авторы: А.В.Зорин,
Г.Ю.Стародубцев ,
А.Г. Шпилев

ЧАСТЬ I
История археологии

Глава 1.
Первые шаги (XVII-XVIII вв.)

Археология, а тем более археология славянская,— наука достаточно молодая. До середины XIX в. изучение древностей на территории современной Курской области не имело под собой никакой серьёзной научной базы и представляло лишь эпизодические «вспышки» интереса к тем или иным случайно обнаруженным археологическим объектам.

Самое первое письменное упоминание о подобной находке в Курском крае относится к самому началу XVII в. и связано с деятельностью промышленных артелей, добывавших в курганных насыпях и валах городищ селитру, использовавшуюся при изготовлении пороха и стекла. Именно благодаря деятельности селитроварщиков в XVI—XVIII вв. были уничтожены тысячи археологических памятников.

Известно, что селитра образуется естественным путем в результате жизнедеятельности микроорганизмов поглощающих азот из кислорода. Подобный процесс может происходить на поверхности стенок старых глубоких ям, в валах древних городищ и особенно в курганных насыпях, сложенных в древности из кусков дерна и нарушенного чернозема, а также в больших погребальных ямах под ними. Именно поэтому вышеназванные археологические объекты и стали использоваться в позднем средневековье как своеобразные месторождения этого крайне необходимого стратегического сырья.

При разработке вершины, полы насыпей и их склоны не использовались, так как селитра вымывалась из грунта талыми водами и извлекалась корнями растений.

Центральная часть выбиралась полностью, до дна погребальных ям, а найденные при этом вещи из драгоценных металлов, как правило, становились сырьем для ювелиров и шли в переплавку. Затем, выработав центральную часть, поворачивали вправо и влево к входу, идя по кругу. Так постепенно на месте археологического памятника появлялось кольцевое углубление

Выбранный чернозем складывали на водонепроницаемом грунте, чаще всего суглинке. В теплое время года чернозем поливали, перекапывали (обогащая кислородом), смешивали с крупнозернистым песком, древесным углем и шлаком. Лишь через несколько лет, когда все подготовительные работы считались завершенными, чернозем вываривали в больших котлах или выпаривали в металлических желобах и чанах. Собранный на поверхности или на дне казанов белый кристаллический порошок и был долгожданной селитрой, которую насыпали в кадки и мешки. Дальше вступали в дело торговцы, перекупщики или же поставщики государственных пороховых заводов.

Спрос на продукцию селитроварниц был чрезвычайно велик, так как сырье использовалось не только для изготовления пороха, но и при производстве качественных сортов хрусталя и стекла, лекарственных препаратов. Особенно этот промысел процветал на Левобережной Украине, где декретами польского короля в первой половине XVII в. была образована целая промысловая провинция - «Селитрянная держава», ведавшая селитренными разработками на Полтавщине, под Миргородом и в Среднем Поворсклье.

Селитродобытчики старались сосредоточить на одном месте и добычу и производство селитры, поэтому на месте расколок вырастали временные таборы, в которых проживали занятые на раскопках люди, строились склады с сырьем, громоздились груды чернозема, пепла и суглинка, дымились печи, на которых стояли котлы и чаны. Остатки таких полевых станов народ прозвал «майданами» (Варвянська Т. В., Супруненко О. Б., 1996. С. 28-33).

Селитру добывали не только на Украине, но и в южнорусских областях, в том числе и на территории Курского края. Так, в 1626 г. приказчик «селитренного мастера» Романа Гаврилова сообщил хозяину, что его работники в поисках земли, годной для выделки селитры, разрыли насыпь древнего кургана и обнаружили там настоящий клад. Гаврилов немедленно выехал из Путивля на место находки. В составленной лично Гавриловым описи найденного, перечисляются: «золота два прута, да 26 плащей,^(*) да 9 персней золотых и пугвицы, и иные мелкие статьи золотые и серебряные» (Оглоблин Н.Н., 1893. С.118). Сокровище доставили в Москву, где оно было «смотрено и ценено», а затем, по челобитью Гаврилова отдано ему обратно «на церковное строение». Комментируя отписку Романа Гаврилова, известный дореволюционный исследователь Н. Н. Оглоблин писал, что работники «селитренного мастера», судя по всему, уничтожили древний курган с находившимся в нем богатым захоронением. Гаврилов не упоминает о найденных в насыпи костях, но сам факт передачи находки на строительство церкви косвенно подтверждает это предположение. Видимо, промышленник «встретил в кургане костяки и, хотя убедился в отсутствии здесь признаков христианского погребения, тем не менее не мог не почувствовать некоторого уважения и к костям «нехристей»... К тому же нарушение могильного покоя издавна причислялось и причисляется русским народом к числу крупных грехов и ставится почти рядом со святотатством. Тем строже относился народ к прямому ограблению могил. Очевидно, и Гаврилов счёл своим невольным грехом вскрытие могилы неведомых ему покойников и поспешил «замолить» этот грех пожертвованием всего найденного клада на «церковное строение» (Оглоблин Н.Н.1893. С.122).

Подобные «антиархеологические» раскопки были довольно частым явлением в то время, но никакого научного значения они не имеют. Ни власти, ни рядовые обыватели не видели в курганах памятников старины, хотя, как отмечает Н. Н. Оглоблин, «чувствовали к ним какое-то бессознательное уважение» и «довольно внимательно» относились к их содержимому (Оглоблин Н. Н., 1893, С.123).

Такое «внимательное» отношение проявлялось и к другому типу археологических памятников — древним поселениям. В 1650 г. игумен мужского Рождественского монастыря Никодим в 15 верстах от Курска «отыскал на старом городище (Ратское городище), близ реки Рати, в земляном валу от древности вшедшие в землю, неведомо чьи палаты» (Памятная книжка..., 1860. С.48). Курский воевода князь Иван Михайлович Жмурка Волконский приказал снять с тех палат план и послать его в Москву к царскому двору, после чего по указу Алексея Михайловича «курскими разного звания людьми с оных палат ломан был кирпич и дикий камень» для постройки церкви Знамения Божьей Матери в Курске (Памятная книжка. 1860, С. 48). По свидетельсту автора очерка «...и до сих пор видны ясно остатки этого вала, сохранившего в себе множество кирпича и дикого камня. Открытие остатков каменного здания, с широко раздвинутым сводом, заставляет думать, что здесь была крепость; но когда именно она была устроена, кем и по чьему распоряжению,— на это не отвечает даже ни одно из местных преданий... Ответом может служить догадка (впрочем весьма основательная), что там, где существовал вал на реке Рати, было устроено нечто в роде крепостцы, из кирпича с диким камнем, ..., но что, разоренная каким бы то ни было нашествием, эта крепосца сохранилась только в небольших размерах, полуосыпанная и полуразрушенная, почему и нетрудно было игумену Никодиму принять стены ее за остатки каменных палат» (Памятная книжка... 1860, С.47-49 ). К сожалению, археологам до сих пор не удаётся отыскать на Ратском городище следов этой загадочной постройки.

Еще одно свидетельство относится к 1679 г., когда сотник черкасского Харьковского полка Иван Демьянович Смороцкий, копая землю для мельничной плотины в урочище Песочный Колодезь около городка Ольшанка (современная Харьковская область, Украина), на трехметровой глубине наткнулся на огромные кости. Позднее он сообщал, что кости «лежат взначь, преж голову, и руки длиною аршин по пяти, и ребра шириною по аршину, а длиною — сказать не знает, потому что те кости погнили и иструпорешили».

В феврале 1684 г. Смороцкий по делам приехал в Москву и, воспользовавшись случаем, зашел в Разрядный приказ, где сообщил о своей находке, «объявив» в доказательство гигантский зуб «волота» (великана). Далее сотник рассказал, что большая часть найденного скелета растащена любопытными, но в земле остались «волотовы ноги» и что «те кости откопать мочно» (Замятнин С. Н. 1950, С. 288).

23 марта того же года за прописью дьяка Любима Домнина курскому воеводе Алексею Семеновичу Шеину была отправлена царская грамота, в которой указывалось: «Послать по весне в те места из Курска кого пригоже и тому посыльному велеть того человека ноги откопать, а откопав, кости измерить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и написать на роспись и на чертеж начертить. Да о том к нам, великим государям, писать» (Замятнин С. Н. 1950, С. 288).

«Для досмотра и меры и чертежа Болотовых костей» 19 апреля 1684 года из Курска в Песочный Колодезь выехал сын боярский Максим Никифорович Анненков. Он встретился с Иваном Смороцким и, взяв в Ольшанке «градских людей сколько человек пригоже», произвел раскопки места находки. Результаты их были неутешительны: «Ныне на том месте тех Болотовых костей ничего нет, потому что де то место полая вешняя вода рознесла». Кости же , найденные ранее, «разных городов разобрали многие люди», а половина Болотова зуба, хранившаяся у самого Смороцкого «в пожарное время утратилась» (Замятнин С. Н., 1950, С. 288).

Рис 1. Грамота 1684 г — отчет Курского сына боярского М.Н. Анненкова
о раскопках «Волотовых костей»

Вероятно, обнаруженные И. Д. Смороцким кости «волота» на самом деле принадлежали одному из крупных ископаемых животных ледниковой эпохи, скорее всего мамонту. Несмотря на неудачу произведенных Анненковым исследований, дошедшее до нас в столбцах Белгородского стола Разрядного Приказа дело «о находке костей бывших людей — волотов» само по себе имеет большое научное значение. Это не только одно из самых ранних упоминаний местонахождения палеолитического времени, но и фактически первая русская инструкция по проведению археологических раскопок.

Начавшиеяся на рубеже XVII—XVIII вв. петровские преобразования затронули практически все стороны жизни российского общества, в первую очередь его привилегированных слоев. Рост образованности привел к увлечению историей и собиранию древних предметов. Впрочем это, как правило, не выходило за пределы московской и петербургской аристократии. Разница между отношением к прошлому образованного столичного меньшинства и косной провинциальной массой государственных служащих наглядно проявилась во время составления Российской Академией наук нового атласа России. В 1760 г. по губерниям были разосланы академические анкеты некоторые вопросы которых касались сохранившихся памятников местной старины, древних грамот и летописей. Из Нового Оскола на это отвечали: «В котором году оного город от кого и для чего сначала построен и какой герб имеет, о том виду в ново-оскольской воеводской канцелярии не сыскалось, понеже до 752 году при новооскольской канцелярии архива не имелось и за ветхостью канцелярии от течи многие письма погнили, коих и разобрать невозможно и при разобрании погнилых писем явилось три пуда и два мешка в них весом 5 пуд и 6 фунтов, о чем главною командою неоднократно донесено» (ГАКО, ф-30, оп.1,д. 74, Л. 111);

Впрочем, не все местные власти отговаривались «согнитием архивов». Донесение из самого Курска содержит ценное описание сохранившихся до того времени старых городских укреплений: «Город Курск ограждён земляным валом и деревянным палисадником мерою в округе всего города 55.5 сажен и оной палисадник весь сгнил и развалился. Прежде сего город Курск во 105-м году треугольной промеж рек Тускори и Кура на горе з дву сторон реки, а с третьей московской стороны учинен ров, которой вышины и глубина четыре сажени и с одним малым аршином и старое городовое строение стены и башни всё погнило и опало. А во 185-м году на том же месте построен в нём лес дубовой кои ныне весь погнил и опал...» (ГАКО, ф-30, оп.1,д.74,л.78-79).

Любопытное сообщение поступило тогда в Академию наук из Обояни. Помимо описания остатков старой Обоянской кре пости XVII в., там рассказывалось и о древних городищах — «в дачех Обоянского уезду в деревни Гочевой, в селе Долгом Колодези, в деревне Корочки... близ реки Пела деревни Суходолу на малых горах и значут земляные валы, а как те городища! назывались о том неизвестно» (ГАКО, ф-30, оп.1, д. 74, л. 86). I Это первое упоминание в литературе о известном памятнике археологии Курского края - Гочевском городище.

П р и м е ч а н и я

* «Повесть о граде Курске» (известная также под названиями «Сказание о Курской иконе Знамения Богородицы» и «Курский летописец») — древнейший историко-литературный памятник южновеликорусского происхождения, дошедший до наших дней. Он относится к циклу распространенных на Руси произведений, посвященных местночтимым чудотворным иконам. В своей наиболее полной редакции «Повесть» была составлена, вероятно, в 60 -е гг. XVII в. (последние по времени события, описанные в ней, относятся к 1660—1662 гг.) Имя ее автора неизвестно, однако можно с уверенностью утверждать, что он был жителем Курска. В настоящее время известно восемь списков «Повести», два из которых относятся к XVII, пять — к XVIII и один — к XIX в. Пять списков (в т. ч. древнейший) хранятся в ГИМ (Уваровское, Чертковское, Щукинское собрания), два — в РГБ (Румянцевское собрание) и один — в РНБ (Основное собрание рукописной книги). Подробнее об этом памятнике см.: Багалей. 1887.258-271;Евсеев. 1905:т. l,c.I—VII З-й паг., 1—172 4-й паг.; Раздорский. 1997: 298-299.