автор: Ю.В. Дегтярев

О том, как легко ненавидеть

1902 год для Курской губернии ознаменовался не только проведением больших маневров и приездом самого императора и высших особ. На этот же год пришелся взрыв крестьянского движения по всей России, не миновавший, естественно, и Курский край.

Крестьянство, организованное в общины, являвшееся хранителем традиционных устоев русского народа, носителем народной культуры, обычаев и составлявшее ту часть населения России, откуда государство черпало главные людские ресурсы для решения общенациональных задач и обороны страны, это самое крестьянство вдруг по всей стране стало выходить из повиновения властям, показало себя достаточно грозной неконтролируемой силой. Крестьяне, подстрекаемые представителями разного рода партий, захватывали помещичьи земли и скот, производили погромы в имениях, самовольные порубки лесов, забирали и вывозили хлеб. Неурожайные 1898, 1901, 1906 годы и последовавший за ними голод в Поволжье, Черноземном районе, Грузии и Сибири полностью дестабилизировали обстановку в деревне. Слухи о восстании крестьян и разграблении ими дворянских экономий быстро передавались от деревни к деревне. Даже после подавления возникавших в разных местах бунтов и порой жестокого наказания зачинщиков в сельских общинах только усиливались ненавистные настроения к властям и местным богатеям

В начале XX века ускоренными темпами шло расслоение крестьян на разные по имущественному положению группы, в селах увеличивалось число безземельных крестьян, происходил процесс «раскрестьянивания», то есть отказ крестьян от сельскохозяйственного труда. Многие уходили на заработки в города и оттуда привносили в сельскую патриархальную жизнь революционное свободомыслие. Своим внутренним, природным чутьем мужик и без посторонней подсказки быстро приметил слабость, растерянность и безволие властей, почувствовал, что при всей внешней напыщенности и многозначительности помещик попросту боится его и все реже сам показывается в имении. Взводимая веками рабства пружина ненависти уже давно готова была сокрушительно выстрелить, и сил ее удерживать явно не доставало.

В августе 1902 г. в Курске были собраны сельские старосты и волостные старшины Харьковской, Черниговской, Курской, Воронежской и Орловской губерний. Перед ними с речью выступил царь Он «прощал» крестьян, хотя и порицал за разгром экономий. Одновременно Николай II обещал ряд уступок. Так, уже в марте 1903 г. была отменена круговая порука в уплате податей; манифестом от 11 августа 1904 г. было отменено право волостных судов приговаривать крестьян к телесным наказаниям; с крестьян слагалась вся недоимка по выкупным платежам, земским и мирским сборам, накопившаяся с 1 января 1904 г. Однако эти и другие полумеры крестьян не успокоили, не решался самый главный, вековой вопрос - вопрос земли. Потому с каждым годом все большее количество народа вовлекалось в крестьянское движение. Пик этого движения в России был отмечен в ноябре 1905 года.

Не осталось в стороне от этих событий и крестьянство Полянской округи. В самом селе Полянском в эти годы было относительно спокойно, а вот в соседних густонаселенных деревнях Анпилогово и Жеребцово страсти воистину «кипели», для наведения порядка пришлось привлекать даже войсковые подразделения.

Крестьяне д.Анпилогово со с своим помещиком и его семьей ладили. Предание выдает за верное, что Ф.Соколовский всю свою землю сдавал крестьянам в аренду за сходную плату, а часть земли просто передавал им в наделы. Причем в аренду крестьянам сдавались лучшие земли. Семья дворян Соколовских отличалась прогрессивными взглядами, ее представители в начале XX века организовали первую школу для крестьянских детей в д.Анпилогово, почти 40 лет преподавали в ней. Были в этой семье и революционеры, но об этом немного позже.

Недовольство крестьян вызывали местные богатеи из зажиточных крестьян и лавочников. Так, 18 ноября 1905 г. на усадьбе «мещанина Ивана Власова», имевшего в деревне лавку, и на усадьбе «крестьянина Гавриила Феоктистова»: «уничтожена плетневая ограда…, поломана часть ракит и уничтожено более 100 фруктовых присадков». Пострадавшие в 1906 г. внесены в список владельцев, «имущества которых подвергались разгромам и грабежам от преступных скопищ».

На рубеже XIX-XX веков снова меняется хозяин дворянской усадьбы в д.Жеребцово. От З.Н.Полежаевой старинные, еще анненковские, владения переходят дворянке Ольге Петровне Кушелевой. Она и станет «замыкающей» родовитой особой в 200-летней истории этого дворянского имения.

4 июня 1906 г. пристав 2 стана Курского уезда рапортом доносил, что «при проезде его через имение землевладелицы О.П.Кушелевой при дер. Жеребцовой в 10½ часов вечера с 3 на 4 июня, владелица Кушелева заявила, что крестьяне дер. Жеребцовой в течение последних трех дней по ночам производят самовольную пастьбу своих лошадей на ее, Кушелевой, распасе, состоящем из 25 десятин, что первые 2 дня было от 15-20 лошадей, а сегодня довольно много скота, вследствие чего отправившись на распас Кушелевой, где застал до 50 человек крестьян и свыше 100 лошадей; крестьянам было предложено добровольно согнать лошадей с выгона Кушелевой, но они этому требованию не подчинились… Причем крестьянин Григорий Иполитов Праведников высказал, что пасет скот на своем лугу, когда же приставом было сказано, на каком основании он называет чужую собственность своей, Праведников объяснить ничего не мог. Сельский староста Андрей Николаев Некрасов, подтверждая объяснения крестьян, объяснил, что по тем же основаниям он посылал пасть и своих лошадей и что удержать крестьян от самовольной пастьбы скота на распасе Кушелевой не в состоянии покуда не будет снято крестьянское сено».

В день приезда пристав сделал распоряжение о вызове и дознании трех крестьян, «узнанных на лугу», но к нему явилось «в возбужденном состоянии почти целое общество». Крестьяне заявили, что они «находятся в таком положении, что им негде пасть лошадей до снятия своего покоса и хотят просить владелицу разрешить им хотя только по ночам до 7 дней пасть лошадей на ее распасе». На просьбу крестьян владелица О.П.Кушелева согласилась и разрешила им пасти лошадей до 11 июня; «в виду же заметно сильно приподнятого настроения» сделано распоряжение о передвижении конной стражи из села Плаксина в д.Жеребцову и «усилено наблюдение за настроением крестьян этой деревни».

И уже 12 июня этот же пристав второго стана Курского уезда рапортом доносил, «что крестьяне сельца Жеребцова свои сенокосы до сих пор не убрали, скот по прежнему продолжают пасти на полях г.Кушелевой и не только на прежнем выгоне… на котором она разрешила до 11 июня, но и на лугу ея после снятия с такового сена, во всем проявляя в высшей степени своевластие, не обращая внимание на замечания экономии». Также пристав отмечает, что управляющий имением Кушелевой мещанин Евтропий Михайлов Мальков о происходящем ничего не заявляет, «очевидно делает это умышленно». «Отношения крестьян с экономией с каждым днем обостряются и настроение в высшей степени приподнятое, … прошел слух, что крестьяне дер. Жеребцовой 12 или 13 июня в целом составе общества хотят явиться в экономию и снять всех рабочих, во время чего может произойти и погром этой экономии».

Указывается, что необходимо усилить стражу, иначе «пристав будет лишен физической силы отразить даже первые попытки беспорядков». 12 июня послана телеграмма командиру эскадрона, расквартированного в с.Воробже, с распоряжением о передвижении из этого села в экономию Кушелевой одного взвода драгун.

В это же самое время неспокойной была обстановка в селах Покровском, Плаксине, в с.Мокве, «где в экономии Волкова волнуются крестьяне».

Управляющий имением Мальков заявил приставу второго стана, и содержание этого заявления было передано уездным исправником Курскому губернатору, «что во время уборки экономического овса крестьяне д.Жеребцовой … в течении 4-5 дней похитили овса до 50 копен». Опять же сообщалось, что «настроение населения д.Жеребцовой приподнятое», и управляющий имением «опасается за дальнейшее расхищение ярового хлеба в более значительном количестве».

В августе этого же 1906 г. в имение дворянки О.П.Кушелевой приехал ее сын. «Крестьяне, узнав, пришли в экономию к нему и просили дать в аренду землю под озимый посев, но сын отказал им, заявив, что это зависит не от него… а от самой владелицы, и крестьяне, попросив у него на водку, разошлись. Затем после его выезда опять пришли в экономию и просили управляющего дать им земли, прося сообщить об этом владелице, угрожая в противном случае явиться и запахать самовольно землю, на что владелицей прислан ответ, что разрешается крестьянам сдать под озимый посев землю и крестьянам было роздано 120 десятин парины уже приготовленной к посеву, по 15 руб. за десятину, крестьяне видимо остались довольны и никаких претензий не имели».

Однако уже в скором времени вновь пристав 2-го стана рапортом доносил, что им получены тревожные сведения «о готовящемся будто бы насилии со стороны крестьян д. Жеребцовой, просил о командировании отряда стражи».

По этому сигналу было отправлено 16 человек стражников «при старшем уряднике Петрихине», который лично отправился в деревню и узнал у управляющего, «что крестьяне деревень Жеребцовой и Пименовой с 9 июня месяца сего года начали предъявлять свои требования к экономии:

1) об увеличении 300 руб. за обработку экономических полей;

2) уменьшить арендную плату за землю;

3) предоставить свободный выпуск для скота.

Просьба крестьян экономии была удовлетворена».

8 августа в д.Жеребцово прибыл из Льговского уезда и «был расквартирован казарменно в экономии землевладелицы Кушелевой» полуэскадрон 29-го Драгунского Одесского полка «в числе 46 человек и 46 лошадей при поручике Александре Федоровиче Сукни».

Прибытие драгун последовало сразу же после рапорта уездного исправника на имя Курского губернатора следующего содержания: «3 августа …экономическая прислуга крестьянка д.Анахиной Дьяконовской волости Анна Васильева Сазонова, находясь на речке, услышала разговор крестьян, проходивших в числе около 15 человек мимо экономических построек, которые проходя разговаривали, что нужно идти сделать забастовку в экономии, побить окна в доме и разбить мебель. Какие крестьяне между собой вели разговоры неизвестно, так как Сазонова никого из крестьян д.Жеребцовой не знает. Дальнейшим опросом выяснено, что в экономии часто были порубки леса, которые управляющий не преследовал, а в июне месяце… в экономии было два пожара: первый 18 июня, от которого сгорел сарай с находящимся в нем сельскохозяйственным инвентарем, и 29 июня - изба лесного сторожа, оба пожара начались при закате солнца…

Из циркулирующих слухов крестьяне хотя и удовлетворены экономиею, но у них играет кровь к другим беспорядкам,… нельзя отрицать, что глухое брожение среди крестьян д.Жеребцовой и Пименовой идет, отчасти виноват сам управляющий Е.М.Мальков, который разрешает крестьянам являться в экономию толпою и не обращает внимание на их поступки, прощал им все, желая миролюбивым образом подействовать на крестьян, идя навстречу ихним требованиям, но это вызвало крестьян предъявлять новые требования к экономии и в настоящее время ходят слухи, что крестьяне собираются требовать от экономии дать леса каждому на избу, а если экономия откажет, начать рубить лес. Требования эти довели управляющего до болезненного состояния, он заболел грудной жабой, развившейся на нервной почве, под влиянием сильных волнений, что видно из свидетельства, выданного врачом… С другой стороны брожение крестьян вызвано вследствие подстрекательства прибывшего месяца два тому назад из города Москвы крестьянина той же деревни Ивана Дементьева Чекмарева, который ныне проживает в г.Курске на скотобойне, появляется в д.Жеребцово к своим родным, проживая по несколько дней, подстрекает крестьян к беспорядкам, заявляя, что земля принадлежит крестьянам, и что необходимо прогнать из экономии служащих и завладеть землей».

Неспокойно было и в прилегающей с запада к селу Полянскому деревне Дрябловой, земли которой, так же как и полянские, частью состояли в имении землевладелицы Кушелевой. 9 августа 1906 г. в д.Дрябловой «забастовали поденные рабочие в числе около 40 человек и отказались производить работы на молотьбе хлеба, требуя увеличения платы вместо 50 коп. в день 70 коп. и на экономическом продовольствии, причем угрожали, что не допустят никого до работ и разобьют хутор; несмотря на угрозы, экономия отказала им и заявила, что требования их удовлетворить не может, после чего все рабочие сейчас же согласились работать по прежней цене и приступили к работам».

21 августа 1906 г. полуэскадрон драгун «выбыл на прежнюю стоянку во Льговский уезд… а на место его того же числа прибыл в д.Жеребцову из Фатежского уезда» другой полуэскадрон 31-го Драгунского Рижского полка в числе 47 человек при двух офицерах». Пробыли они в деревне до 9 ноября, после чего выбыли в полном составе «на место постоянной стоянки в г.Кременчуг Волынской губернии».

Из года в год все сильнее «играла крестьянская кровь к беспорядкам», стремительно росло чувство безотчетной ненависти, чувство злорадного бахвальства непривычной почти безнаказанностью за бунтарство, возникало стремление еще и еще проявить свое неповиновение, и если уж не отнять, не урвать что-либо, то по крайней мере хотя бы увидеть, почувствовать затаенный страх в глазах тех, кто совсем недавно был непререкаем в своем могуществе. Такова психология всех веками унижаемых, обретших неожиданно силу.

Напуганная событиями 1906 г., помещица О.П.Кушелева решила продать жеребцовское имение, но покупателей долго не находилось. В дальнейшем она все же продала его земству, которое все приобретенные земли частично продало, а частью передало в аренду крестьянам.

Прекрасный анненковский родовой особняк - высокий двухэтажный кирпичный оштукатуренный дом на высоком сводчатом цокольном этаже, выполненный в строгом классическом стиле, впервые за свою историю опустел; жить остался в нем только новый управляющий.

Перед восточным фасадом дома был прекрасный, удивительной красоты парк. «Две парковые дорожки, пересекающиеся крестообразно в центре парка, формировали четыре равные симметричные квадратные боскета. Вдоль дорожек росли преимущественно липы. Внутри боскетов, вероятно, располагались фруктовые сады.

Своей южной стороной парк примыкал к каплевидному пруду, обозначенному еще на плане 1782 г…. с балкона главного дома открывалось прекрасное видение парка: отражающиеся в пруду партер с фонтанами и цветниками, цветущие сады, липовые аллеи, плакучие ивы…».

Коренной житель д.Жеребцово Банников Иван Семенович из рассказов своего отца вспоминал, что на пруду обитали лебеди, что в парке росли высоченные красавицы ели. Еще, по свидетельству его отца, босоногая деревенская детвора любила выбегать подальше на полевую дорогу и встречать едущую в богатом экипаже барыню или барчука - ее сына, и встретив, долго, до самого имения, с разноголосым гомоном бежали они вслед за поднимающей клубы пыли господской коляской, в надежде за назойливость свою получить что-нибудь от щедрот прибывшей хозяйки.

В 1918 году помещичья усадьба была разграблена местными жителями. В годы гражданской войны дом пустовал, затем на какое-то время в нем обосновалась местная коммуна; после разгона ее деникинцами здание сильно пострадало. В 1923 г. бывший помещичий особняк был передан для дома отдыха профсоюзу железнодорожников, который отремонтировал его и хозяйничал в нем до 1929 г. С 1929 по 1982 годы, с перерывом на военные годы здание с прилегающей территорией принадлежало школе.

С постройкой и открытием в 1982 году новой школы в д.Дряблово жеребцовский особняк вновь опустел, какое-то непродолжительное время был при нем сторож, потом велись пересуды и споры о продаже этого здания разным городским организациям, но в чем-то не сошлись и постарались об этом доме попросту забыть. В течение последующих 10 лет он подвергся разграблению и разрушению. Была разобрана не только кровля, но и стены, долго сопротивлявшиеся прочностью своей известковой кладки. В наше время это здание, пожалуй, самое старинное в области из подобных дворянских построек, переживших не один десяток лет советской власти, полностью утрачено. Кровавыми ранами битого кирпича зияют из дикой поросли отдельные фрагменты подвала - и все, словно и не было на этом месте прекрасного строения.

Парк, сильно пострадавший еще в первые годы советской власти, также практически уничтожен. Территория его поросла бурьяном и сорным кустарником. Сохранились только единичные экземпляры парковых деревьев, среди них выделяются три древних дуба. Особенно велик один из них - четырехсотлетний гигант, наверняка помнящий еще времена царя Бориса Годунова, а ныне мудро смотрящий из своего поднебесья на очередное «время разбрасывать камни». Наверняка стоял подле этого дуба и И.П.Анненков - строитель Воскресенского храма в с.Полянском, хозяин этого имения; видимо, не избежал прохлады его ветвей и последний барский кучер - бойкий, суетной крестьянин с.Полянского Роман Стариков; а сколько тысяч крохотных детских, горячих женских и сильных мужских рук касалось в раздумье коры этого дерева, сколько оно видело радости и горя людского… Дерево это, как намоленная икона, как осязаемая частица прошлого - священно.

Тогда, в конце XIX и в самом начале XX веков, именно дворянство взбудоражило и привело к неповиновению властям крестьянство, именно представители дворянского сословия выпустили «крестьянского джинна» и ввергли страну в революционный беспредел. Это они, опьяненные модным нигилизмом и одержимые «светлыми» идеями построения нового справедливого общества, создали целую сеть революционных организаций и повели непримиримую борьбу с самодержавием, вовлекая в нее все слои общества. В дальнейшем запущенный ими процесс во многом стал развиваться помимо их воли, инициативу и руководство перехватили другие, еще более радикально настроенные люди.

В революционерах были и представители дворянства Полянской округи. Наиболее видными и заметными в этом виде деятельности были дети помещика д.Анпилогово, «третьего отдела мирового судьи» Федора Львовича Соколовского, и его жены Марии Дмитриевны, урожденной Филипповой, внучки того самого действительного статского советника Федора Филипповича Филиппова, у крепостных крестьян которого в 1829 г. в д.Анпилогово «хлеба осталось только до урожаю нового в десяти дворах».

В семье дворян Соколовских детей было много, из известных: старшая дочь Анна (1868-1962 гг.), учительница; сын Лев (1870 г. рожд.), штабс-капитан; дочь Клеопатра (1871 г. рожд.); сын Смарагд (1872 г. рожд..), военный чиновник первых лет Советской власти; дочь Нина(1874 г. рожд.), учительница, революционерка; сын Донат (1876 г. рожд.); сын Борис (1881-1942 гг.), активный революционер. Итого семь душ.

Все они в той или иной степени принимали участие в революционной деятельности, но самыми активными были Нина и Борис. Они являлись членами партии эсеров (социалистов-революционеров), образованной в 1901 г. и претендовавшей на выражение интересов крестьян, рассматривавшей крестьянство как главную революционную силу.

Как уже прежде отмечалось, с начала XX века Соколовские всю свою землю (свыше 400 десятин) передали крестьянам в аренду, а в усадьбу деревни Анпилоговой наведывались редко, приезжая из губернского г.Курска, где проживали по ул.Семеновской, д. № 65.

Нина и Борис Соколовские были внесены в картотеку Курского губернского жандармского управления, которое вело за ними постоянное наблюдение.

Нина Федоровна Соколовская (партийные клички «Нина» и «Сова») - дворянка, «девица лет 24, роста среднего, брюнетка, лицо полное, круглое, матовое, нос толстый, большой… глаза темные, быстрые, походка быстрая. Одета: тальмочка серая котиковая, юбка черная, кофточка до колен теплая, с белыми перламутровыми пуговицами».

В 1907 г. жандармское управление ведет за ней беспрерывное наружное наблюдение. Например, за 12 марта отмечается, что она вышла «из дому в 11,5 час. дня к доктору Савицкому, где была 1 час, вышла и встретилась на Московской улице с «Поповой» и сестрой «Веселого» и двумя неизвестными, простояли 10 минут и, попрощавшись с ними, пошла к киоску, купила газету и зашла в магазин книги «Кооперация», где купила 2 книги; пробыла не более 8 минут, прошла на базар, купила в фруктовой лавке фрукты и проведена… в свою квартиру, больше выхода не было». И подобные записи за каждый день, в течение нескольких месяцев. По-своему интересны партийные клички курских эсеров: «Вертун», «Пухлый», «Гусь», «Рыжий», «Абрамка», «Чумак», «Папаха», «Невеста», «Кудлатый», «Буланый», «Красная», «Высокая», «Серая», «Скороход», «Плакса» и др. Все они, за малым исключением, люди молодого или среднего возраста, дворянского сословия или из мещан. Читаешь материалы о них и удивляешься тому, насколько увлечены они были своей «революционной игрой».

В годы Советской власти Н.Ф.Соколовская работала учительницей в г.Курске, в 30-е годы была репрессирована и отбывала срок в Казахстане, затем снова вернулась в г.Курск, после реабилитации еще какое-то время преподавала в совпартшколе. Прожила всю свою бурную и продолжительную жизнь одинокой незамужней женщиной.

Ее брат Борис Федорович Соколовский (партийная кличка «Нос») - революционер, занимавшийся активной деятельностью не только в г.Курске, но и в других городах России. 28 февраля 1907 г. он находился в г.Харькове на явочной квартире по ул.Костомаровской, дом № 8. В 12 часов дня туда явился полицейский наряд. Далее происходило следующее: «Ротмистр Свидерский, помощник пристава Федоров, городовые Морякин, Вакуленко и Фролов вошли в комнату, занимаемую студентами Череповым и Еремеевым, а городовые Ткач и Гебель остались в передней у дверей… никто не ожидал сопротивления. Когда указанные выше лица вошли в комнату студентов, то застали там шесть неизвестных мужчин и пожилую женщину, оказавшуюся прислугой в том доме…, которая на вопрос ротмистра Свидерского … ответила, что квартиранты ушли утром из дому. Ротмистр и полицейский пристав приступили к допросу присутствующих в целях выяснения их личности. Первый вопрос был задан одному неизвестному, который расстегнул пальто, вынул документ на белой бумаге и подал его ротмистру Свидерскому, причем заявил, что он только вчера прибыл из Белостока, но документа в Харькове не заявлял. Ротмистр Свидерский приказал приставу приступить к обыску присутствующих. Когда помощник пристава Федоров и городовой Морякин подошли к этому неизвестному, то он быстро вынул правую руку из кармана брюк с револьвером и начал стрелять в помощника пристава Федорова в упор. В это время раздались выстрелы со стороны других неизвестных. Городовой Вакуленко увидел грозившую опасность помощнику пристава, схватил стрелявшего в Федорова за плечо и повалил на кровать, но в это время раздался оглушительный взрыв… Бомба величиной в апельсин, завернутая в бумагу, была брошена из комнаты студентов в дверь в сторону передней, где стояли городовые Гербель и Ткач… Протоколом осмотра места взрыва установлено, что взрыв бомбы, судя по последствиям, был большой силы: … в передней разбиты все три двери и стены, так что потолок навис… Наружные каменные карнизы, навес крыльца, дымовая труба разрушены. Мебель в трех комнатах поломана, а стоявший в передней железом обитый сундук и содержимое его обращены в щепы и клочья. На ступеньках крыльца головой во двор лежал убитый ротмистр Свидерский, одетый в форму, причем вся одежда снизу до пояса оказалась уничтоженной и изорванной взрывом. В комнате студентов лежали убитые городовой Морякин и помощник пристава Федоров, одетые в форму, при оружии, которое не было вынуто. …На дворе дома, между ним и сараем найден убитым неизвестный молодой человек, державший в правой руке револьвер «браунинг»… После взрыва на улице был поднят раненый городовой Гербель, во дворе были ранены городовые Фролов, Ткач и Журавель, а в передней дома найден раненым один из неизвестных лиц, которые все и отправлены в больницу». Вот этим «раненым одним из неизвестных», отправленным в больницу, и был эсер Б.Ф.Соколовский, именно он и бросил бомбу.

3 марта в больнице от полученных ран умер полицейский городовой Гербель.

При осмотре на злополучной квартире были обнаружены «книги противоправительственного содержания», прокламации разного содержания, партийные программы, дневники, тетради, и среди них «2 общих тетради … где имеются записи Курского землячества, их взносы и ссуды со списком 35 членов и отчеты».

Борис Соколовский был доставлен в больницу в бессознательном состоянии «с признаками сотрясения и сдавления мозга». По сведениям жандармского управления, он привлекался к дознанию при Курском губернском жандармском управлении по ст.250 Уложения о наказании и скрылся из г.Курска. Опознание Соколовского подтвердил и его родной брат - «свидетель Донат Соколовский».

Потомственный дворянин Б.Соколовский вместе со своим товарищем, тоже потомственным дворянином Иваном Нелидовым, обвинялся: «в том, что в феврале 1907 г. в г.Харькове, объявленном состоящим на военном положении, вступил в члены преступного сообщества, которое заведомо … поставило целью своей деятельности насильственное … ниспровержение установленного основными законами образа правления Российской империи с лишением Государя Императора власти верховной и заменой нашего государственного строя демократической республикой».

Соколовскому, грозила смертная казнь, в лучшем случае бессрочная каторга. Но ему помогли местные врачи, видимо, также имевшие связь с эсерами. Они написали заключение, что «он страдает сумасшествием, развившимся после травмы головы, последовавшей 28 февраля 1907 г.»

9 августа 1910 г. «окружной суд по производстве нового освидетельствования Б.Соколовского признал, что он находится в настоящее время в состоянии душевной болезни - слабоумия, развившегося после травмы головы, т.е. в состоянии сумасшествия». Было ему в 1907 г. всего 25 лет, и был он к этому времени уже женат, имел дочь младенца, однако в период судебных разбирательств и болезни жена оставила его.

После Октябрьской революции Б.Ф.Соколовский перебрался на постоянное жительство в деревню Анпилогово, на место бывшей помещичьей усадьбы своих родителей. Как обычный крестьянин, обзавелся хозяйством, вторично женился на учительнице Гнездиловской школы Быковой Александре Емельяновне, которая в дальнейшем организовала 7-летнюю школу в д.Анпилогово в доме генеральши Варвары Дмитриевны Сукман. Генеральша Б.Соколовскому приходилась теткой по материнской линии.

Мужем Варвары Дмитриевны был бывший в конце XIX века при губернаторе В.фон Вале правителем канцелярии губернатора действительный статский советник Иван Васильевич Сукман, за долгую и усердную службу награжденный орденами: Святого Владимира 3 и 4 степени, Анны 2 степени, Станислава 2 и 3 степени и знаками «За устройство государственных крестьян». В небольшом одноэтажном доме этих дворян и организовала в дальнейшем семилетнюю школу вторая жена Б.Соколовского - Александра Емельяновна. В эту же школу перешла из Гнездиловской школы ее родная сестра - учительница Быкова Анна Емельяновна.

Родной брат Б.Ф.Соколовского - потомственный дворянин Смарагд Федорович, также был активным революционером. В личном архиве Соколовских сохранилось удостоверение, выданное ему в сентябре 1919 года главным артиллерийским управлением молодой Советской республики. В нем отмечено, что удостоверение «дано служащему Главного артиллерийского управления Народного комиссариата по военным делам Смарагду Федоровичу Соколовскому в том, что он состоит на действительной военной службе в Красной Армии, в Главном артиллерийском управлении с 23 ноября 1918 года, дня призыва, согласно приказа Революционного Военного совета…».

Соколовский Смарагд Федорович

Он же, С.Ф.Соколовский, в первые годы революции взял под свою защиту и семью дворян Сукманов, выхлопотав в своем московском управлении другую бумагу, которой удостоверялось, «что проживающие в г.Курске по улице Ленина № 55 кв. № 2 Варвара Дмитриевна и Иван Васильевич Сукман составляют членов семьи и находятся на полном иждивении красноармейца, служащего в Г.А.У. ответственного работника Смарагда Федоровича Соколовского, в виду чего Г.А.У. просит оказывать означенным выше лицам полное содействие и принять меры к ограждению имущества, принадлежащего им». Вряд ли выдававшие эту справку знали, какого ранга чиновнику царской России они просят оказывать «полное содействие» и «оградить имущество».

Проживавший в д.Анпилогово Борис Федорович Соколовский в годы советской власти уже не работал, и, как пострадавший в борьбе с царским режимом, получал от новой власти республиканскую пенсию, однако до последних лет своей жизни занимал активную жизненную позицию. В конце 20-х годов он был одним из организаторов первого в деревне коллективного хозяйства - колхоза им.Блюхера, самым первым передал свою лошадь в колхоз. По-видимому, до конца своей жизни он не изменил своим прежним взглядам и убеждениям, оставался преданным идеям революции. Можно только догадываться о его переживаниях и мыслях в период массовых репрессий 30-х годов, когда врагами объявлялись достойные и хорошо известные ему люди. Он переживал и даже занимался заступничеством. Здоровье его было очень слабым, полученная в молодые годы травма головы в зрелом возрасте терзала его физическими мучениями.

Соколовский Борис Федорович	Соколовская Анна Фёдоровна

Умер Б.Ф.Соколовский 8 февраля 1942 года, в период немецкой оккупации. Пасмурным и снежным февральским днем гроб с его телом на обычной крестьянской подводе привезли в с.Полянское и похоронили на местном приходском кладбище. Несколько пожилых крестьян и крестьянок, жена Александра Емельяновна, 13-летний сын Лев, сестра Нина, приходской священник М.Д.Асеев - вот, пожалуй, все, кто провожал в последний путь потомственного дворянина и революционера Б.Ф.Соколовского.

В 1947 году его жена и сын уехали из д.Анпилогово в г.Курск. Александра Емельяновна тяжело заболела и вскорости умерла У местных старожилов д.Анпилогово о ней и ее деятельности сохранились самые добрые, сердечные воспоминания, многие еще помнят свою любимую учительницу. Она, так же как и ее муж, была сознательной, идейной советской гражданкой, была волевым и сильным духом человеком. Хотелось, чтобы память об этом замечательном человеке сохранили и потомки.