ВВЕДЕНИЕ
(подходы к отбору и изложению справочного биобиблиографического материала по региональной историографии)

автор: С. П. Щавелев

Словари нужны всегда и почти всем. Тем более по таким отраслям зна­ния, которые слабо или совсем не охвачены большими энциклопедиями, справочниками широкого профиля. К разделам знания, где хронически не хватало справочно-информационных пособий, относится областная, региональная история, а тем более краеведческая историография. Познание прошлого, как известно, возможно на разных пространственно-временных отрезках. На тематическом поле от глобальной историософии до микроказусных штудий былого умещается множество разномасштабных историй — цивилизаций, эпох, континентов, народов, стран и, обращу особое внимание — районов, участков земли, чьи судьбы чем-то похожи на соседние, а чем-то от них отличаются ⁽¹⁾. И в зарубежной, и в отечественной историографии областническому подходу отдавалась достойная дань. Реже замечалось, что с измененением исторического ракурса существенно меняется не только объект, но и субъект, и методы исследования. Поэтому и лексикон историков регионального ранга должен отличаться от персонального состава общенациональных энциклопедий. Об этих отличиях и пойдёт речь в настоящем введении.

Но прежде вкратце очертим пространственно-временные границы именно данного — Курского края. Этот последний достаточно показателен в культурно-историческом отношении, может быть признан своего рода модельным для южной, а в значительной степени и для всей центральноевропейской России. Cформировавшись вокруг поречья Сейма, этой географической сердцевины летописного объединения восточных славян «Север» (IX–X вв.); развиваясь (с начала XI в.) вместе со всем Древнерусским государством; оказавшись затем на пограничье Руси и Орды (XIII–XIV вв.), Литвы и Московии (XV–XVI вв.); войдя (с начала XVII в.) в состав Московского царства, Курск и его округа с тех пор накопили весь возможный в Европе репертуар памятников старины — вещественных и словесных, топонимических и этнологических, документально-архивных и архитектурных. Поэтому весьма репрезентативно оказывается рассмотрение исторических древностей именно этой земли, её взаимосвязей со столичными центрами и с прочими регионами страны по части широко понятого древлеведения.

Уточнённые (при участии автора⁽²⁾) рубежные вехи истории города и области Курска выглядят следующим образом:

• первое упоминание города Курска в письменных источниках («Житии Феодосия Печерского») относится к началу 1030-х гг.; в летописании («Поучение» Владимира Мономаха) — около 1066;

• Курское княжество фигурирует там с 1095 (и по 1290);

• после чего на части его территории татаро-монголами основано баскачество;

• в 1360-х – 1370-х «Курская тьма» отходит Великому княжеству Литовскому; сам «Курескъ на Тускоре» упоминается в «Списке русских городов...» (не позднее 1381) и в трактате князя Свидригайло Ольгердовича (за 1402);

• в 1596 на Курском городище возводится крепость Московского государства;

• с 1708 Курская земля составляет части Киевской и Азовской губерний; с 1719 — части Белгородской и Севской провинций Киевской губернии; в 1728 их вобрала в себя Белгородская губерния; в 1779 вместо неё образовано Курское наместничество; в 1797 оно переименовано в губернию; в 1799 тут введено гражданское губернаторство. О дальнейших административных судьбах данного региона известно лучше ⁽³⁾).

С определённой долей условности, исходя из этно-социально-политической принадлежности, можно разделить историю Курского Посеймья в новую эру на следующие периоды: славянский; древнерусский; русско-ордынский; русско-литовский; московский; императорский; советский; российский. Эта периодизация, как видно, совпадает с общероссийской.

Таким образом, в лице Курского Посеймья перед нами многовековой образец тех жизненных реалий, что соответствует культурно-историческому понятию «регион» (он же, если не требуются терминологические тонкости, «край» или «местность», «земля», «область» в усреднённом, разновременном значении этих слов), чьи границы во времени и пространстве то совпадают с условно-административными, то отличаются от них. В основе регионализации — жизнедеятельность субэтнической общности людей-земляков, осуществляемая при климате и ландшафте, прочих природных условиях определённого типа, в тех или иных внутриполитических и международных обстоятельствах.

А региононим «куряне» — одно из самых ранних и устойчивых земляческих определений в истории Руси-России, фигурирующее в источниках с домонгольских времен (летописи, «Слово о полку Игореве») и непрерывно до наших дней, т.е. около тысячи лет. Применительно к составляемому мной словарю важны не столько различия, сколько поэтапная преемственность между отдельными отрезками развития данного региона: от потестарного объединения славян «семцев» — к удельному княжеству державы Рюриковичей, Киевской Руси; — через монгольский разор, подчинение Орде и литовское подданство — к военному укрепрайону Московского царства; — потом наместничеству, губернии императорской, затем Советской России — и, наконец (с 1934 г.), области СССР, ныне Российской Федерации. Некоторая изменчивость и проницаемость границ курских земель за последнее тысячелетие не нарушали намного и надолго их исходного политико-географического ядра.

Очертив на всякий случай предмет региональной истории, обратимся к субъекту регионально-исторического познания. Поясним, кого ниже предлагается считать историками края. Тем самым раскрываются принципы составления и пополнения словника для настоящего издания. Конечно, в эту когорту входят не только и не столько те лица, кто жил и писал на территории Курщины, а те, кто сумел сказать новое слово, прибавить фактов и гипотез об её прошлом.

Научная история, как и наука вообще, — довольно поздний «плод» европейской культуры. Но становлению академически-университетской историографии предшествовали долгие периоды летописной и постлетописной «истории» своего рода, пограничной с вненаучными, мифо-легендарными моделями прошлого. Как бы не отличались до- и предначные варианты историографии от её же вполне развитых стадий, от них вряд ли стоит отмахиваться, в том числе при словарной работе. Не стоит рассматривать как курьёз присутствие в региональном словаре персонажей из донаучных эпох отечественной истории — летописцев, агиографов, мемуаристов и т.п. Именно их усилиями сохранены для потомков первые, поистине бесценные крупицы исторической памяти. Для Курска это и «отец русского летописания» Нестор, в чьём «Житии Феодосия Печерского» впервые упомянут и, главное, подробно описан Курск сразу после своего возникновения; и князь Владимир Всеволодович Мономах, в чьём знаменитом «Поучении детям» сохранился термин «семцы», т.е., должно быть, жители Посеймья; и те воеводы и их подручные, которые первыми, ещё в XVII в. начали описывать здешние древности, а не только искать драгоценные клады. Эти лица представляют предысторию самой исторической науки, её генезис на русской, в том числе региональной почве.

Что касается новой и новейшей историографии, то здесь фигурируют, во-первых, те профессиональные учёные гуманитарного профиля, кто внёс тот или иной вклад в изучение прошлого Курской земли, её исторических судеб и традиций. Сюда нужно отнести, понятное дело, прежде всего представителей собственно исторической науки, специалистов по тем или иным периодам отечественной истории и жанрам их изучения (источниковедение, событийно-фактический нарратив, социальная, военная история и т.д.). Тут же смежные с историей, так называемые вспомогательные ей дисциплины — археология, этнография, антропология, лингвистика (в особенности фольклористика, диалектология, литературоведение), топонимика, нумизматика; отчасти география, геология, биология (палеонтология), палеоэкология и других, но также ретроспективной в той или иной мере по своей направленности разделов науки. Некоторые из представителей всех этих исторических в той или иной степени дисциплин представлены существующими энциклопедиями, однако их работы, выполненные на курском материале, там далеко не всегда акцентированы. Значительно больше тех учёных регионального масштаба, кто упоминаний в справочниках не удостоился. Ведь это, образно говоря, не «маршалы» и не «генералы» науки, а её «младшие офицеры» и даже «рядовые». Общенациональная энциклопедия нипочём не вместит в свои томы всех провинциальных доцентов и профессоров, а тем более исследователей, учёными степенями да званиями не увенчанных. Между тем именно их сокупными усилиями создавалась научная картина исторического развития любого региона страны.

В первом издании настоящего словаря отсутствовали наиболее знаменитые, крупные историки России, в творчестве которых Курский край отразился попутно с множеством других сюжетов. В настоящее издание мы сочли возможным включить некоторые из этих знаковых, как сейчас говорят, для отечественной историографии фигур — от В.Н. Татищева и С.М. Соловьёва до Б.Д. Грекова и Л.Н. Гумилёва, например. Ведь именно из их обобщающих трудов всё новые и новые поколения рядовых научных работников и краеведов-любителей черпают исходную для себя информацию по истории большинства регионов России, включая и курский. Выход в свет такого рода рубежных трудов, от А.М. Карамзина до Б.А. Рыбакова, всегда поощрял историческую регионалистику к новым поискам местных иллюстраций к выводам маститых авторов. Порой губернские (областные) любители истории могли и поправить, дополнить столичного корифея в каких-то деталях, фактах, им, бузусловно, более близких по месту жительства.

Поскольку биографии великих историков общедоступны, в нашем словаре очерки о них сокращены по сравнению с большими энциклопедиями; включают в себя в основном те сведения, что имеют прямое отношение к региональным реалиям.

Все остальные участники региональной историографии могут рассматриваться как помощники специалистов-историков, поставщики источникового материала для дальнейшего изучения, архивирования, публикации. А также как работники по охране и популяризации региональных памятников истории и культуры.

А именно, во-вторых, составителя подобного справочника должны, по идее, интересовать культурные любители местной истории — так называемые краеведы. В своём большинстве это здешние сотрудники школ, музеев, архивов, газет, прочих учреждений губернского (областного) или уездного (районного) масштабов. В разной степени присущий им дилетантизм чаще всего не мешает их самоотверженной, чаще всего на общественных началах выполняемой работе по сбору фактов о примечательных для потомков событиях, памятниках и лицах их малой родины.

Вопрос о научном и культурном значении исторического краеведения — сложен, деликатен и запутан в нашей историографии. Оценки соответствующего общественного движения колеблются в широком диапазоне. Представители столичной, университетской и академической науки чаще всего относились и относятся к своим добровольным и бескорыстным помощникам из провинции с иронией, если не с пренебрежением. Игнорируя их находки, замалчивая их достижения, они порой заимствуют эти находки без ссылки на первооткрывателей. Так получилось, например, при сенсационном открытии известной Каповой пещеры с палеолитической живописью на Урале⁽⁴⁾. Или вот в рецензии на монографию по истории Астраханского ханства известный российский историк пишет: «Заметно, что исследователь следовал желанию охватить по возможности больший круг авторов, писавших о средневековой Астрахани. Поэтому он порой ставит в один историографический ряд профессиональных исследователей и компиляторов-краеведов и с одинаковой основательностью — порой в ушерб научной весомости своей работы — анализирует логические построения первых и домыслы вторых. Мне представляется, что некоторые из последних даже не заслуживали бы упоминания. Тем более в столь серьёзном монографическом труде»⁽⁵⁾. Наверное, применительно к монографическому жанру это так. Но в историографических работах, к числу которых следует относить и словари, подобные моему, о любителях местной истории, как добросовестных, так и не очень, упоминать, на мой взгляд, целесообразно. Без этих фигур панорама региональной историографии окажется прерывистой и неполной.

В других случаях краеведческое движение наоборот превозносилось как проявление народной, земской инициативы, высокое служение науке и просвещению. Собственно говоря, до революции термин «краеведение» почти не употреблялся. Представители Губернских статистических комитетов, Губернских учёных архивных комиссий, Церковно-исторических обществ, земских музеев и т.п. организаций считали себя никакими не «краеведами», а просто любителями науки, прежде всего истории и археологии. Они, будучи новичками, учениками на учёной стезе, как правило, довольно тесно сотрудничали с академическими и университетскими центрами в Москве, Санкт-Петербурге и других университетских городах. Профессиональные учёные их периодически консультировали, инструктировали на раскопках и музейных выставках, в архивах. Всероссийские, а затем и областные Археологические съезды объединяли и учёных, и любителей, и меценатов — общественных деятелей⁽⁶⁾. На мой взгляд, именно на рубеж XIX–XX вв. приходится так называемый «золотой век» российского краеведения⁽⁷⁾.

Показателем доброкачественности тогдашнего любительства в историографии стала целая плеяда выдающихся историков, археологов, этнографов, фольклористов, которые начинали именно в качестве краеведов. Как, скажем, А.А. Спицын и Д.К. Зеленин в Вятке, В.А. Городцов на Рязанщине; и т.д. Среди губернских и уездных любителей изучать прошлое родного края большинство составляли, конечно, куда более скромные фигуры. Встречались среди них и акцентурированные чудаки плюшкинского типа. Но у большинства имелось настоящее образование — гимназическое, университетское или богословское. Возможность периодических поездок в университетские центры страны и за границу насыщала академическое общение любителей и специалистов, тиражировала лучший опыт архивной, музейной, библиотечной работы. Для такой громадной империи, как Российская, нипочем не организовать и не оплатить работу профессиональных гуманитариев по всем её градам и весям. Не хватит дипломированных кадров. А любители археологии и всей прочей старины находились повсюду. Они-то в меру сил и выявляли, собирали, описывали местные памятники истории и культуры. Короче говоря, любительская историография накануне революции составляла питательную среду академической науки и просветительской практики.

Всё изменилось после октября 1917 г. Краеведами стали называть себя любители местной истории и природы уже в 1920-е – 1930-е гг. Они в своём большинстве искренно желали вписаться в культурную политику нового, большевистского государства — «сеять разумное, доброе, вечное», как завещали нашей интеллигенции народники, социалисты, революционеры. Но никакого «спасиба сердечного», — метко заметил А.А. Формозов⁽⁸⁾, — русский народ своим просветителям, историкам и учителям не сказал. Краеведческие организации были беспощадно разгромлены политической полицией советского государства, причём в числе первых когорт выдуманных «врагов народа», в конце 1920-х – начале 1930-х гг. Советским краеведам удалось сделать немало полезного на своей научно-просветительской стезе, однако в разных регионах этот вклад был различен; в среднем — не слишком велик, заметно меньше дореволюционного. Достижения первого поколения советских краеведов несколько преувеличены в последующей историографии, когда по обрывкам их архивов некоторые всё новые и новые историки стали писать о них книги, диссертации, выставлять себя их преемниками⁽⁹⁾.

Представляется, что с начала 1930-х гг. организованное краеведение в нашей стране прекратило своё существование. С тех пор реальную работу в губернских центрах, а тем более в уездах могли проводить одиночки. Их объединения оставались на бумаге партийно-хозяйственных отчётов, наравне со множеством дутых «кружков», блестяще высмеянных М. Булгаковым, И. Ильфом и Е. Петровым, А. Барто.

В послевоенный период эволюция «краеведения» на местах оно становилось всё более противоречивым. Отдельным областям повезло, там обосновались талантливые и энергичные личности, которые при поддержке столичных учёных, выросли до ведущих специалистов по местным древностям, вещественным да рукописным. Таковы: директор Трубчевского краеведческого музея (Брянская область) Василий Андреевич Падин (1908–2003)⁽¹⁰⁾; военный врач Евгений Дмитриевич Петряев (1913–1987) в Вятке (Кирове)⁽¹¹⁾; музейный сотрудник Фёдор Михайлович Заверняев (1919–1994) в Брянске; учитель географии Юрий Александрович Липкинг (1904–1983) в Курске и, очевидно, целый ряд других музейных, вузовских, архивных, газетных работников. Однако в целом по стране таких было немного. Например, по Курской области за вторую половину XX в. их можно пересчитать по пальцам одной руки⁽¹²⁾.

Но свято место, как известно, пусто не бывает. На смену культурным, образованным краеведам в советской глубинке приходили «краеведы» самозваные, некультурные и необразованные, сплошь и рядом просто функционально неграмотные. Зато ретивые на рекламу своих начинаний, фанатичные в отстаивании местного приоритета по любому поводу, самоуверенные в обнародовании своих «достижений». Личности этого пошиба инициировали фальсификацию 1000-летних юбилеев ряда областных центров Центральной России (начиная с Белгорода); пытались сделать то же самое и в Воронеже, и в Липецке, и в Курске, в других местах. Выход на арену общественной деятельности неквалифицированных любителей краеведения — закономерное следствие экспансии так называемой массовой культуры, причём в её не самом цивилизованном — советском и постсоветском, партийно-идеологизированном варианте.

Справедливости ради надо отметить, что моменты антинаучной идеологизации бывали, и не раз, присущи также профессиональной исторической науке. Причём и до революции, и особенно затем, с тех же до- и послевоенных времён и до сегодняшнего дня. И среди вроде бы профессиональных (по должностям, званиям) историков встречаются личности, клонирующие известный литературный персонаж — профессора Выбегалло, так реалистично написанного братьями Стругацкими ⁽¹³⁾. Историограф может просто обойти их в своём изложении, но выиграет ли от этого наша историография?

Ещё характернее для «кастовой науки» советского периода «просто» отход его представителей от авторских исследований, замыкание на преподавании истории, либо вообще смена профессии. Помимо общечеловеческих причин, тут действовала, наверное, всё та же партийная идеологизация тематики и методологии исторического исследования. В определённых ситуациях, пользу для историографии приносили не те, кто писал и публиковался, а те, кто молчал.

Упоминания о названных недостатках и пробелах в региональной историографии должны, на мой взгляд, подчеркнуть жизненный подвиг тех историков, кто сумел посильно продолжить свою профессиональную работу даже в условиях тоталитаризма. Замалчивая «опыт» бездельников и коньюнктурщиков, мы, тем самым, умаляем подвижнический труд добросовестных исследователей. Впрочем, плюсы и минусы, свет и тени сплошь и рядом сочетались в одних и тех же творческих биографиях. Историографу (включая составителя подобного словаря) приходится ломать голову над тем, как сочетать деликатность с принципиальностью.

Вернёмся к анализу «краеведения». Его перспективы сегодня не ясны. С одной стороны, ряд краеведческих инициатив получил поддержку новых меценатов, спонсоров, региональных властей. Выходят краевые энциклопедии, периодические органы, сборники материалов⁽¹⁴⁾. Их познавательная ценность разная — от полезных, просвещающих, до вредных, дезориентирующих широкий круг читателей. С другой стороны, активность краеведов оттеняет некоторое снижение уровня гуманитарных исследований в провинциальных музеях, библиотеках и институтах (переименованных в университеты). Кризисные 1990-е гг. в высшей школе, других учреждениях культуры российской провинции, похоже, до сих пор не закончились. Поэтому научная экспертиза и редактура краеведческих опусов ныне сплошь и рядом отсутствует.

Больше всего среди «краеведов» просто коллекционеров разных редкостей, древностей. Филателисты, филокартисты, нумизматы, антиквары и т.п. Пёстрая среда, где благородное меценатство и прежде, и теперь соседствует с вульгарной наживой, спекуляцией. Отсюда выходят и союзники, и конкуренты, и сообщники официальных музейщиков, галеристов, учёных. Идеалом, а правду говоря, — нормой для деятелей этого сорта являлась бы передача, пусть и по завещанию, своих уникальных собраний на государственное хранение. Отрадных примеров такого обогащения столичной и провинциальной культуры за счёт её энтузиастов немало (в том числе в данном словаре). Но ещё больше печальных примеров обратного рода — безвозвратной потери, распыления частных собраний после смерти их владельцев, их продажи в частные же руки и за рубеж; ограбления государственных музеев в интересах антикварного рынка. Ещё печальнее, что начиная с 1917 г. и до сих пор российские музеи, в особенности провинциальные, не гарантируют сохранности своих собственных фондов. По разным причинам, — от вульгарной халатности до ещё более вульгарного воровства из фондов, эти последние несли и несут безвозвратные потери⁽¹⁵⁾.Среди нынешних музейщиков не редкость встретить таких же коллекционеров. Так, в Курском областном краеведческом музее уже в мирные 1960-е – 1980-е гг. были по необъяснимым причинам утрачены целостные коллекции из раскопок Д.Я. Самоквасова, Б.А. Рыбакова на Курской земле; «антский» клад суджанского происхождения; другие археологические находки⁽¹⁶⁾.

Подчеркну, что эти строки написаны мной задолго до прошумевшего на всю страну эпизода кражи ювелирных изделий из Эрмитажа.

В 1990-е – 2000-е гг. ситуация с провинциальными древностями резко усложнилась благодаря эпидемии так называемых «чёрных копателей» памятников истории и культуры. С либерализацией законодательства и особенно правоохраны в постсоветской России по археологическим объектам пошли с металоискателями всё новые и новые группы расхитителей. Сложился и растёт Интернет-рынок их находок из городищ, курганов, кладов. Курская область, судя по кладоискательским сайтам, один из лидеров таких криминальных продаж⁽¹⁷⁾.Официальные археологи и музейные работнки на словах обычно осуждают своих самозваных конкурентов⁽¹⁸⁾.А на практике их поддерживают — консультируют, определяют, датируют находки — в обмен на их часть, на возможность сканировать те или иные редкости, вырванные из культурного слоя. При этом «чёрные копатели», дельцы антикварного рынка стыдливо именуются «краеведами» ⁽¹⁹⁾.

Недавно федеральные законодатели, наконец, внесли соответствующие изменения в Кодекс Российской Федерации об административных нарушениях. К этим последним приравнены покушения на памятники истории и культуры. Одна статья (7.15) предупреждает «Ведение археологических разведок или раскопрок без разрешения», а другая (7.33) — «Уклонение от передачи обнаруженных в результате археологических полевых работ культурных ценностей на постоянное хранение в государственную часть Музейного фонда Российской Федерации». Административные штрафы за указанные нарушения составляют для граждан от 15 до 25 минимальных размеров оплаты труда, а для юридических лиц — от 400 до 500. Разумеется, с конфикацией предметов, добытых в результате незаконных работ, также их инструментов и оборудования⁽²⁰⁾. Так что теперь человек с миноискателем и без открытого листа на археологическом памятнике — правонарушитель. Ничем не отличимый от человека с отмычкой на складе чужого добра или в чьей-то квартире. А музейный работник, археолог, который консультирует такого незаконного поисковика, принимает его находки на экспертизу — его сообщник в административном правонарушении.

Невнятный ярлык «краеведа» накрывает очень разных персонажей. Тут и специалисты технического профиля высокого уровня, для которых занятия местной истории — любимое хобби. Инженеры, врачи, юристы, военные, чиновники и т.п., как правило, на пенсии. Допустим, Мишель (Михаил Андреевич) Кавыршин — сын эмигрантов первой волны из России, родился и вырос в Алжире, получил инженерное образование, стал ведущим специалистом Франции по строительному бетону. А выйдя на пенсию, увлёкся историей Курска, откуда были родом его родители и более отдалённые предки, опубликовал несколько статей в известном славистическом центре В. Водова ⁽²¹⁾. Таков лучший, пожалуй, пример нынешнего «краеведения».

Есть, к сожалению, и примеры худшего сорта (см., например, в приложениях к этому изданию мои рецензии на курские краеведческие издания).

Все высказанные соображения и оценки имеют прямое отношение к жанру настоящей работы. За последние годы в России активизировалась работа историков и краеведов по составлению и изданию разного рода региональных энциклопедий. Не остался в стороне от этого научно-просветительского движения и Курский край, где увидел свет целый ряд справочников такого рода, как общеэнциклопедического формата⁽²²⁾, так и профессионально-биографических⁽²³⁾.К сожалению, при росписи словников, написании статей, их редактировании, а в особенности, при определении научных принципов всех этих этапов словарной работы сплошь и рядом допускаются ошибки, которые во многом дискредитируют упомянутые, благородные на первый взгляд, начинания. Отмечу самые типичные из этих недостатков:

• зачисление в «знаменитые земляки» лиц, хотя и родившихся в данном регионе или посетивших его, но никак не отразивших культурные реалии данной территории в своём научном, художественном или ином творчестве;

• преувеличенная комплиментарность оценок, отсутствие реалистичной иерархии заслуг; игнорирование слабых, теневых сторон в жизни и деятельности тех или других лиц из словарного списка;

• загромождение словарной статьи мелочными подробностями жизненного пути персонажа и, соответственно, неумение сформулировать итоговые заслуги его же перед общенациональной и провинциальной культурой;

• дублирование информации, содержащейся в общероссийских или профессиональных справочниках; игнорирование собственно регионального аспекта творческого наследия ученых и практиков;

• пренебрежение библиографической частью словарной статьи, которая на самом деле не менее важна для мало-мальски квалифицированного читателя, нежели часть событийно-оценочная;

• элементарные ошибки и опечатки, обусловленные редуцированием редакторско-корректорской части современного российского книгоиздания в провинции, вульгарной малограмотностью так называемых краеведов;

• микроскопические тиражи большинства изданий (сотня-другая, нередко даже считанные десятки экземпляров) и завышенная цена экземпляра; в первом случае издание не поступает ни в открытую продажу, ни в большинство библиотек города и области; во втором оказывается практически недоступным большинству покупателей.

Разумеется, сложности словарно-энциклопедической работы не сводятся к указанным элементарным своим проявлениям. Применительно к региональной историографии не всегда легко определить, кто из исследователей к ней причастен, а кто нет. В отдельных случаях небольшая статья, выполненная на местных материалах, больше проясняет в прошлом того или иного края, чем пухлые компилятивные сочинения недостаточно критичных к источникам «авторов».

Если вернуться к определению настоящих краеведов, то в роли таких любителей местной старины выступают не только здешние аборигены, но и приезжие лица. Как правило, то уроженцы Курщины или смежных с ней мест южной России, пожелавшие отдать своей малой родине дань благодарной памяти. Среди таких посетителей региона были и профессиональные учёные, а любителями регионального прошлого их делал тот специфический материал, с которым они здесь, вне привычной им университетско-академической среды, сталкивались. Допустим, видный филолог, в будущем академик М.Н. Сперанский по поручению Московского археологического общества вёл однажды раскопки курганов под Рыльском и публиковал их результаты. А историк и археолог Д.Я. Самоквасов в ипостаси этнографа-полевика описывал архаичную форму большой крестьянской семьи в Курском уезде, встречную им при раскопках там же.

Далее, в-третьих, к предыдущей когорте деятельных поклонников исторических традиций родного края примыкают просвёщенные лица из числа государственных и политических, общественных деятелей. Сами они обычно не блещут историческими знаниями (хотя есть и яркие исключения из этого правила), однако сознательно помогают историкам и прочим гуманитариям, создавая условия для их архивной, экспедиционной, издательской, педагогической работы. Забывать такого рода меценатов и прямых организаторов исторической науки, музейного дела, историко-архитектурных заповедников и прочих культуртрегерских начинаний было бы непростительным снобизмом со стороны историографа. Тем более применительно к российской провинции, чьи контакты со столичными учреждениями науки и культуры прямо зависели от местного начальства. Скажем, курская городская премия за вклад в музеное дело, изучение и пропаганду древностей, учреждённая несколько лет назад, совершенно справедливо носит имя Николая Николаевича Гордеева. Этот курский губернатор (в 1902–1905 гг.) не оставил после себя исторических трудов, однако именно он сумел организовать в Курске первое краеведческое общество — Учёную архивную комиссию и достать деньги на обустройство здесь же первого общедоступного музея.

История — не только и не столько заповедник кастовой науки, сколько объект комплексного освоения и пропаганды со стороны представителей разных форм духовной культуры. Образ прошлого не только вычитывается из учёных статей и монографий, но и складывается под влиянием художественной литературы, изобразительного искусства, даже музыки и архитектуры. Историографы чаще всего игнорируют познавательные и воспитательные возможности искусства. Опираясь на редкие, но плодотворные исключения из этого правила⁽²⁴⁾, я попытался в этом словаре представить, хотя и выборочно, тех представителей разных муз, чьё творчество на исторические темы питалось черноземными, курскими впечатлениями. Это, прежде всего, писатели, чьи рассказы, повести, романы строились на исторических событиях и фигурах Курского края с древнерусских времён до Нового времени; затем ещё некоторые живописцы, оставившие полотна той же тематики; скульпторы и архитекторы, пытавшиеся обессмертить подвиги курян своими монументами.

Таковы те группы лиц, кто так или иначе относится ниже к историкам края.

Напротив, за пределами настоящего словаря остались знаменитые сами по себе, но посторонние местной историографии земляки курян — те деятели науки, в том числе исторической, кто по рождению, постоянному или временному жительству оказался волею случая связан с Курским краем, но в своём творчестве прямо его не затрагивал.

Среди таковых, например, курский подьячий по началу своей головокру-жительной карьеры Семен Агафонникович Медведев, после монашеского пострига Сильвестр (1641–1691) — ученик и секретарь Симеона Полоцкого, «справщик» (редактор) Печатного двора, публицист и поэт, фаворит царевны Софьи, кончивший на дыбе и плахе «за возмущение к бунту». Хотя в его литературном наследии предполагается историческое сочинение «Созерцание краткое лет 7190–7192», но прямого отношения к его родному Курскому краю оно не имеет.

Любопытно, что соавтором упомянутого сочинения, вероятно, выступил другой прославившийся в политике и литературе курянин — придворный поэт Карион Истомин (1650–1717), который в своем «Летописце великом земли российской» в свою очередь обошёл вниманием Курскую землю.

Практически ничего не сообщал о ней и ведущий биограф Петра I Иван Иванович Голиков (1735–1801) — родом из курских купцов, составивший тридцатитомное жизнеописание великого императора («Деяния Петра Великого», тт. 1–12 (1788–1789); Дополнения к ним, тт. 1–18 (1790–1797)).

Точно также и другой курский купец по рождению и воспитанию — Николай Алексеевич Полевой (1796–1846), самоучкой превратился в блестящего журналиста, известного писателя, самобытного историка русского народа, но не Курского края.

По той же причине в словарь не попали следующие лица, обычно фигурирующие в словарных списках «знаменитых курских историков».

Видный историк социалистических учений и сам деятель революционного движения, а затем большевистской власти, академик, секретарь АН СССР Вячеслав Петрович Волгин (1879–1962) — уроженец Рыльского уезда, выпускник Кишинёвской гимназии и Московского университета.

Известный исследователь античности и Новой истории Западной Европы, академик АН БССР Владимир Николаевич Перцев (1877–1960). Его в студенческие, а позднее в военные годы не раз высылали в родной Курск под надзор полиции, здесь же он пережидал вторую мировую войну, но курские страницы отечественной истории его не увлекли.

В курских справочниках и энциклопедиях фигурирует ещё целый ряд т.п. историков — «известных» (в глазах наивных краеведов) земляков курян. Однако прошлым этого региона никто из них, повторяю, специально не занимался, а потому причислить их к «историкам Курского края» затруднительно.

Как ни странно, именно и почти исключительно таких, в общем вполне почтенных авторов, но для местной историографии своего рода «свадебных генералов», включили в себя издания — предшественники данного словаря. Это, прежде всего, «сборник очерков о знаменитых земляках» «Гордость земли курской» (Составитель Н. Шехирев. Курск, 1992. 207 с. 1000 экз.). Именно к ним проявили наибольший интерес авторы двух последующих (уже после первого издания настоящего словаря) курских энциклопедий, координатором которых выступал Ю.А. Бугров⁽²⁵⁾, а также составители некоторых т.п. краеведческих изданий⁽²⁶⁾. Причину подобного отбора персоналий нетрудно понять: сведения о них можно почерпнуть в многотомных энциклопедиях и тому подобных общедоступных изданиях. А для рассказа об исследователях именно Курского края требуется самостоятельное изучение прежде всего архивных и редких печатных источников.

Так называемая «Малая курская энциклопедия» была составлена Ш.И. Гойзманом в начале 2000-х гг. Перед отъездом в Израиль, этот курский краевед перепечатал свой справочник и передал его в одном экземпляре в Областную библиотеку имени Н.Н. Асеева. Теперь эта рукопись фигурирует в Интернете и время от времени пополняется новыми материалами. Все они механически заимствованы из других — печатных справочников, причем авторство большинства статей не указано. Так сделано, в частности, с десятками моих собственных материалов о курских историках и археологах. Справочной ценностью и, главное, широкой доступностью эта работа обладает, однако научно-критической её назвать нельзя.

Во многих других российских областях (начиная с Московской, Тульской, Калужской, Воронежской, Вятской, Саратовской, Тамбовской) словари и даже энциклопедии по историческому краеведению, включающие в себя, разумеется и персонально-биографические материалы, уже изданы и находятся, разумеется, в активном научно-учебном обороте⁽²⁷⁾.

Стремясь восполнить отмеченный пробел в курской историографии, мы (с моими соавторами по нескольким статьям) и решились предложить вниманию читателей первый опыт её персонального справочника. При этом нами вполне осознавались возникающие здесь трудности. Среди них: заведомая неполнота словника и библиографии; неравномерность, порой контрастная, объёма и содержания информации о разных персонажах — «где густо, а где пустовато» из-за состояния выявленных на сегодняшний день биографических источников; возможная спорность тех или иных оценок достижений и слабостей наших предшественников в науке и просвещении.

Однако с чего-то и кому-то надо же было начинать создание базы данных о курских историках. Иначе ещё больше фактов, имён, идей придёт в забвение; усилится разрыв поколений в культуре российской провинции.

* * *

Публикуемые в словаре материалы носят авторский характер — сведения для большинства из его статей извлечены мной (и моими соавторами по нескольким статьям) из архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Курска; из редких печатных изданий XVIII–XX вв. Суждения о личностях и деятельности перечисляемых ниже работников с курскими древностями выносятся на основании наших специальных исследований, публиковавшихся в 1980-е – 2000-е годы (См. ниже раздел «Избранная литература...», а также библиографические разделы многих персональных статей).

Решив включить в настоящее издание статьи, посвящённые ныне здравствующим историкам, в основном курянам по месту жительства, я обратился к некоторым из них с немудрёной анкетой.

Анкета для словаря курских историков

Уважаемые коллеги!

Ваши полные и объективные ответы позволят составить информативную статью о Вас и Вашем вкладе в курскую региональную историографию. С макетом этой статьи Вы будете ознакомлены, чтобы иметь возможность до печатания словаря внести необходимые с Вашей точки зрения исправления и дополнения.
Заранее признателен Вам за скорые и по возможности полные ответы!
Составитель, профессор С.П. Щавелёв.

Многие из кандидатов в словарь отозвались на анкету более или менее подробно; кто-то проигнорировал обращение (статьи о них вышли в результате менее точными или пока отсутствуют).

Историографически любопытно отметить, что стандартная анкета неожиданно для ее составителя послужила своего рода лакмусовой бумажкой для характера самооценки учёных и краеведов. А именно, чем больше оказывается реальный вклад в науку и просвещение у того или иного автора, тем скупее, конспективнее заполняет они анкету (по принципу — кому надо, мои работы и так знает). И наоборот.

При отборе и изложении биоисториографического материал в виде словарной статьи старался и соавторам моим рекомендовал руководствоваться несколькими общими соображениями, которые дополняют друг друга. А именно, общеизвестная в принципе информация⁽²⁸⁾ о фактах биографии, научных и прочих заслугах того или иного достаточно знаменитого лица приводилась нами в минимальном размере. Предпочтение отдавалось малоизвестным, почёрпнутым из архивов или раритетных изданий сведениям, непосредственно относящимся к истории и археологии Курской области. Тот же принцип проводился по библиографической части персональных статей. В некоторых случаях заимствования части фактического материала из других справочных изданий в библиографической части соответствующих статей на эти издания давалась ссылка.

Курсивом в тексте словаря выделены имена, которым посвящены персональные статьи этого же словаря.

Структура словарной статьи приближена к распространённым энциклопедическим нормам. Они предполагают, напомню, указание на: годы жизни; место рождения; социальное положение родителей (что чаще всего явствует из места рождения); образование (для некурских уроженцев как правило только высшее); места работы, прежде всего научно-педагогической; учёные степени, звания; тематику диссертаций и остальных ученых трудов; главные публикации, особенно подробно те, что посвящены местной старине; основная литература о данном персонаже (если таковая публиковалась).

В случаях, к сожалению нередких, когда мне оставались неизвестны требуемые установленной формой данные (вроде точных дат жизни и других биографических событий), допускалась упрощённая подача материала. Идя на подобный стилистический разнобой, я руководствовался стремлением представить, наконец, читателям, сохранить для историографии имена тех учёных и краеведов, чьи заслуги в изучении местной истории оказались незаслуженно забыты или недооценены. А розыск дополнительной информации о них затруднён или же вовсе невозможен по состоянию биографических источников.

По этим же причинам даты жизни, а также важнейшие биографические события указываются ниже в пределах лет, а дни и месяцы рождения и смерти, прочих событий, как правило, опускаются. В большинстве случаев эта хронологическая подробность не слишком важна; хуже по впечатлению на читателя мне показался упомянутый разнобой — подробное изложение для знаменитостей и «смазанное», беглое для многих рядовых работников историографии, от которых почти не сохраняется архивных следов.

По сходным соображениям в настоящем словаре опускается большинство вненаучных подробностей соответствующих биографий (вроде государственных и общественных наград, чинов, премий и т.п.). При желании эти детали заинтересованные читатели могут вычитать в указанной для большинства персоналий дополнительной литературе. Исключение делается для регалий, полученых в награду за разработку именно региональной истории.

Нередкие в справочных, особенно краеведческих изданиях эпитеты к персоналиям — «выдающийся», «известный», «знаменитый» и т.п. во втором издании нашего словаря сняты. Иерархия научных и культурных заслуг разных лиц в какой-то мере условна; она убедительные выясняется из оценок их отдельных публикаций и организационных усилий по части региональной историографии.

Определения «русский», «советский», «российский» применительно к учёным-историкам обозначают у нас ни что иное, кроме периода их жизни и деятельности (до революции, после неё, с 1990-х гг.).

Среди советских и особенно российских учёных, работавших над проблемами курской истории в новейший, послевоенный период, мы упоминаем только авторов обобщающих, достаточно фундаментальных, или же оригинальных, новаторских для региональной историографии публикаций, к тому же относящихся по преимуществу к древней и средневековой, в крайнем случае — дореволюционной тематике. Учёт всех историков-новистов, занимавшихся исключительно XX в., не входил в задачу составителя данного словаря. Значительная их часть — историки КПСС, чья дисциплина была ближе к идеологии, нежели к науке. За пределами словаря оставлено и большинство ныне здравствующих исследователей прошлого Курского края из сравнительно молодых поколений. В условиях, когда два диссертационных совета в Курске «защищают» ежегодно десятки новых кандидатов отечественной и всеобщей истории⁽²⁹⁾, учесть все их исследования затруднительно и явно преждевременно. Всё больше становится в провинции и докторов исторических наук, причём у многих из них вторая диссертация на поверку не слишком отличается от первой, кандидатской. Кто-то из новоявленных специалистов когда-нибудь дождётся о себе энциклопедической статьи. Впрочем, публикации многих из них приводятся в постатейной библиографии. Исключения — персональных статей (точнее, их предварительных вариантов) удостоены те относительно молодые археологи и историки, чьи работы вывели историческое «курсковедение» на качественно новый уровень в своих тематико-хронологических горизонтах. Разумеется, составительский выбор в целом ряде случаев может быть оспорен придирчивыми читателями. Пусть тогда они составляют свой словарь.

В словарно-энциклопедическом жанре не принято давать авторские оценки личности и творческого вклада удостоенных персональных статей лиц⁽³⁰⁾. Точнее, оценки ограничиваются трафаретными формулами восхваления заслуг типа «внёс выдающийся вклад…»; «сыграл заметную роль…» и т.п. Тем более не принято у лексикографов отмечать недостатки, провалы в деятельности предшественников и современников. Историографический замысел нашего издания идёт наперекор этой вежливой (порой вплоть до лицемерия) традиции. В заключение почти каждой статьи делается попытка вкратце очертить место именно этого лица в трёхвековой истории изучения курских древностей; отметить как положительные, так и отрицательные (если они заметны историографу) стороны его работы в данной области. Разумеется, речь идёт не о моральных качествах личности (это спорно, этому место не в справочниках, а в мемуарах), но именно о достижениях и слабостях в работе с памятниками истории и культуры. О некоторых историках и особенно так называемых краеведах можно сказать, что для исторической науки было бы гораздо полезнее, если бы работы этих авторов никогда не увидели света. Об этом мы и говорим.

Факты вненаучных периодов и сторон жизни соответствующих персонажей сообщаются в словаре в тех случаях, если они на взгляд составителя ярко рисуют характер, нравственный облик человека, ставшего учёным. К примеру, вышеупомянутый историк партии Б. формально мог считаться «ветераном Великой отечественной войны»: «Находился в рядах Советской Армии на преподавательской и политической работе» с 1949 по 1946 гг. А именно, до 1943 г. преподавал историю КПСС в Воронежском училище связи, а с приближением немцев к Воронежу переместился в тыловые госпитали «заместителем начальника по политической части». А вот коллега Б. по институту, историк СССР Иосиф Шайевич Френкель (см. ниже словарную статью о нём) со студенческой скамьи добровольцем пошёл на фронт, два года воевал рядовым пехотинцем; дважды возвращался в строй после ранений, стал инвалидом войны; перешёл на должность пропагандиста среди войск противника; наконец, закончил курсы командиров рот и последний год войны командовал ротой на фронте. На мой взгляд, для молодого человека — начинающего историка России есть некоторая разница — на каком расстоянии от линии фронта переживать столь драматические события её истории. И биограф, в том числе составитель словаря, вправе отметить соответствующие факты жизни и деятельности своих персонажей. От представителей столь мирной профессии, как учитель, историк трудно требовать поголовного героизма, но если таковой налицо, это нельзя замалчивать.

В отдельных случаях в состав персональных статей включались некоторые, особенно колоритные на взгляд составителя цитаты. Это не принято в словарном жанре, но формат регионального справочника вроде бы позволяет такие текстовые «украшения». Тем более, если они заимствованы из собтвенноручно написанных анкет или биографий историков, т.е. первопервоисточников историографа.

От общепринятых в справочных изданиях сокращений выходных данных серийных, периодические изданий решено было по большей части отказаться потому, что региональным справочником обычно пользуются не только опытные и образованные, но и начинающие читатели, учащиеся всякого рода. А их обилие аббревиатур может поставить в тупик.

В приложения к основному тексту словаря вынесены те авторские материалы, которые создавались в связи с его подготовкой (рецензии на аналогичные издания, мемуарные очерки).

В списках литературы к статьям словаря приводятся, как правило, только те публикации, что прямо относятся к истории курского региона, или же позволяют понять его прошлые судьбы. Постатейная библиография дополнена сводным списком литературы по курской истории и особенно историографии. Этот последний список в своём большинстве не повторяет, а дополняет списки источников и литературы к отдельным статьям.

Словарь снабжён списком принятых сокращений слов, словочетаний и названий упоминаемых в нём организаций и учреждений.

Разумеется, за возможные и даже неизбежные в избранном жанре биоисториографического исследования пробелы и огрехи составитель несёт ответственность самолично. Частичным оправданием возможных просчётов может служить моё глубокое уважение к тем славным предшественникам, чьими самоотверженными усилиями открывались, изучались и охранялись исторические древности Курского края. Даже отрывочные сведения об этих исследованиях представляются полезными для современной науки и практики разных специальностей.

Один из ведущих русских философов сегодня, Б.В. Марков справедливо утверждает: «Прошлое нельзя преодолеть молча. При этом нельзя его и очернять, ибо если новые обещания не выполняются, то оно может вернуться. Прошлое — славная и одновременно небезопасная вещь. На всякий случай с ним следует обращаться осторожно, чтобы и его не испачкать, и самому не заразиться вирусами… Наши предки шатаются как неприкаянные призраки. Потомки не воздают им должного, забывают или очерняют [или же неумеренно перехваливают иных из них — С.Щ.] и поэтому, уже став мёртвыми, они достают нас и не только в ночных кошмарах»⁽³¹⁾.

* * *

Все книги, а тем более словари, имеют свою судьбу, которая применительно к справочно-библиографическим изданиям в особенности представляет определенный интерес для лучшего понимания их содержания. Поэтому нелишне отметить основные вехи данного книгоиздательского проекта, как-никак первого в своем жанре для Курской области, да и сопредельных с ней краёв Центральной России (имеются в виду собственно историографические справочники).

В 1996 г. ко мне обратились сотрудники Курского музея археологии А.В. Зорин и А.В. Шпилёв с предложением предоставить для задуманной их учреждением научно-популярной серии «История Курского края» брошюру с обзором истории изучения местных памятников археологии. Поскольку мной к тому времени уже были подготовлены к изданию (и в 1997 г. выпущены в свет) очерки развития курской археологии за XVII–XX вв., то я сделал Курскому музею археологии встречное предложение: составить биобиблиографический словарь по возможности всех лиц, которые занимались далёким прошлым Курской земли как учёные исследователи или же любители-краеведы. К составлению такого словаря я предложил привлечь тех сотрудников музея, кто занимался историографией своей специальности. Моё предложение было принято и к октябрю того же 1996 г. я передал свою часть рукописи (до сотни персональных статей) в музей для компьютерного набора. Г.Ю. Стародубцев, А.В. Зорин (КГОМА), а также директор Льговского краеведческого музея С.А. Остроухов удачно дополнили эту мою работу несколькими авторскими статьями, внесли несколько дополнений в библиографию к нескольким из моих статей.

Первое издание настоящего словаря (под тем же названием, в книжной серии «История Курской области», как ее первый выпуск) было подготовлено под руководством Б.Д. Беспарточного в издательстве «Учитель» (Курского Института усовершенствования учителей) и увидело свет летом 1998 г. в издательстве Курского педагогического университета очень маленьким тиражом в несколько десятков экземпляров. Оно быстро разошлось — по обязательной рассылке в центральные и курские книгохранилища, среди некоторых заинтересованных читателей, в основном лично знакомых мне и моим соавторам по тому изданию. Между полной подготовкой рукописи первого издания к печати и его же выходом в свет прошло более двух лет. Так что ныне тексту первого издания сейчас исполняется десять лет. За всё это время у меня поднакопилось немало новой информации о многих персонажах курской историографии, упомянутых ниже. Кое-какие поправки и дополнения внесли в текст первого издания его официальные рецензенты и добровольные критики (всех их я поименно благодарю ниже). По этим причинам и решено было предпринять второе издание словаря. Оно увеличено более чем в два раза по числу персоналий, в нём исправлены многие опечатки и прямые ошибки, допущенные мной в первом издании. За эти огрехи первого издания я приношу извинения читателям.

Первое издание выпускалось мной в соавторстве с Г. Ю. Стародубцевым (Г. С.), А. В. Зориным (А. З.) и С. А. Остроуховым (С. О). Подготовленные ими самими или в соавторстве со мной (С. Щ.) статьи первого издания в настоящем издании сохранены в неизменном виде, дополнительно сверены с имеющимися у меня авторскими рукописями. В настоящем издании все статьи подписаны инициалами авторов, приведенными выше в скобках после их фамилий.

Продолжение моей работы над словарем стало возможным благодаря тому, что данный проект был поддержан Российским гуманитарным научным фондом, в рамках его регионального конкурса 2005–2006 гг. Курская область впервые присоединилась тогда к этому конкурсу РГНФ и среди первых шести проектов, получивших поддержку Фонда и Правительства Курской области, оказался и мой (№ 05-01-72105 а / Ц).

Высказываю искреннюю благодарность за ценные советы и сообщения по содержанию словаря курских историков следующим коллегам: А.Н. Акиньшину (Воронеж), С.Н. Алексееву (Москва), А.Н. Апалькову (Курск), В.А. Бердинских (Киров), И.Б. Бронштейну (Нью-Йорк), Е. В. Булочниковой (Москва), В.Ф. Бахмуту (Курск), В.М. Горюновой (С.–Петербург), В.В. и О.Н. Енуковым (Курск), А.В. Жуку (Омск), В.Б. Звагельскому (Сумы), А.В. Кашкину (Москва), В.П. Коваленко (Чернигов), В.Ю. Ковалю (Москва), А.Н. Курцеву (Курск), Н.Ю. Липкинг (Курск), А.Н. Макарскому (Курск), Ю.Ю. Моргунову (Москва), А.М. Обломскому (Москва), А.И. Пузиковой (Москва), И.М. Плаксину (Курск), А.И. Раздорскому (С.-Петербург), Л.М. Рянскому (Курск), В.И. Скляруку (Курск), А.Б. Супруненко (Полтава), Н.А. Тихомирову (Курск), И.Л. Тихонову (С.–Петербург), П.А. Трибунскому (Рязань), А.И. Филюшкину (С.-Петербург), Е.А. Шинакову (Брянск), О.А. Щегловой (С.–Петербург), А.А. Федину (Курск), М.В. Фролову (Москва), М.В. Цыбину (Воронеж), А.А. Чубуру (Брянск), А.С. Щавелёву (Москва); Л.А. Ясновской (Чернигов).

Особенно много ценных для словаря фактов (и поправок к тексту первого издания) сообщил мне Александр Александрович Формозов (Москва), в связи с чем я ему особенно признателен.

Справочники такого рода, как переиздаваемый мной словарь курских историков, обречены на всё новые уточнения и дополнения. Составитель будет рад получить такого рода сведения и критические замечания по адресу: 305041, Россия, г. Курск, ул. Сумская, д. 6. КГМУ. Кафедра философии. Сергею Павловичу Щавелёву. Служебный телефон: (471)-50-01-02.

* * *

О трудностях и привлекательности биографического жанра хорошо говорит следующий поэтический отрывок — своего рода эпиграф к работе над изданиями, подобным этому.

 «Читая книгу, биографию прославленную,
  И это (говорил я) зовётся у автора человеческой  жизнью? 
  Так, когда я умру, и моя будет описана жизнь?
  (Будто кто по-настоящему знает о жизни моей,
  Нет, зачастую мне кажется, я и сам ничего не 
  знаю о своей собственной жизни,
  Несколько слабых намёков, сбивчивых, разрозненных,
   еле заметных штрихов,
  Которые я пытаюсь найти для себя самого, чтобы вычертить здесь).
  Как будто ты, о хитрая Душа, плохо хранишь свой секрет». 
                        У. Уитмен. Читая книгу(32).
                        1 сентября 2006 гг.

ПРИМЕЧАНИЯ

*. Этим замечательным историкам и педагогам посвящён мой очерк к одному из юбилеев «истпеда»: Щавелёв С.П. Факультет разных вещей. Вспоминая истпед // Городские известия. 1997. 18 марта. № 33. С. 5. Эта заметка перепечатывается ниже, среди приложений к настоящему изданию. Выделенные в перечне курсивом имена отражены в нашем словаре статьями.

1. См. подробнее: Щавелёв С.П. Историческое познание и ценности практики // Наука глазами гуманитария / Отв. ред. В.А. Лекторский. М., 2005. С. 501–522.

2. См.: Щавелёв С.П. «Курескъ на Тускоре»: к вопросу о происхождении летописного города // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 2. Славянский средневековый город. М., 1997 (В соавторстве с Ю.Ю. Моргуновым); Его же. Имя города Курска: историко-археологические материалы к этимологии // Курские тетради. Курск и куряне глазами учёных. Тетрадь первая. Курск, 1997; Его же. Феодосий Печерский — курянин // Преподобный Феодосий Печерский. Жизнеописание. М. – Курск, 2002. С. 72–155, 173–182; илл.; Его же. Вятичи и «семцы» в контексте военно-политической деятельности Владимира Мономаха // Деснинские древности. Вып. 2. Брянск, 2002; Мстислав Лютый — основатель житийно-летописного города Курска (к вопросу о славянских, варяжских, касожских участниках сроительства Древнерусской державы) // Русь на перехрестi свiтiв (Мiжнароднi впливи на форування давньоруськоi держави) IX–XI ст. Матерiали Мiжнародного поьового археологiчного семiнару (Чернiгiв – Шестовиця, 20–23 липня 2006 г.). Чернiгiв, 2006; Его же. Курск. История города от Средневековья к Новому времени: X–XVII века. Курск, 1999. 292 с. («Курский край». Т. IV) (В соавторстве с А.В. Зориным, А.И. Раздорским); Его же. Курская тьма в составе Золотой Орды // Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII–XX вв. Тамбов, 2002; Его же. Курск в XIII–XVI вв.: между Ордой, Литвой и Москвой // Территория и население Центра России в X–XX вв. Воронеж, 2000; Его же. Курск в «Списке русских городов, дальних и ближних» // Межславянские связи и взаимодействия в Восточной Европе: история, проблемы, перспективы. Брянск, 2003.

3. См., если угодно, краеведческие, но добротные обзоры социально-политического развития Курщины от древних до новейших времён: Танков А.А. Историческая летопись Курского дворянства. Т. 1. М., 1913; Степанов В.Б. Наместники и губернаторы Курского края. 1779–1917. Курск, 2005. Аналогичные по временному охвату очерки советских вузовских историков носили преимущественно экономический характер, а отдельные оценки людей, живших на берегах Псла, были утрированы ими в односторонне-классовом духе.

4. См. об этом: Формозов А.А. Рассказы об учёных. Курск. 2004. С. 80–89 («Вокруг Каповой пещеры»).

5. Трепавлов В.В. [Рец. на кн.:] И.В. Зайцев. Астраханское ханство. М., 2004 // Отечественная история. 2006. № 2. С. 154.

6. См. новую работу: Серых Д.В. Всероссийские Археологические съезды как форма организации отечественной археологической науки. Автореф. дисс. … канд. ист. н. Ижевск, 2006.

7. См. аргументацию этого вывода: Щавелёв С.П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Вып. II. «Золотой век» губернского краеведения: 1860–1910-е годы. Курск, 1997.

8. См. увлекательную и новаторскую трилогию этого автора по русской гуманитарной историографии: Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма. Историографические очерки. М., 2004. 320 с.; Его же. Рассказы об учёных. Курск. 2004. 124 с.; Его же. Человек и наука. Из записей археолога. М., 2005. 224 с.

9. См. в этой связи соответствующие работы С.О. Шмидта и группы его последователей, которые рассматривают советское краеведение 1920-х гг. исключительно в голубом свете: Шмидт С.О. Краеведение в научной и общественной жизни России 1920-х годов // В его кн.: Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997; Его же. Краеведение и региональная история в современной России // Методология региональных исторических исследований. Материалы международного семинара. СПб., 2000; Симпозиум, посвящённый изучению источников по истории краеведения. М., Археографическая комиссия РАН, 2006.

10. См. его некролог: Российская археология. 2003. № 4.

11. См. о нём: Евгений Дмитриевич Петряев. Биобилиографический указатель. Изд. 2-е. Киров, 1993.

12. См. подробнее: Щавелёв С.П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Вып. 3. Советское краеведение в провинции: взлет и разгром (1920-е–1950-е гг.). Курск, 2002.

13. Чтобы не быть голословным процитирую экстракт служебной характеристики одного из курских «историков КПСС»: «Тов. Б. до прихода в Курский педагогический институт в течение 10 лет работал директором Глазовского, а затем Муромского педагогических техникумов. За время работы директором Глазовского техникума был награждён орденом «Знак Почёта». С должности директора Муромского техникума был освобождён как не обеспечивший руководство указанным учебным заведением. В 1961 г. был направлен Министерством просвещения РСФСР на работу в Курский педагогический институт на должность доцента кафедры истории КПСС. … Вначале исполнения своих педагогических обязанностей он испытывал серьёзные трудности в подготовке и чтении лекций для студентов. Эти трудности, видимо, были вызваны тем, что многолетняя деятельность на административных должностях не позволяла ему систематически работать над курсом лекций, следить за специальной литературой, углублять свои знания и расширять кругозор в сизбранной специальности. По этой причине в общении со студентами недоставало педагогического такта, доминировал административный тон. В стиле его практической работы преобладали указания, поучения, нежелание заниматься черновой работой. По своему характеру вспыльчив, неуравновешен, иногда допускает грубости по отношению к товарищам. … Ректор И. Климов. Секретарь партбюро В. Лотарев. 11. XI. 1964 г.» (Архив КГУ. Ф. 3707. Оп. 6 л. Д. 2538. Л. 14–15). Такой старт в высшей школе не помешал Б. защитить и кандидатскую («Воронежские большевики в борьбе за проведение в жизнь ленинского декрета о земле в 1917–1918 гг.», 1952), и докторскую («Борьба партийных организаций Российской Федерации за укрепление и развитие колхозного строя республики в условиях зрелого социализма (1965–1970 гг.)», 1980) диссертации; долгие годы заведовать кафедрой и профессорствовать на факультете, всё это время готовившем учителей истории; удостоиться панегирических очерков в мемориальных изданиях, подготовленных его некритичными младшими коллегами.

14. Обзор большей части этих изданий за 1990-е гг. см. в нескольких выпусках краеведческого альманаха «Отечество» (М., Профиздат).

15. См. об аналогичной участи других учреждений культуры: Новое литературное обозрение. № 74. 2005. № 4. Специальный выпуск. Институты нашей памяти: архивы и библиотеки в современной России. М.

16. См. всё те же 2 и 3 выпуски моих «Первокрывателей курских древностей». Тольк названных эпизодах речь идёт о «первограбителях» курской старины.

17. См. соответствующие факты в моём выступление на заседании редакционной коллегии и редакционного совета журнала Института археологии РАН: Незаконные раскопки и археологическое наследие России. Материалы круглого стола, проведенного редакцией и редколлегией журнала «Российская археология»» // Российская археология. 2002. № 4. С. 85–89.

18. См. статью, написанную главным хранителем Курского музея археологии А.В. Зориным в ответ на указанный предыдущим материал: Зорин А.В., Стародубцев Г.Ю., Шпилёв Г.А. // Российская археология. 2004. №

19. См.: Енуков В.В. Славяне до Рюриковичей. Курск, 2005.

20. Российская газета. 2006. 27 июля. № 162 (4128). С. 6.

21. Kavyrchine M. Russes et Mongols l’episode du basqaq de Kursk // Rev. Etud. Slaves. Paris, 1992. LXIV/4. P. 671–696.

22. См.: Курск. Краеведческий словарь-справочник / Гл. ред. Ю.А.Бугров. Курск, 1997 (Рецензии: Щавелёв С.П. Много у «Курска» достоинств. Но не о них разговор... // Городские известия. 1998. 17 октября. № 125. С. 4–5; Бочаров А.[Н.] Не умаляя главного // Городские известия. 1999. 16 января. № 5. С. 5); Большая курская энциклопедия / Гл. ред. Ю.А. Бугров. Т. 1. Кн. 1–3. Персоналии. Курск, 2004–2005.

23. См.: Стародубцев Г.Ю., Щавелёв С.П. Историки Курского края. Курск, 1998; Потапов В.В. Гидрометеослужба Курского края в лицах и событиях. Курск, 2003; Холодова Е.В. Зодчие Курского края XVII–XXI вв. Курск, 2003; Раздорский А.И. Князья, наместники и воеводы Курского края XI-XVIII вв. Курск, 2004; Его же. Архиереи Курского края XVII–XX вв. Курск, 2004; Степанов В.И. Наместники и губернаторы Курского края. 1779–1917 гг. Исторические портреты. Курск, 2005.

24. См. в первую очередь: Формозов А.А. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995.

25. См. рецензии на эти издания:

26. См.: Капинос С.В. Академик В.П. Волгин — выдающийся историк общественной мысли; Запорожская О.П. Н.А. Полевой — яркое явление в культурной жизни России XIX в. // Из истории культуры Курского края. Ч. 1. / Сост. А.Ю. Друговская. Курск, 1995.

27. См.: Загоровский В.П. История Воронежского края от А до Я. Воронеж 1982; Богуславский В.В. Тульские древности. Энциклопедический словарь-справочник. Тула, 1995; Тульский биографический словарь. В 2-х т. Тула 1996; Историко-культурная энциклопедия Самарского края. Персоналии. М. – Самара, 1995; Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири. В 4-х т. Новосибирск, 1994; и др. т.п.

28. Содержащаяся в распространённых справочниках вроде Брокгауза-Ефрона, института Гранат, «Советской исторической энциклопедии», энциклопедии «Отечественная история» (Т. 1. М., 1994; т. 2. М., 1996; т. 3. М., 2000), БСЭ, БРЭ, отраслевых энциклопедических словарях и т.п. изданиях.

29. См. перечень многих из них в обзоре: Манжосов А.Н. Историческая наука и краеведение (совместная работа учёных-историков г. Курска и областного краеведческого общества в конце XX в.) // Курский край. 2001. № 4 (18).

30. См., например: Герд А.С. К определению понятия «словарь» // Проблемы лексикографии. СПб., 1997. С. 106–112; Рейтблат А.И. Смотр литературным «кадрам»: современные русские писатели по алфавиту [Рец. на кн.:] Чупринин С. Новая Россия: мир литературы. Энциклопедический справочник. В 2-х тт. М., 2003; Огрызко В.В. Русские писатели: современная эпоха. Лексикон. Эскиз будущей энциклопедии. М., 2004 // Новое литературное обозрение. № 76 (2005. № 6). С. 357.

31. Марков Б.В. Светлое прошлое // Тугариновские чтения. Материалы научной сессии. СПб., 2000. С. 51–52.

32. Впервые читая сборник стихов У. Уитмена «Листья травы» в 1889 году, Л.Н. Толстой выделил это стихотворение, написав по его поводу в своём дневнике: «Биография писателя? Биограф знает писателя, описывает его! Да я сам не знаю себя, понятия не имею. Во всю длинную жизнь свою, только изредка кое-что из меня виделось мне» (Цит. по: Уитмэн У. Листья травы. Пер. К.И. Чуковского. Л., 1935. С. 225).