автор: Ю.В. Дегтярев

Крепостной паралипоменон

Когда изучаешь документы XVIII, XIX веков, то невольно времена эти представляются не просветной тьмой рабства, одной сплошной черной полосой человеческого унижения, нищеты и забитости. И удивляешься тому, как смогли предки наши даже в этих условиях сохранить человеческое лицо. В любой день и час каждый из них мог быть продан, как могла быть продана любая вещь, или скот, причем зачастую цена последних была выше.

Ревизские сказки, кроме переписи крепостных, содержат сведения и пометки об их продаже, переводе и покупке, отправке в рекруты, дарении, отдаче в приданое. Мысли, чувства и желания этих крепостных в расчет, конечно, не брались, будто бы речь ведется вовсе не о людях.

Особенно худо жилось в селе Полянском крепостным помещика Тимофея Анненкова. У него больше других продано, отдано в рекруты и бежало крестьян, причем многие из них числились «в бегах» на протяжении нескольких десятков лет. Например:

Крестьянская семья 45-летнего Кондратия Антифьева сына Михалева в 3 ревизию (1763 г.) насчитывала шесть душ. В 1769 году, в возрасте 50 лет, умирает жена главы семейства - Акулина, и он получает в жены в том же году Марью 56 лет. В тот же год Кондратия «сослали» вместе с 20-летним старшим сыном Дмитрием, вторая жена Марья бежит. В «бегах безвестно» и 26-летняя Пелагея, жена сосланного Дмитрия. В 1771 г. 18-летнего младшего сына тоже Дмитрия отдают в рекруты. В итоге к 4 ревизии (1782 г.) эта семья перестала существовать.

Семья сорокалетней вдовы Катерины Киреевой дочери Колупаевой из пяти человек (1763 г.). В 1779 году в возрасте 19 лет умирает ее средний сын Марий. Сама она, старший сын и дочь передаются « во владение» помещику Матвею Анненкову, а у Тимофея Анненкова к 1782 году из этой семьи остается только младший 16-летний сын вдовы Степан.

В семье Степана Богданова сына в 1763 году было тоже 5 душ. В 1769 году отдают в рекруты старшего 17-летнего сына Сидора. Младшего сына, Александра, передают помещику Матвею Анненкову. В 1773 году умирает 16-летняя дочь Лукерья; в 1776 г. в возрасте 44 лет умирает сам глава семьи, а через два года и его 46-летняя жена.

Молодая семья Андрея Петрова сына Терехова из 5 человек. В 1765 г. умирает его 3-летняя сестра Матрена; в 1773 г. его, 18-летнего, отдают в рекруты, а жена Матрена, 25 лет, с этого времени «в бегах». В 1777 г. умирает 19-летний брат Василий, и в семье остается только младший брат Фентис, 22 лет от роду.

У Лаврентия Кондратьева сына Михалева в семье было шесть человек. В 1771 г. его 19-летнего шурина Андрея отдают в рекруты; в 1782 г. умирает жена главы семьи, 27-летняя Авдотья; в этом же году сам Лаврентий с 7-летней дочерью Аксиньей бежит. В этой семье остаются только вторая жена отданного в рекруты шурина, Настасья, 45 лет и племянник Лаврентия Фадей, 22 лет, о котором в 4 ревизию написано: «работать не может».

В 1748 г. помещик Тимофей Анненков покупает в Рыльском уезде крестьянина Максима Родионова сына Черкашенникова, 33 лет, вместе с тремя сыновьями: Афанасием, Семеном и Василием. Через два года все они бегут из с. Полянского, причем в год побега среднему Семену было 6 лет, а младшему Василию всего 2,5 года.

В том же году бежит из села крестьянин Иван Данилов сын Черкашенников, переведенный ранее из деревни Дроняевой.

В 1757 году бежит крестьянин Лука Михайлов сын Кулагин, купленный в 1751 г. у помещицы Н.М.Жиляевой вместе с женой Федосьей, которую после побега мужа отдают во владение помещику Матвею Анненкову.

Крестьянин Тимофей Емельянов сын Терехов, 36 лет, был куплен в 1748 г. вместе с сыновьями Тихоном и Данилой у однодворца Тутова Фатея Афанасьевича. После того, как в 1755 г. сыновья бежали, Тимофея вновь продали прежнему хозяину.

Во второй половине XVIII столетия у помещика Т.Анненкова в с.Полянском самой многочисленной из крепостных семей была семья крестьянина Павла Тимофеева сына Колупаева, в отдельные годы между третьей и четвертой ревизиями она насчитывала до 16 душ. Однако уже в 5 ревизию (1795 г.) этой семьи не стало, все члены ее были распроданы помещикам: М.П.Анненкову, орловчанам - племянникам Александру и Андрею Михайловичам Борзенковым и «госпоже Стефаниде Деменковой».

У помещицы Анны Анненковой (жена И.П.Анненкова) жил в селе Полянском крепостной крестьянин Аким Иванов сын Терехов с женою своею Евдокией Федоровой дочерью (в 1763 г. было им по 40 лет) и сыновьями: Тимофеем 5 лет, Петром 2 лет (1763 г.).

В 1765 г. жена умирает, и Аким женится во второй раз, опять же на Евдокии, но только Григорьевой дочери; было тогда ему 50 лет, ей 31 год. В 1774 году у них рождается дочь Мавра. Проходят еще годы, и в семье появляются две невестки - Стефанида и Ульяна, «взятые из д.Жеребцовой». В 1791 г. рождается внук Григорий Петров сын, подросшую дочь Мавру «увозят в д. Мишкову» Елецкого уезда. В 1795 году Аким Терехов в возрасте 72 лет умирает, оставляя вдовой свою 53-летнюю Евдокию.

Казалось бы, обыкновенная крепостная крестьянская семья, на которых стояла и выстояла Россия. Все бы ничего, да вот только одно слово - «однодворка», вписанное в сказках 4 ревизии ниже имени его второй жены, делает эту семью не обычной для того времени. Выходит, что второй женой крепостного Акима стала не крепостная, а вольная, свободная женщина (насколько это понятие может быть применимо к женщине той эпохи) из семьи однодворца. Что заставило, принудило эту женщину стать крепостной, выйдя замуж за крепостного, да к тому же почти на два десятилетия старше ее? Об этом пожелтевшая, измученная временем бумага молчит.

У этой же помещицы Анны в с.Полянском жила семья Авакума Иванова сына Терехова (старший брат Акима Иванова Терехова). В 1763 г. умирает его жена Федосья Яковлева дочь (40 лет) и его женят вторично на 16-летней крепостной «из деревни слободки Лукиной», взятой у помещика Я.Е.Лукина. Взамен помещица Анна отдает другому лукинскому помещику - Т.А.Лукину, также в замужество за крепостного, его Авакумову дочь, совсем юную Анну 12 лет. Такой порядок взятия крепостной для замужества отмечен записью «взята на вывод». С 1763 г. по 1780 г. умирают дочери Авакума Марья и Ирина; в 1769 г. умирает он сам; в 1780 г. бежит его сын Филипп. Вторая Авакумова жена Христина вместе с сыном Иваном, дочерью Мариной и внучкой Аграфеной (дочь Филиппа) в 1785 г. также бежала. За год до этого побега умирает другая внучка - Федосья. Сына Осипа переводят «в вотчину Орловского наместничества Мценской округи деревню Мишкову». В итоге из этой семьи в с. Полянском остается только десятилетний внук Кузьма, к концу XVIII века перешедший уже в собственность Авраама Анненкова.

Этот же помещик, получив от матери в наследство полянских крестьян Максима Афанасьева сына Мордина с женою Домной Ксенофонтовой дочерью, одаривает ими свою дочь-невесту Екатерину: «отданы в приданное за дочерью Екатериной».

Когда в ревизских сказках читаешь строки: «в бегах безвестно», задаешься вопросом, куда же бежали и где укрывались от помещичьего произвола эти люди? Первое возникающее предположение - бежали дальше на юг, где понятие «воля» еще оставалось реальностью. Отчасти это так, но только отчасти. Не будем переоценивать бунтарский дух русского мужика. Только самые отчаянные бежали «в дикие земли» к удалым атаманам. Обретение воли в этих краях одновременно полностью обесценивало жизнь. Потому не все решались на такое бегство, даже из числа доведенных до предела человеческого терпения. А многотерпением своим русский человек отличался исстари.

Итальянец А.Поссевино, в XVI веке посетивший Россию, записал: «Могло показаться, что этот народ скорее рожден для рабства, чем сделаться таким, если бы большая часть их не познала порабощения и не знала, что их дети и все, что они имеют, будет убито и уничтожено, если они перебегут куда-нибудь. Привыкнув с детства к такому образу жизни, они как бы изменили свою природу и стали в вышей степени превозносить все эти качества своего князя и утверждать, что они сами живут и благоденствуют, если живет и благоденствует князь. …И под палками, и чуть не умирая, они иногда говорят, что принимают это как милость».

Однако в с. Полянском и ближайшей его округе смелого, отчаянного народа, видимо, было немало, потому побеги от помещиков не были редкостью. Большая часть бежавших пыталась укрыться в ближайших губерниях и уездах, были те, кто искал убежища в монастырях.

Беглый крепостной д.Жеребцовой «Антошка повар» отыскался в 1760 г. в д.Мишковой Елецкого уезда, где его ловят и возвращают назад, «а про жену свою и дочь Парашку объявил, что остались в малороссийском Киевском полку, в местечке Остре, в доме у тамошнего обывателя казака Якова Гармона». От этого казака через месяц привозят «Антошки повара пожитки», а «жена его и дочь дорогою бежали». В июле следующего 1761 г. вновь «повар Антошка бежал». Семья эта и прежде 60-х годов была «в бегах». В 1754 г. нашли беглых Антошкиных «большую дочь Авдотью…, а потом и меньшую его дочь Прасковью из Сум привезли и выдали замуж». Еще одну дочь, Ольгу, отыскали у болховского купца Д.И.Шетунова, который к этому времени успел уже взять ее в жены. Помещик И.П.Анненков по этому случаю отмечает, что купец «женат на беглой моей девке Ольге поваровой Антоновой дочери», «которому дано своеручно письмо», «чтоб об ней не бить челом, и взять за нее с него 50 руб.».

Вот еще несколько свидетельств «Антошкиных проказ»:

- 1754 г. «Сысканный из бегов повар Антон Никитин сын Иванов отдан во владение мне по-прежнему и наказан кнутом»;

- 1755 г. «мая 5 дня поварова Антонова дочь… Прасковья, которая выдана была за мокрашанского крестьянина Евстафия Степанова, бежала»;

- 1756 г. «Сего под 7 число повар Антон… с женою из Жеребцова бежал».

Таковы перипетии судьбы 250-летней давности. И в те времена страсти и желания с неменьшей силой кипели в душах людских, как бы ни были они измотаны и замордованы жизнью подневольной. Так же, как и мы, с волнением в сердце, смотрели они на замуравевшие майские луга и рощи, осыпанные алыми розбрызгами восходящего солнца, и так же, порой до безрассудства, любили и ненавидели.

За 19-летний период между 3-й и 4-й ревизиями (1763-1782 гг.) в с.Полянском умерло 34 человека, в том числе 14 мужского и 20 женского пола; средний возраст умерших - 37 лет (мужчины - 36,8, женщины - 37,8 лет). Из общего количества умерших только шестеро были в возрасте 50 и старше лет (мужчины - 2, женщины - 4). За рассматриваемый период из села бежало 13 человек (9 мужчин и 4 женщины), 7 человек отдано в рекруты, продано 15 человек (мужчин - 7, женщин - 8); переведено в другие вотчины - 4 человека (мужчин - 1, женщин - 3); отдано дочерям помещиков в приданое - 4 человека; переведено из других вотчин в село Полянское - 21 человек (мужчин - 12, женщин - 9); куплено - 11 человек (мужчин - 10, женщин - 1); родилось и осталось в живых к 1782 г. - 32 ребенка (13 - мужского, 19 - женского пола). Такая динамичная статистика была в XVIII веке в селе, где численность крестьянского населения колебалось между 60 и 80 душами, и в редкие годы приближалась к 100.

Все эти простые люди с.Полянского, жившие в то, для нас теперь далекое время, с фамилиями: Терехов, Колупаев, Клюшев, Лукьянов, Михалев, Маев, Макуш, Мордин, Петров, Захаров, Богданов, Степанов, Стариковский, Черкашенников, и без фамилий (были и такие), все они, и хорошие и плохие, все без всякого исключения заслуживают внимания и памяти нашей, ибо история села соткана из отдельных биографий этих людей. Каждый из этих людей, пусть малой крупинкой, влился в общее, огромное тело истории этой земли, влился радостью и горем своим, смелостью и трусостью, созиданием и разрушением.

Как уже отмечалось выше, к концу XVIII века полянские крестьяне перешли во владения Авраама Ивановича Анненкова, помещика, унаследовавшего от отца безудержное стремление к наращиванию земельной и крепостной собственности. Начиная с первых лет XIX века, численность крестьянского населения в с. Полянском неуклонно растет. Ну и наконец, 18 века общая картина села выглядела следующим образом. С юга на север вдоль левого берега р. Большой Курицы стояло 6-7 крестьянских дворов, как минимум 3 из них были обезлюдевшими; далее чуть особняком от них - два простых деревянных помещичьих дома, «в коих они не живут постоянно». И, наконец, на северной окраине села церковь каменная с прицерковным кладбищем, плодовым садом, и чуть поодаль от церкви, с западной стороны, 4 двора священно- и церковно-служителей. Вот, пожалуй, и все. Для полноты представления добавьте с запада большой заливной луг, с востока мозаичные клетки огородов и поля в размоинах, с отдельными косматыми перелесками; добавьте выгоревшие на солнце хилые плетни вдоль маленьких хат с почерневшей соломенной крышей, одичалые заросли рыжей ветлы и одиноко стоящие кряжистые ракиты, петляющую во все стороны, разбитую в непогоду дорогу с паутиной мелких, местами сплошь укрытых бурьяном тропинок. Да если еще не поленитесь оживить в воображении своем образ этот отдельными возгласами людей, криком домашних животных, запахом печного дыма и нехитрого крестьянского варева, то получите полную картину с. Полянского 200-летней давности. В ней, пожалуй, только каменный Воскресенский храм, недавно обновленный, будет выделятся особенной, величественной красотой, и звуки его колоколов, напоминающие человеку о быстротечности и суетности жизни этой.