автор: Ю.В. Дегтярев

Реальность и надежды

Вся известная нам история человеческого общества доказывает, что крестьянство и бедность неразделимы, что в сохранении этой, порой регулируемой, бедности заинтересованы власти любого государства. Бесспорно то, что при достижении определенного уровня достатка человек перестает непосредственно сам заниматься крестьянским трудом, использует наемный или вовсе меняет вид деятельности.

Точно и прямо об этом говорит герой одного из произведений О.Бальзака: «Что с ними бы сталось, кабы мы все разбогатели? Сами они, что ли, стали бы пахать? Сами стали бы хлеб убирать?… Им нужны бедняки!». Вера в то, что власти и богатые стремятся умышленно держать деревенский народ в зависимости и бедности, прошла сквозь века, жива и в душах современных крестьян. Крестьянину во все времена давали понять и почувствовать, что его место последнее, крайнее в общественном устройстве, что самое большое, на что он может претендовать - это сытость и минимум бытовых удобств. Всякий городской обыватель, понятия не имеющий о жизни крестьянской, в любой момент мог попрекнуть и поставить в вину ему вдруг возникшее свое продуктовое неблагополучие.

Из века в век визитной карточкой крестьянина была ветхая лачуга, крытая соломой или тростником, с темными маленькими оконцами и грубо сколоченными дверьми. Бедностью своей «…крестьянин так же инстинктивно привязан к своему жилью, как зверь к своему гнезду или норе, и эта привязанность сквозила во всем устройстве лачуги… Крестьянин не расходует зря своих сил; на все, что ему принадлежит, чем он пользуется, он затрачивает ровно столько энергии, сколько нужно, и ни капли больше. За особой красотой он не гонится. Зато в насущных делах он - непогрешимый судья, он умеет соразмерять свои силы, и, работая на нанимателя, старается отдать возможно меньше труда за возможно большую плату». Это своего рода вынужденная защитная реакция крестьянства, способность приноравливаться к всякому труду.

«В силу своего общественного назначения крестьяне живут часто материальной жизнью, весьма близкой к дикарскому состоянию, чему способствует и постоянное общение с природой. Труд, изнуряющий тело, отнимает у мысли ее очищающее действие, тем более у людей невежественных…для крестьянина его нищета все оправдывает».

В конце XIX - начале XX века, с ростом в обществе буржуазно-собственнических отношений, «корысть завладела всеми помыслами крестьян», им стало «неважно, законен ли тот или иной поступок, не безнравственен ли, а только выгоден ли он для них или нет». Вполне честный и нравственный крестьянин становится редкостью.

Революционная пропаганда поддерживала «неугасимую и ядовитую, жгучую и деятельную ненависть крестьянства к хозяину и богачу». Первый опыт неповиновения, а главное, возникшее в результате этого даже малое, но ясно видимое благополучие, послужили весьма дурным примером. Каждый крестьянин стал думать: почему бы и мне не пользоваться дровами из господского леса? Почему бы не накосить на господских лугах травы и не выпасать на них свой скот? Почему бы не собирать урожай с чужих полей? И т.п. Со временем это стало повальным явлением и вскоре превратилось как бы в законное право сельских общин. Пройдут десятилетия, и уже в советское время, уже у колхозного крестьянства, привычка к воровству разовьется необычайно сильно, и в его среде укоренится негласное правило: «Давайте жить воровством, только, чур, не попадаться».

К концу первого десятилетия XX века Россия стояла на пороге великих потрясений. Нужны были срочные действенные меры, чтобы их предотвратить, Одной из попыток не допустить революционного разрешения социальных противоречий была аграрная реформа П.А.Столыпина. Законодательные меры этой реформы ставили целью в относительно короткий срок добиться роста капиталистических отношений в деревне, которому препятствовали помещичье землевладение, общинное землевладение и бедность крестьян.

Главной целью ставилось создание новой социальной опоры в деревне в лице деятельного, предприимчивого мужика-кулака, для чего вводилась частная собственность на бывшую надельную землю, разрушалась община, части крестьян предлагалось переселение на свободные земли в Сибирь, создавались условия для образования хуторов и отрубов. Необходимо было оторвать крепких хозяев от основной крестьянской массы, и уже к концу 1907 года часть крестьян стала выходить из общины на хутора и отруба.

В 1908 г. в с.Полянском было 50 дворов, в которых проживала 381 душа: 186 мужского и 195 женского пола. Из этого количества в 7 дворах 24 души земледелием не занимались (священно-церковнослужители). Безземельных крестьян в селе не было, для сравнения можно отметить, что в соседних деревнях Жеребцово, Анпилогово и Орехово (Пименово) было соответственно 3,3 и 11 безземельных крестьянских дворов.

В 16 крестьянских дворах (79 душ мужского пола) на 1 душу мужского пола приходилось менее 1 десятины земли, в восьми дворах (22 души мужского пола) от 3 до 5 десятин, в трех дворах (5 душ мужского пола) свыше 5 десятин на 1 душу мужского пола. Семь дворов арендовало 27,5 десятин надельной земли; в восьми крестьянских дворах, имеющих надельную землю, не было рабочих лошадей (в с.Орехове - в 16, в д.Жеребцово - в 36, в д.Анпилогово - в 26 дворах), в пяти дворах была одна лошадь, в 20 - 2 лошади, в 14 дворах - 3 лошади и в 3 дворах - свыше 3 рабочих лошадей.

Для семьи в 6 человек в черноземной полосе для обеспечения прожиточного минимума необходимо было 8,5 десятин пахотной земли, 1,5 десятин луга и 0,5 десятин огорода. Выделялись основные группы надельного землевладения: крестьянская беднота - до 15 десятин на двор, середняки - от 15 до 20 десятин, крестьянская буржуазия - свыше 20 десятин; для сведения концов с концами в земельном состоятельном хозяйстве нужны не менее 15 десятин (в них входили пашня, усадьба, пастбища и сенокосы).

с.Полянское. Амбар постройки до 1917 г.
крестьянина Некрасова И.Ф. (фото 2002 г.)

На основе вышеприведенных данных можно заключить, что по меньшей мере 5 крестьянских хозяйств в с.Полянском к 1909 году можно отнести к зажиточным, кулацким, и около 30 дворов были бедняцкими. Так, в начале XX века в среде бывших извечных крепостных крестьян с. Полянского появились свои «богачи» - дети и внуки тех, кто когда-то сам гнул натруженную спину на помещика. Пройдет совсем мало времени, и уже они станут принуждать к труду на своей земле подобных себе по происхождению односельчан, зачастую проявляя большее высокомерие и немилосердие, чем бывшие родовитые хозяева их. В самой крестьянской среде подспудно стали нарастать озлобленность и зависть к более удачливому и предприимчивому соседу, односельчанину. Тем, кто не один век был уравнен крепостнической нищетой, теперь внутренне, на уровне подсознания трудно было принять отсутствие уравненности в достатке. Бедного безжалостно ковырял один вопрос: как случилось, что такой же лапотник, как и он, с такими же правами, получил больше возможностей и сумел их реализовать? И зачастую каждый виноватил не себя, не свою житейскую нерасторопность, а корил неправедностью удачливого, сумевшего «пойти в хозяйственный рост». А иные по русскому обычаю и вовсе принимали бедность за образ жизни своей, прикрываясь непритязательностью, находя радость и утеху в общедоступном, или просто ударяясь в пьянство.

с. Полянское. Дом постройки до 1917 г. крестьянина Киреева И.В.
(фото 2002 г.)

с. Полянское. Амбар постройки до 1917 г. крестьянина Киреева И.В.
(фото 2002 г.)

В этот же период начинают рушиться традиционные нравственные устои крестьянства, лживость и эгоизм становятся нормой. И уже в 1917 году, в канун октябрьского переворота, корреспондент губернской газеты восклицает: «Что слышишь и видишь теперь в деревнях? Везде отравление самих себя всевозможными суррогатами, пьяные бесчинства, грязь, лень невежество, обман, разврат, кулачное право, кражи, погромы, пожары… Человеческие страсти вылились наружу».

Так устроено человеческое общество - духовное сближает, приводит к единению сердечному; материальное, наоборот, разобщает людей.

Однако следует отметить, что в годы столыпинских реформ мало крестьян с.Полянского выделилось, вышло из сельской общины. Возникли изменения другого рода. К северу от села бывшие помещичьи земли были заселены выходцами в основном из деревень Нартовой, Дрябловой и Анпилоговой, и получилось так, что д.Дряблово почти «срослась» в единое с Полянским, а к южной границе села «примкнул» вновь поселенный хутор Крестище, получивший название свое по названию того места, где он возник - месту скрещивания, пересечения дорог из д.Жеребцовой в с.Полянское и из села в г.Курск.

Первоначально на хуторе Крестище обосновался пришлый из других мест, предприимчивый и хозяйственный Синяков Василий Михайлович. Пахотной земли у него не было, а только 1,5 десятины усадебной, но зато он состоял владельцем Полянской водяной мельницы, бывшей помещичьей, с которой имел неплохой доход.

За двором Синякова возникли дворы крестьян, вышедших из общины д. Саморядовой: Переверзева Павла Григорьевича и Переверзева Козьмы Павловича, потом дворы крестьян д.Тутовой: Тутова Петра Стефановича, Федосова Якова Васильевича, Хардикова Тимофея Дмитриевича, и снова дворы бывших саморядовских крестьян - Захарова Григория Васильевича, Суворова Ивана Егоровича, Переверзева Николая Николаевича, Суворова Матвея Ивановича, и в завершение еще три двора крестьян из д.Тутовой и один из д.Жиляевой: Федосова Павла Афанасьевича, Хардикова Иосифа Кузьмича, Тутова Антона Савельевича и Яковлева Григория Михайловича. Итого к 1920 г. на хуторе Крестище было 14 крестьянских дворов. Как самостоятельная административная единица этот хутор просуществовал не более полувека, и уже к 70-м годам стал просто частью, южной окраиной с.Полянского.

В 1914 году прихожанами Воскресенской церкви, кроме жителей самого с.Полянского, были жители села Петровского (Жеребцово), сельца Анпилогово, деревень Нартовой, Саморядовой, Жиляевой, Касторной, хутора Дряблово и хутора Крестище. В этом году родилось 195 детей (105 мальчиков и 90 девочек), было венчано 23 пары брачующихся. Причем немало невест было взято «со стороны», например из слободы Стрелецкой, с.Маслова, с.Долженкова, с.Старкова, с.Болычева, деревень Дроняевой и Липиной.

Но и местными невестами была по-прежнему богата Полянская округа. 7 февраля 1914 года родной брат Полянского мельника Василия Михайлова Синякова, 26-летний Сергей, венчался первым браком с 22-летней девицей Анной, дочерью крестьянина х.Крестище Якова Васильева сына Федосова. Были в эти годы и пришлые женихи, в результате чего появились новые для Полянской округи фамилии. Например, в д.Жеребцовой (сельцо Петровское) обосновался крестьянин из с.Станового Тимского уезда Пимен Давыдов Фокин. Какими-то судьбами попал в эти места и агроном Курского уездного земства Николай Иванов Садковский, и 7 июня1914 года в Воскресенской церкви стал восприемником при крещении (крестным отцом) новорожденного Тихона - сына Жеребцовского крестьянина Якова Алексеева Борзыкина. В этой же деревне Жеребцовой поселяется крестьянин Сурмин Дмитрий Петрович. На северной окраине с.Полянского новым двором обосновывается жеребцовский крестьянин Родион Фирсов Чекмарев с женой Евдокией Платоновой.

К 1914 году все состоятельные дворяне оставили свои поместья на попечение управляющих, а постоянно жить в приходе остались только мелкие, бедные представители этого сословия. Так, в 1916 году упомянуты по Воскресенской церкви дворяне: Стефан Яковлев Жиляев с женой Ираидой Сергеевой, дворянин Дмитрий Иванов Жиляев с женой Анной Дмитриевой и перешагнувшие 70-летний возрастной рубеж дворянин Иван Андреев Жиляев и его жена Мария Никанорова.

Дабы несколько оживить наше повествование и дополнить скупую информацию красками жизни, приведу пример происшествия, случившегося в 1907 году с вышеупомянутым дворянином Стефаном Яковлевым сыном Жиляевым. В сентябре этого года он за 80 рублей купил у крестьянина д. Нартовой Николая Николаевича Пучкова тёлку. В этом же месяце ее забил, а тушу сам вывез для продажи в г.Курск. «Предварительно привез ее «в мясной смотровой пункт для наложения клейма». В это время «к туше подошел неизвестный человек и заявил, что таковая есть украденная в его стаде корова, а себя назвал пастухом курского городского общественного стада, мещанином Прокофием Матвеевичем Мухановым». После чего объявившийся бдительный пастух обратился с доносом в полицию, и потомственный дворянин Стефан Жиляев был «посажен в камеру 1-й полицейской части, где и просидел в течение суток». За это время «мясо испортилось и потеряло цену».

Дворянин Жиляев обратился с прошением к «Его Высокородию господину прокурору Курского окружного суда», в котором просил наказать за ложный донос пастуха общественного городского стада Муханова, который он совершил, «дабы оправдаться перед лицами, которых коровы пропали» по его вине. В доказательство своей правоты он просил допросить жителей: д.Нартовой - крестьянина Федора Федотова Шматова, д.Саморядовой - крестьянина Николая Никанорова Пучкова, д.Жиляевой - Ивана Федорова Катунина, и купца г.Курска Владимира Сергеева Короткова, которому была «предъявлена кожа …телушки».

Интересно, что сам потомственный дворянин С.Я.Жиляев был абсолютно неграмотным, все прошение и даже росписи написаны доверенным лицом, неким писцом Бурц; так в документе и отмечено: «а за его неграмотного расписался Бурц».

Часто рассуждают о безнравственности нашего времени, утрате моральных принципов даже в семейных, родственных отношениях, наверно, это так. Но ведь возникло это не на пустом месте и след к истокам сегодняшней моральной распущенности тянется в далекое прошлое. И лжёт тот, кто говорит, что в прошлом всё было примерно, и лжёт, в лучшем случае, по незнанию своему, скудоумию обывательскому.

Приведу пример столетней давности из жизни всё тех же мелкопоместных дворян Жиляевых, иллюстрирующий нравы того времени и подтверждающий, что век тому назад страсти людские кипели не меньше, чем в современных многочисленных телесериалах.

В начале XX века в д.Жиляево проживал потомственный дворянин Сергей Андреевич Жиляев, имевший при этой деревне 35 десятин земли. В июне 1901 г. его жена, дворянка Мария Ивановна Жиляева обращается в суд и обвиняет мужа в прелюбодеянии. В те времена подтверждающее решение суда являлось законным основанием к разводу, с одновременным наложением церковного наказания на признанного судом виновным в прелюбодеянии.

Дворянка Мария Ивановна просила суд вызвать свидетелей: Федота Иванова Жиляева, Владимира Федотова Жиляева, Алексея Титова Жиляева, Афанасия Семенова Дронова, Леона Севостьянова Яковлева (все жители д. Жиляево), Федора Алексеева Горбулина, Ивана Ильина Долженкова (слобода Рашковская), Ивана Федотова Катунина и Афанасия Яковлева Катунина (жители д. Катуниной).

Первые три свидетеля должны были подтвердить, что муж состоял в «прелюбодейной связи» с крестьянкой Анной Мареевой Щедриной «ещ. за семь лет до женитьбы …, содержал её на отдельной квартире в д.Тутово, а потом перевёл в другую квартиру в д.Хардиково, сам её устраивал на обеих квартирах и постоянно заезжал к ней на ночевку совершенно открыто и свободно».

Остальные свидетели должны были удостоверить, «что означенная связь продолжалась и после брака… последние четыре года Щедрина помещена на квартиру деревни Рассыльной Рышковской волости, где муж … ее постоянно навещал и откуда е. увозил с собою в Курск в номера, что происходило даже в текущем 1901 г., а на страстной неделе этого же 1901 года открыто взял её к себе в дом в виде кухарки. Кроме того, свидетель Л.С.Яковлев сам по приказу мужа возил в Курск Щедрину в номера для мужа».

Однако, суд дворянке Жиляевой в вызове свидетеля отказал «за пропуском семидневного срока». Она жалуется в Харьковскую судебную палату: «В самом начале процесса … лишена возможности доказать». Жалуется, что муж выгнал «вон из дома» е. вместе с дочерью Александрою, «выбросил всё … имущество, принадлежавшее ей, просит взыскать с него на содержание дочери 3600 рублей».

В свою очередь, её муж, Сергей Андреевич, зовет в свидетели дворян: Алексея Титова Жиляева, Дмитрия Иванова Жиляева, крестьянина Алексея Ходыревского и ранее упомянутых Леона Яковлева, Ивана и Афанасия Катуниных. Всех свидетелей по просьбе Марии Ивановны допрашивали под присягой.

Обвиняемый, в свою очередь, показал, что жена «рассорилась» с ним и ушла в свой дом в д.Потапову. Признал, что живет с кухаркой, но в «любовной связи не состоял и не состоит… (она) выполняет лишь черную работу кухарки, ночует на кухне». Свидетели подтвердили, что «подсудимый отделав свой дом, посылал 2 раза за супругой, приглашая её жить вместе с ним, но она не поехала». Свидетель А.А.Ходыревский из д.Потаповой Старковской волости «видел, как жена выбрасывала вещи мужа из окна и кричала вон из дому».

По итогам судебных заседаний Курский Окружной суд определил дворянина С.А.Жиляева «признать по настоящему делу оправданным по суду», и «оставить без рассмотрения гражданский иск на 3600 рублей».

Интересна в этом деле и одна маленькая подробность: обвиняемому в прелюбодеянии дворянину Жиляеву в тот период было уже 62 года. Воистину говорят: «Седина в бороду, бес в ребро».

Всё повторяется в мире земном, поколения сменяют одно другое, и лишь людские первородные страсти неизменны, обреч.нно преследуют они человечество на протяжении всей его истории. И только неустанные труд и духовное воспитание способны укротить их, но лишь на время, до первого послабления воли и только в пределах одной конкретной жизни. Посмотрим на сегодняшнюю жизнь, на себя, на окружающих и во всем найдем доказательство сказанному.

В начале XX века по-прежнему высокой оставалась смертность крестьянского населения. Так, в 1914 году в приходе Воскресенской церкви с.Полянского умерло и было погребено на прицерковном кладбище 110 человек, причём только 23 человека из них старше 60 лет и 62 младенца в возрасте до 1-го года. В этом году в августе умер 77-летний крестьянин с.Полянского Роман Козьмин Козлов и в сентябре 71-летний Семён Федотов Некрасов, а еще прежде этого, «от старости», в марте месяце умерла 85-летняя вдова Параскева Филиппова Некрасова.

В 1916 году умерло 123 человека, в том числе 79 младенцев в возрасте до 5-ти лет и 17 человек в возрасте 60 и старше лет. Умерли: от «кашля», «водяной болезни», «головной боли», «слабости», чахотки, дифтерита, тифа, кори. Всего от дифтерита в этом году в полянской оруге умерло 36 человек. Заболевание возникло с конца апреля и продолжалось вплоть до Рождества следующего 1917 года. В самом с.Полянском от дифтерита умерли: 7 мая 4-летний Иоким - сын крестьянина Дмитрия Иванова Абросимова; 15 июля 10-летний Петр - сын крестьянина Ивана Никанорова Белева; 8 августа 3-летний младенец Трофим - сын крестьянина Якова Никифорова Киреева; 21 августа 7-летний младенец Козьма - сын крестьянина Андрея Иванова Козлова; 1 сентября 6-летняя Клеопатра - дочь крестьянина Михаила Иванова Козлова; 6 сентября 2-летняя Таисия - дочь крестьянина Михаила Михайлова Логвинова; 17 сентября 12-летний отрок Иоан - сын крестьянина Андрея Романова Козлова; 3 октября младенец Мария 7 лет - дочь крестьянина Алексея Леонтьева Киреева; 10 ноября 9-летняя отроковица Фёкла - дочь крестьянина Ф.дора Лукина Козлова. И это умершие от дифтерита только в одном с. Полянском. В этом же 1916 году в с.Полянском умерли от тифа: 45-летний крестьянин Никанор Васильев Афанасьев и 73-х летний крестьянин Ф.дор Козьмин Белёв.

Двадцатый век, несмотря на все надежды и стремления не принёс облегчения крестьянству, голод и болезни по-прежнему неизменно сопутствовали ему, а в скором будущем надвигались еще более страшные жизненные испытания.

В роковом 1917 году в с. Полянское при церкви было три двора духовных лиц, вместе со всеми членами семей в них проживало 9 душ. Население крестьянского сословия: в 38 дворах было 295 душ, в том числе 141 мужского и 154 женского пола. Всего в приходе Воскресенской церкви с.Полянского в этом году насчитывалось 500 дворов и 3677 душ православных жителей, в том числе 1839 мужского и 1838 женского пола. Самыми крупными по числу жителей в приходе были деревни Жеребцово и Анпилогово: 137 дворов, 941 житель и 118 дворов 837 жителей соответственно. Дворян в приходе было 41 душа (мелко-поместные дворяне). Раскольников, сектантов, евреев, магометан не было.

К 1921 году представителей дворянского сословия в приходе почти не осталось. По-прежнему в селе имелось три двора духовных лиц, но самих их с членами семей было уже 12 душ. Крестьянских дворов 557, жителей 3832 души, в том числе 1911 мужского и 1921 женского пола. За 4-х летний период прирост крестьянского населения составил 155 душ, в том числе 72 мужского и 83 женского пола.

Воскресенская церковь села Полянского была побогаче своих соседок: однопрестольной деревянной Введенской церкви села Орехова (ныне с.Пименово), в приходе которой были деревни Ванино, Хардиково и Тутово с 244 крестьянскими дворами, 1998 жителями и 72 десятинами церковной земли, и Дмитриевской деревянной церкви села Жердева, в приходе которой кроме самого села было всего две деревни: большое и малое Лукино, 129 крестьянских дворов и 1024 жителя, церковной земли 69 десятин.

Церкви с.Полянского, принадлежало 78 десятин земли, большей частью еще стародавней, писцовой. Это немало, если учесть, что у большинства сельских церквей Курского уезда было в среднем около 30 десятин земли.

Земля находилась «в бесспорном владении причта», - на нее имелись план и межевая книга, хранившиеся в церковном архиве. «Из вышеозначенной земли, 22 десятины в общем владении Косиновской пустоши и на означенную землю имеется план. Качество земли среднее и 22 десятины ниже среднего».

В 1917 году средний доход от земли составил 375 рублей. Земля Косиновской пустоши (22 десятины) находилась в 6-ти верстах к северу от с.Полянского, а остальная (56 десятин) «при церкви». Сенокосов не было, часть луговой («попов луг») использовалась под посадки овощей, а часть - для выпаса скота.

До революции какая-то сумма церковных денег церкви с.Полянского была размещена в банках, «доходы с капитала в 100 руб., положенного на вечное время» составляли 5 руб.

По законам и сложившимся традициям Православной церкви, вопросами сбора денежных средств, их хранения и использования, должен заниматься церковный староста. На должность эту избирался прихожанами храма, а затем духовным руководством утверждался (с публикацией в Епархиальных ведомостях) самый достойный, имеющий притом хозяйственную практичность и сноровку.

Все церковные старосты Воскресенской церкви, за малым исключением, начиная с середины XIX века были из полянских крестьян.

По истечению трехлетия службы церковного старосты, настоятель (священник) храма, как главное лицо в причте заблаговременно назначал день выбора нового старосты. На выборы приглашались Благочинный, причт и все прихожане.

Перечислим известных церковных старост Воскресенского храма: в 1888 году избран крестьянин Павел Марков; в 1900 году крестьянин Дмитрий Семёнов Суворов; в 1906 году утвержд.н в должности церковного старосты крестьянин Георгий Стариков. В период с 1912 года по 1916 годы церковным старостой был Семён Яковлевич Киреев. В его бытность ежегодный церковный доход составлял от 700 до 850 рублей. С 1917 по 1921 год, повторно был утверждён крестьянин Георгий Филиппович Стариков. В этот период старосты выбирались уже на пятилетие. При Г.Ф.Старикове первые три года дохода совсем не было, затем в 1920 г. - 800 рублей и в 1921 г. - 3200 рублей. С 1922 г. должность церковного старосты принял крестьянин Ф.дор Лукьянович Козлов. В его период ежегодные церковные доходы сократились до 300-400 рублей, а в последующие годы их не стало вовсе.

Любой храм, существует, прежде всего, на пожертвования граждан и прихожан его, в частности, это основная его статья дохода, основной источник материального обеспечения. Из него, на протяжении многих лет, в конечном итоге, складывается церковное благосостояние, о котором может рассказать внешний вид и внутреннее убранство церкви. Если есть община верующих и им нужен храм, то они изыскивают средства, строят его, и в дальнейшем содержат в надлежащем, приличествующем для храма Божьего виде. Сюда же включается и содержание священно-церковнослужителей этой церкви. Такова естественная логическая последовательность, в которой должен принимать посильное участие каждый верующий. Если же последовательность эта нарушается и инициатива и стремление по надлежащему содержанию церкви исходит не снизу - от прихожан, а сверху - от светских и духовных властей, то неизменно возникают многие проблемы, для решения которых приходится привлекать иные источники получения средств и доходов. И может случиться так, что церковь, утратившая обратную духовную связь с приходом, окончательно потерявшая «родных» прихожан, в конечном итоге превращается в памятник.

Одним из дополнительных источников дохода для церкви были причтовые церковные земли, как отмечалось выше, таких земель при Воскресенской церкви с.Полянского было 78 десятин. Одновременно эти земли были испытанноверным источником содержания деревенского, сельского духовенства.

Церковные, поповские доходы всегда смущали окружающее общество и практически во все времена в нем (в обществе) возникало стремление посчитать их (доходы), ограничить, привести к оптимальным или даже просто вовсе отобрать. Впервые проявил характер в этом деле П.тр I. В 1710 году по церкви с.Жердева была такая арифметика: «В нём (в селе) церковь во имя Великомученника Дмитрия Солунского чудотворца, той церкви данные 20 алтын да 2 гривна, да десятинный доход 10 алтын, казённых пошлин 3 алтына… попам 4-ре алтына, в домовой архиерейский доход 15 алтын».

Приход был низшей церковной организацией во времена духовного правления (до 1861 года). В нём должно было быть не менее 700 душ мужского пола.

Основная функция церкви - проповедь христианской православной религии среди прихожан, исполнение всех церковных праздников и обрядов, регистрация браков, рождений и смертей (до 1918 г.) Всё это уже выполнялось силами священно-церковнослужителей и требовало от них затраты многих сил и здоровья, к тому же ещё они должны были кормить и содержать свои семьи. Проблема материальных средств для духовных лиц всегда была острой. Духовенство вынуждено было брать (драть) с живого и мёртвого. «Положение же сельского духовенства отягчается ещё и тем, что брать оно вынуждено с народа малоразвитого, в большинстве забитого нуждою и бедностью, на отбытие всяких податей и повинностей дающего всё, что можно дать… и юридически, и нравственно - обязано оно во всех многоразличных случаях довольствоваться тем, что дают за труд его. Иначе - угроза доноса или самый донос в вымогательстве. Создаётся такое положение, что нередко и служба, и жизнь становится прямо невыносимые».

В 1906 г. Курский священник Н.Платонов выступая перед духовенством говорил: «Провожая своего сына на священнический подвиг, я не стал бы и не мог бы скрывать от него горькой истины и сказал бы ему: дорогое дитятко, пред тобою великое дело, соверши его и ты за него на небе получишь великую награду, но знай здесь, на земле перенесешь ты много унижений, горя и вместо награды, тебя назовут, быть может, чудовищем, с руками загребущими и с глазами завидующими, как еще в древних народных былинах назвали твоих предков. И если он все таки решиться надеть на себя рясу, то надеюсь сделает для святой церкви в 10 раз более чем любой из нас, не готовившийся ни к каким особенным подвигам и теперь уже не способный к ним».

В простом народе как-то исподволь формировалось и утверждалось, порой не без основания, а с началом XX века уже активно «подогревалось», мнение что попы «деспоты, корыстолюбцы» утаивающие чужие копейки, открыто обделяющие народ. Идти дальше в обвинениях было некуда.

Курский священник А.Козлов в 1906 году рассказывал о том, как встретил знакомого крестьянина, завел разговор с ним, «на вопрос, как поживает их батюшка, последовал ответ:

- Ничего порядочно деньжонок зарабатывает!

- Как так?

- Да народу много у нас помирает - сказывают, тиф в нашем селе ходит».

В 1908 году другой священник размышлял: «Наше время характерно оскуднением веры, бедно людьми и чистыми стремлениями. Мало и среди нашего духовенства людей с светлыми стремлениями с идеальными побуждениями, размениваемся и мы на гроши ... мамона и нас заедает, и нас забирает в свои цепкие руки и заставляет работать на нее, надо сознаться, что мы стали забывать о небе и думать только о земле».

Задерживаю внимание на подобных примерах и высказываниях дабы подчеркнуть что корни будущего массового неверия уходят гораздо глубже времен революционного безумства, и семя этого великого неверия было брошено уже в подготовленную, возделанную почву. Эти же примеры будут нам в помощь для понимания дальнейших событий произошедших в с.Полянском и его округе.

С упадком веры на Руси «мало стало благотворителей и благоукрасителей храмов Божиих, и многие древние храмы теперь не поражают нас своим благолепием, каким восхищались наши предки».

«Величественный Воскресенский храм села Полянского год тому назад (1909 г.) производил тяжелое впечатление. Но в прошлом году (1910 г.) в нем от неосторожности сгорел жертвенник. Этот несчастный случай помог прихожанам с.Полянского сплотится и по зову своего пастыря Иоанна Иванова, заново отремонтировать иконостасы, весь храм внутри и сделать новый жертвенник, который 4 февраля 1911 г. и был освещен благочинным священником Ф. Богословским с четырьмя священниками. Торжественное служение, пение двух хоров церковно - приходской школы села Нижне-Гуторово и местного, масса и из других приходов крестьян, которые не могли все поместиться в храме. Те же, которые были в храме, с особым удовольствием обозревали обновленный храм и с благоговением возносили свои молитвы. После заамвонной молитвы местным священником было произнесено слово о том, какое значение имеет храм для христиан и какие обязанности вытекают из понятия о храме по отношению к верующим. Перед молебным пением о. Богословским было произнесено слово вообще о значении храма и высказана была благодарность всем благотворителям и благоукрасителям храма, способствующим словом и делом обновлению Воскресенского храма с.Полянского.

Торжество закончилось скромной трапезой, за которою представители прихода делились впечатлением по поводу обновления храма со священно-церковнослужителями. Последние высказали свое пожелание прихожанам с.Полянского, чтобы обновленный Воскресенский храм был предметом постоянных забот прихожан и самым любимым их местом посещения»

1910 год был в 200-летней истории Воскресенской церкви последним годом, когда прихожане позаботились о благолепии и обновлении его. Всеобщее внимание к нему и февральская, торжественная служба 1911 г. были словно бы последней вспышкой света перед наступлением полной тьмы и забвения.

«По убогой, запущенной церкви ходит священник. Кадит и поёт: «Хвалите имя Господне, хвалите рабы Господа»… Поёт и кадит, а рабов-то и нет: в церкви пусто…».