметы этого клада, хранящиеся в мужской гимназии и кое-что в Мгарском монастыре. Помимо этого,— писал далее А. С. Раевский,— так как мне удалось точно определить место древнего города Выри (XI-XII в.), то я просил бы ... дать мне Открытый лист на Путивльский уезд и небольшую сумму на разведку городища Выри» (ИИМК, ф. 1/1918, д. 7, л.1). Программа была весьма обширной, но А. А. Спицын, узнав о прошении, пред дожил ему ещё несколько расширить район разведочных работ и обследовать курганы и могильники у с. Пены О боннского уезда, известные еще по разведкам К. П. Сосновского. Для выезда в «ближнее зарубежье» тогда требовалось получить два спе циальных разрешения. Одно из них, что весьма показательно могло быть выдано «лишь гр(афом) Мирбахом или новым петроградским германским консулом, аккредитованным зараз для Великоросси, Украйны и Финляндии» — Брестский мир отдал Украину немцам (ИИМК, ф. 1/1918, д. 7, л. 6). Чтобы не терять даром времени, А. С. Раевский рассчитывал «до наступления июньских жаров» сразу выехать именно в Пены «по маршруту Петроград — Москва — Курск — Ржава (бывш. Клейнмихелево) — Обоянь, а с этой последней железнодорожной станции вдоль реки Псёла (Псла) до устья реки Пены и вверх по ней до с. Пен» (ИИМК, ф. 1/1918, д. 7, л. 6). К сожалению, работы не удалось осуществить в полном объеме из-за различных непредвиденных обстоятельств того смутного времени.
На территории края ещё гремели бои, а еще один исследователь Л. Н. Соловьев уже наносил на карту открытые им памятники археологии в окрестностях Курска. Родившийся в с. Медвенка Обоянского уезда, Лев Николаевич Соловьёв (1894-1967) закончил Харьковский университет и одно время состоял слушателем Московского археологического института. В 1912 г. он принимал участие в раскопках П. С. Рыкова курганов около с. Гочево Обоянского уезда, сопровождал его во время разведок в Островском уезде Псковской губернии в 1913 г. В 1916 г. получил свой первый Открытый лист на проведение раскопок около д. Толмачёво Курского уезда (Архив ИИМК. ф. 1, д. 125, л. 1об). В 1919-1921 гг.. будучи мобилизован в Красную армию, он исследовал окрестности г. Курска и составил их археологическую карту (ИКГОК, 1927, С. 12-33, рис 2). Наиболее интересные, находки этих разведок им были переданы в Харьковский археологический музей (ИКГОК, 1927. №4, С. 22)
СОДЕРЖАНИЕ |
|